Эрвин Люцер - Крест Гитлера Страница 6

Ницше укрепил господствующее в Германии философское представление о том, что гений выше закона и что он не должен быть связан нравственными нормами обычных людей. Личные качества просто стали на пути более великих достоинств управления и власти. Сострадание делало государство слабым; необузданная власть делала государство сильным. И не кроткий, а беспощадный наследует землю. Сверхчеловек должен сокрушить заботливо соблюдаемые добродетели, и тогда он сможет править миром. Прислушайтесь еще раз к этим ужасающим словам, вышедшим из-под пера Ницше:

Сильные люди, повелители, снова обретают чистое сознание хищной бестии. Чудовища, исполненные веселия, они могут возвратиться после ужасных убийств, поджогов, насилия и пыток с той же радостью в своих сердцах... Для того чтобы судить нравственность правильно, она должна быть заменена двумя концепциями, позаимствованными из зоологии: приручение животных и выведение особых видов.9

Разве можно удивляться тому, что Гитлер был настолько очарован Ницше, что подарил экземпляр его трудов своему другу Бенито Муссолини? Гитлер часто навещал музей Ницше в Веймаре и позировал фотографам, с восторгом глядя на бюст этого великого человека. По мнению многих историков, Ницше, возможно, испытывал бы отвращение к произволу Гитлера, особенно к его антисемитизму. Возможно, так бы и было, однако Гитлер воспринимал Ницше как духовного брата и истолковывал его книги таким образом, чтобы они соответствовали его целям. Правильно или нет, но труды Ницше были использованы, как выразился один историк, «для того, чтобы дать волю всем силам ада». Гитлер воспринимал себя как сверхчеловека из философии Ницше. Он ликовал от того, что доктрина о Боге, которая всегда стояла на пути жестокости и обмана, теперь была устранена. Когда человек занял место Бога, сверхрасе Ницше, ведомой сверхчеловеком, был открыт путь к мировому господству.

Возможно, сейчас мы можем лучше понять причину появления концентрационных лагерей. Идеи имеют последствия, и представление о том, что Бог мертв, дало людям свободу действовать так, как им нравится. Отбросив Бога, человек мог беспрепятственно подняться и последовать за своей неограниченной жаждой власти.

Виктор Франкль, переживший Холокост, написал следующие резкие слова:

Газовые камеры Освенцима были конечным следствием теории, согласно которой человек — это не что иное, как продукт наследственности и воздействия окружающей среды, или, как любили говорить нацисты, — «крови и почвы». Я абсолютно убежден, что газовые камеры Освенцима, Треблинки и Майданека были изначально подготовлены не в каком-то министерстве или кем-то в Берлине, а, скорее, за рабочими столами и в лекционных аудиториях нигилистических ученых и философов.10

Некто сказал, что после смерти Бога в девятнадцатом веке, человек умер в двадцатом. Потому что, когда Бог мертв, человек становится диким животным.

Германия была (и все еще остается) рассадником либеральной учености, срывающим с христианства его уникальность. Влиятельный теолог по имени Людвиг Фейербах мог бы согласиться с современным движением «Нью Эйдж» в том, что доктрина о Боге должна быть более корректно истолкована как доктрина о человеке. Воплощение, по его словам, учит нас тому, что Личность, Которой поклонялись как Богу, теперь воспринимаема как человек. Человек больше не должен быть вторым в религии, он — первый. Согласно Фейербаху, то, что человек является Богом,— это наивысшая нравственность и поворотный момент мировой истории. Если Христос и был божественен, то только потому, что мы все являемся таковыми.

Немецкие ученые «демифологизировали» Новый Завет, чтобы лишить его вымыслов и таким образом обнаружить суть истины. Некоторые богословы открыто заявляли, что о чудесах Нового Завета следует забыть, а сконцентрировать внимание масс на чуде подъема Германии на позицию мирового лидерства. Неудивительно, что они были согласны спрятать крест Христа внутри свастики.

Вместе с очеловечиванием Бога началось обожествление человека. В Веймаре Гёте красноречиво доказывал, что человек должен занять место Бога как центр искусства, философии и истории. Дитя Просвещения, он полагал, что религия должна быть пересмотрена и построена таким образом, чтобы прославлять человека, а не Бога. Он, однако, не мог даже и предполагать, что, превознося человека, он открывал дверь необузданному злу. То, что Бухенвальд, один из нацистских концентрационных лагерей, находился всего лишь в шести милях от Веймара — центра Просвещения, — не историческая случайность. Как я уже упоминал, Гитлер испытывал извращенное наслаждение, воздвигая лагерь смерти возле города, который гордился своей терпимостью и человеческой славой.

Если, как выразился Франкль, печи Освенцима были подготовлены в лекционных аудиториях Европы, то мы можем также сказать, что эти печи разжигались либеральной ученостью, прославлявшей человека и заявлявшей о неуместности Бога. Подобные доктрины подорвали способность церкви противостоять зверствам Третьего Рейха. Заменив человеческими идеями откровение Божие, Третий Рейх изменил понимание креста Христова, дабы обеспечить успех язычеству.

Германия была сильно уязвлена своим поражением и унижением после Первой мировой войны. Во всех крупных городах бушевал политический хаос. В Мюнхене коммунистическая партия, вдохновленная успешной революцией в России, в 1918 году попыталась захватить власть. Создавались как левые, так и правые политические организации. Из-за восстаний и социальной нестабильности в Берлине Парламент был вынужден оставить Рейхстаг и переехать в Национальный театр в Веймаре, чтобы сформировать новое правительство на основании демократических принципов и идеалов.

Таким образом 9 ноября 1918 года была провозглашена Республика. Через шесть месяцев обсуждений была принята конституция, которая (по крайней мере на бумаге) выглядела способной принести устойчивую демократию. Она вместила в себя идеи, заимствованные из Англии, Франции и Соединенных Штатов. Правителем стал народ, и конституция заявляла, что «все немцы равны перед законом». На Рейхстаге была выгравирована фраза «Немецкому народу», которую там можно увидеть и сегодня.

Попытка установления демократии могла бы быть успешной, если бы не Версальский договор, составленный Антантой. Согласно ему Эльзас и Лотарингия были возвращены Франции, а территории, завоеванные Бисмарком,— Бельгии, Дании и Польше. Вдобавок ко всему, Германия должна была выплатить военные компенсации в размере 132 миллиардов марок (что составляло около 33 миллиардов долларов) — сумму, которую выплатить было невозможно.

Этот договор фактически обезоружил Германию. Он ограничил армию до ста тысяч человек и запретил ей иметь танки или самолеты. Военно-морской флот был уменьшен до чисто символического размера. Кроме того, как завершающий акт унижения, Германия должна была согласиться взять на себя ответственность за начало войны, и договор требовал, чтобы кайзер Вильгельм II был выдан Антанте вместе с восемьюстами других военных преступников.

Британия предупредила, что если Германия не подпишет договор, она начнет блокаду и, по существу, заморит немцев голодом. Антанта требовала от Германии незамедлительного ответа — крайним сроком при этом было названо 24 июня 1919 года.

В конце концов, с согласия временного лидера Республики фельдмаршала фон Гинденбурга и с одобрения Национальной Ассамблеи договор был утвержден. Четыре дня спустя он был подписан в Зеркальном зале Версальского дворца — том самом месте, где было положено впечатляющее начало Второго Рейха коронацией кайзера Вильгельма I в 1871 году. Германия не только проиграла войну — она также потеряла свое достоинство.

Республику, несмотря на все ее благие намерения, теперь укоряли за соглашение с несправедливыми условиями договора и последовавший экономический кризис. Курс немецкой марки, которая в одно время оценивалась к доллару в отношении четыре к одному, упал до 75 марок за доллар, а затем — до 400 марок за доллар. К 1923 году курс упал до 7000 марок за доллар. Когда Германия не смогла выполнить свои обязательства по выплатам военных компенсаций, президент Франции приказал своим отрядам оккупировать область Рура. Таким образом, промышленный центр Германии был отрезан от остальной страны.

Этот акт привел к окончательному удушью задыхающейся немецкой экономики. Сразу же после акции Франции в январе 1923 года курс марки упал до 18 000 за доллар, а к ноябрю составлял 4 миллиарда марок за доллар. Фактически, марки не стало.