Александр Балыбердин - Эхо Bookового леса. Роман-надежда Страница 6

В конце аудитории, там, где стояли студенты, которым не хватило места в зале, доктор Рескиер заметил человека, выделявшегося не только возрастом – ему было за пятьдесят, но и внешним видом. Несмотря на седину в волосах, незнакомец выглядел необычайно молодо и был одет в крупной вязки свитер, совершенно неуместный в этот жаркий летний день. «Интересно, кто его пригласил?» – подумал Рескиер, а вслух повторил:

– С кем имею честь?

– Можете называть меня… доктором Ангеляром.

– Вы ученый?

– Ученый? – переспросил гость и улыбнулся. – Скорее, врач.

– И что Вы лечите?

– Душу.

На этот раз ответ незнакомца заставил улыбнуться доктора Рескиера.

– Психиатр?

– В каком-то смысле, – ответил незнакомец и добавил. – Я тот, кто приносит вести.

– Почтальон?

– Если Вам угодно, – гость по-прежнему был невозмутим.

– И что делает почтальон на защите дипломной работы? – Рескиер был явно доволен своим вопросом.

– Полагаю, что и остальные – слушаю, думаю, задаю вопросы. Насколько мне известно, Устав университета этого не запрещает. Не так ли, господин председатель?

Уверенный тон и манеры, которых держался непрошенный гость, заставили доктора Рексиера сбавить пыл. «А что, если этот месье Ангеляр никакой не врач и не почтальон, а очередной столичный гость? Из тех, что в эти дни буквально наводнили Реймс. Быть может из самого Министерства пропаганды?», – думал он и корил себя за то, что не заметил гостя раньше. От волнения запершило в горле. Доктор сделал глоток воды, откашлялся и, пытаясь не выдать волнения, произнес:

– Месье Ангеляр, Вы абсолютно правы. Устав Университета поощряет научную дискуссию. О чём бы Вы хотели спросить докладчика?

Гость учтиво поблагодарил председателя комиссии легким наклоном головы и обратился к Софи:

– Мадемуазель Персон! Если я правильно Вас понял, Вы утверждаете, что раз в двадцать пять лет история делает крутой поворот лишь потому, что поколение «детей» осуждает своих «отцов» и пытается «идти своим путем», а спустя четверть века всё повторяется снова. Так сказать, опять двадцать пять!

По аудитории прокатился легкий смех. Однако на этот раз он звучал одобрительно. Шутка незнакомца явно пришлась по душе. Но доктор Рескиер был по-прежнему серьезен, пытаясь понять, какой подвох кроется в словах незваного гостя.

– Что же Вы молчите, госпожа Персон? Я правильно понял основную мысль Вашего доклада? – переспросил гость и, сделал шаг вперед, благодаря чему теперь был хорошо виден всем собравшимся.

Софи кивнула головой.

– Однако из этого можно заключить … – незнакомец старался говорить не спеша, взвешивая каждое слово, – … что, какие бы мысли и идеи не бросала власть в народ, спустя четверть века все они и сама эта власть окажутся на свалке истории. Из чего следует, что бы сегодня не произошло в этом городе, через двадцать пять лет или около того граждане Империи снова будут строить храмы и ходить крестными ходами.

– Ну, загнул! – раздалось с последних рядов. По аудитории прокатился гул голосов, который отчасти заглушил последние слова гостя, но Софи всё же смогла услышать, как задумчиво, словно для нее одной, гость произнес:

– Вот только будет ли это проявлением любви к Богу или просто очередным отрицанием веры и жизни «отцов», судить не берусь.

– На Вашем месте я бы вызвал полицию, – шёпотом произнёс кто-то из членов комиссии, но доктор Рескиер, в пылу дискуссии зашёл уже слишком далеко.

– Ну, это ещё нужно доказать!

– Абсолютно согласен! – ещё более громко и весело воскликнул месье Ангеляр. – Как и с тем, что проверить гипотезу мадемуазель Персон можно только одним способом.

– Каким? – прозвучало с галерки.

– Дожить и убедиться во всём самому. Проверить теорию практикой. Что может быть убедительней? Не правда ли, Софи?

Гость бросил взгляд на девушку и, сделав шаг назад, растворился среди стоявших рядом людей. Как будто не было ни его, ни затеянного им разговора.

Глава 7. Тот самый день

На счастье, дискуссия, случившаяся во время защиты дипломной работы, на оценку не повлияла. Комиссия не только высоко оценила диплом, но и рекомендовала Софи продолжить обучение в аспирантуре, о чём вчера она могла только мечтать. И вот мечта стала явью!

В обществе, где буквы значили больше, чем шахты и рудники, гектары земли и нефтяные скважины, это открывало блестящие перспективы, обещало успех и благополучие. Неслучайно почти все юноши и девушки в Империи стремились получить высшее образование. Не столько ради знаний, сколько ради карьеры, хорошей должности и зарплаты, возможности ощутить причастность к элите общества или, проще говоря, стать начальником.

Конкуренция была нешуточной. Поскольку абсолютное большинство детей в возрасте шести лет Империя разлучала с родителями, рассчитывать на их протекцию не приходилось. Оставалось пробиваться самому, надеяться, что тебя заметят, и стараться не упустить свой шанс. В свете этого, Софи, конечно, не могла не оценить сделанное ей предложение. Впрочем, тому была и другая причина. И вот какая.

София Персон любила науку. Сколько она себя помнила, ей нравилось узнавать новое, наблюдать и задавать вопросы. Благодаря чему, она немало удивила директрису Эдинбургского колледжа, когда на вопрос «Девочка, что ты любишь делать больше всего?» ответила: «Думать». В другой раз пришлось удивиться заведующей библиотекой, когда Софи попросила выдать ей не привычную цифровую, а печатную книгу. Когда-то такие книги были в их доме, и Софи не раз забиралась с ногами на диван, чтобы, сидя рядом с мамой, полистать одну из них и почувствовать запах типографской краски, времени и новых, удивительных открытий. Но в колледже, где училась Софи, печатных книг не было. Поскольку, как объяснила заведующая, «в них были ошибки, а детям следует учиться по правильным книгам». «Но ведь это так интересно – находить в старых книгах ошибки и исправлять их!» – попыталась возразить девочка. На что добрая женщина ответила: «Вот вырастешь, станешь ученой и тогда сама всё поймешь».

Так, много лет назад, София Персон обрела мечту, и теперь мечта начинала сбываться. Если прежде, работая над дипломом, Софи могла пользоваться только электронными изданиями категории «Аll» – общего доступа, то аспирантам разрешалось заглянуть в фонды «Print» и «Write» – печатной и рукописной книги, а, в перспективе, получить доступ к бездонным архивам Империи, помеченных сотнями других букв и доступных только «избранным учёным». Но до этого было ещё так далеко!

Пока же окрылённая открывшимися перспективами Софи шла по главному корпуса университета и, проходя мимо ректората, услышала, как её окрикнул знакомый голос. Это был декан факультета доктор Рэббит.

– Поздравляю, мадемуазель Персон! А я, признаться, в Вас сомневался. Да! Сомневался! Но, как оказалось, напрасно. Вы справились отлично. Просто отлично! – приговаривал Рэббит, пожимая девушке руку, пока та пыталась вспомнить, присутствовал ли декан на защите диплома. Но тут Рэббит произнес фразу, по которой Софи поняла, что он говорит о чем-то другом:

– Убедительно, весьма убедительно! Особенно про «тяжелую серую глыбу, нависшую над городом». Поздравляю! – Рэббит наклонился к девушке и почти одними губами прошептал. – Оказаться в такой момент полезным Империи – это дорогого стоит! – и скрылся за поворотом, оставив Софи один на один с фразой, которая показалась девушке знакомой, но почему, вспомнить она не могла. Пока эти же слова не прозвучали с огромного экрана, установленного в фойе Университета. Причём из уст самой Софи.

Сначала на экране появились кадры с оцепленной военными площади перед Реймским собором, а затем лицо Софи, которая предлагала разрушить этот храм, нависший над городом огромной серой глыбой, и построить на его месте детскую площадку. Слова звучали эмоционально, но рассудительно. Поэтому складывалось впечатление, что девушка верит в то, что говорит, и готова, не откладывая, прямо сейчас осуществить задуманное. Словно не безымянные солдаты, а сама Софи все эти дни методично закладывала взрывчатку в стены собора.

Следом выступали и другие ораторы, но их выступлений девушка уже не слышала. Настолько она была потрясена. Первым желанием Софи было закричать, что это неправда, и, на самом деле, ничего такого она не говорила. Точнее, говорила, но… совсем о другом. Только кто сейчас в это поверит? Тем более что кроме неё и режиссера в студии никого не было. Интересно, есть и кто-то в ней сейчас?

Студия находилась этажом ниже. Софи слетела по лестнице и с силой толкнула тяжелую дверь, но та не подалась. Студия была закрыта. Девушка снова поднялась в фойе, выскользнула из Университета и быстрыми шагами, словно её кто-то преследовал, направилась в центр города, к собору, чтобы у его стен прокричать правду об этом жутком и подлом обмане, а там будь, что будет!