Джордж Макдональд - Донал Грант Страница 6

Прочитав эти строки, он повернулся к своему слушателю, но тот почти не уловил их смысла и совершенно не понял их духа. Он не выносил ни малейшего намёка на бунт против власти со стороны всякого, кто был ниже его по положению, но при этом презирал мысль о том, чтобы покорно претерпевать гонения и покоряться им.

— Ну, и что Вы думаете, сэр? — спросил Донал.

— Сущая чепуха! — отрезал тот. — Что сталось бы с Шотландией, если бы не сопротивление?

— Но ведь сопротивляться тоже можно по–разному! — возразил Донал. — Ведь Господу тоже приходилось терпеть зло. Не знаю насчёт Шотландии, но мне кажется, что в мире было бы гораздо больше христиан — и они сами были бы гораздо лучше! — если бы те, кто называет себя верующими в Бога, сопротивлялись, как это описано здесь! Он, по крайней мере, всегда поступал именно так.

— Вы имеете в виду Шелли?

— Нет, не Шелли. Я имею в виду Христа. Но ведь духом Шелли был гораздо ближе к истине, чем те, кто заставили его презирать само имя христианской веры, хотя по существу он так и не узнал, в чём она заключается. Ничего, Бог рассудит каждого по справедливости.

— Вот что, юноша, — заговорил священник, пытаясь придать своему голосу особую серьёзность и вескость. — Я просто обязан предупредить вас о том, что вы находитесь в противлении Богу. А Он не потерпит, чтобы над Ним смеялись! Желаю вам всего наилучшего!

Донал присел возле дороги, чтобы священник мог уйти далеко вперёд, снова взялся за книжку — этакое потрёпанное воплощение духа Шелли — и ещё немного с нею побеседовал. Он ещё яснее увидел, как сильно ошибался поэт в своих представлениях о христианстве и как разительно отличались те, кто внушил ему эти представления, от евангелистов и апостолов. Донал увидел в нём вольную мальчишескую душу, рвущуюся к свободе, но мало понимающую, что такое свобода на самом деле. Шелли ничего не знал о главном законе подлинной свободы: по–настоящему человек свободен лишь тогда, когда живёт в единстве с той Волей, которая сама желает освободить нас.

Священник давным–давно скрылся из виду. Донал поднялся и отправился дальше. Вскоре он добрался до мостика через реку, перешёл его и зашагал вдоль возделанного поля, такой же бодрый и свежий, как и утром. Он был пилигримом и странником на пути к своему предназначению, дарованному ему свыше.

Глава 3

Вересковая пустошь

Начало смеркаться, и изрядно уставший Донал начал подыскивать себе место для ночлега. Но до темноты было ещё далеко, и воздух был совсем тёплый. Дорога уже давно плавно шла в гору, и через какое–то время Донал очутился на краю голой вересковой пустоши. Вереск ещё не зацвёл, но папоротника вокруг было предостаточно. Вот это и будет его спальней, просторной и душистой! Можно ли придумать постель мягче Божьего вереска и покрывало лучше Божьей ночи, высокой, усеянной звёздами и спускающейся на землю мягкими сумрачными завесами? Разве не в этой же самой спальне Иакову привиделась величественная лестница, ведущая в Небесным вратам? [5] Разве не под этой самой крышей Иисус провёл Свои последние ночи на земле? Он не стал искать покоя и утешения в человеческих жилищах, но пошёл прямо к Отцу, под Его просторную крышу. Он искал убежища не в маленьких и тесных комнатках, но в широких и открытых покоях под сводом Отцовских небес. Люди укрываются от врагов за толстыми стенами, но Господь наш стремился к свободе и широким просторам. Ангелам тоже легче приходить и уходить там, где нет крыш, под которыми копится человеческое недоверие. И всякий раз, когда мы слышим о появлении ангела, где и кому он является? Обычно он появляется в каком–нибудь глухом, отдалённом местечке, и видят его одинокие дети.

Донал шёл по пустоши до тех пор, пока окончательно не выбился из сил и отдых не начал казаться ему неземным блаженством. Он свернул с каменистой дороги в заросли вереска и папоротника и вскоре заметил небольшую сухую ложбинку, так густо поросшую вереском, что при виде её сразу вспомнил свою постель в отцовском доме. Это было как раз то, что нужно. Вытащив нож, Донал нарезал побольше папоротника, настелил его поверх вересковых побегов, забрался под зелёное травяное покрывало, высунул наружу голову, чтобы видеть над собой небо, и, положив под голову мешок, крепко заснул.

Когда он открыл глаза, в его памяти не осталось ни малейшей тени ночных сновидений, так что он не знал, снилось ему что–нибудь или нет. Он проснулся с такой ясной головой и почувствовал такую неожиданную бодрость, как будто накануне, подобно Иакову, заснул у подножья лестницы, ведущей в Небеса. Вокруг носился лёгкий ветерок, словно сотканный из неоформившихся мыслей, и с каждым вздохом Доналу казалось, что Бог заново вдувает в него дыхание жизни. Кто знает, что это за странная штука — воздух? Мы знаем, из чего он состоит, но никто не может сказать, что это такое на самом деле.

Солнце весело смеялось над горделивым чванством угрюмой тьмы, которой до поры до времени пришлось посторониться, и весь мир казался довольным и спокойным. Донал чувствовал себя таким посвежевшим, как будто всю ночь сон омывал его изнутри, а ветер снаружи. Сердце его было преисполнено мирной радости, которой нельзя было не поделиться. Но вокруг не было ни души, и Донал снова отправился в путь.

Вскоре он увидел низкую лощину, посередине которой красовался домик, сложенный из кусков дёрна. Из трубы курился дымок; хозяева явно проснулись. Донал порадовался, что не заметил домик накануне вечером, а то, скорее всего, упустил бы удовольствие ночлега под открытым небом.

Неподалёку стояла девочка в голубом платье. Увидев незнакомца, она тут же скрылась. Донал спустился в лощину и подошёл поближе. Дверь домика была открыта нараспашку, и Донал невольно увидел его обитателей.

Посередине комнаты стоял стол, за которым, подпирая голову рукой, сидел мужчина. Лица его видно не было. Доналу показалось, что он ждёт, пока ему принесут Библию. Так бывало сидел его отец, дожидаясь, пока мама снимет с полки драгоценную книгу. Донал шагнул через порог и в простоте сердца сказал:

— Вы, наверное, собираетесь помолиться?

— Ну уж нет, — возразил хозяин, подымая голову и окидывая гостя быстрым, неприветливым взглядом. — У нас набожных не водится. А что до молитвы, то пусть молятся те, кому есть за что благодарить Провидение.

— Простите, видно, я ошибся, — ответил Донал. — Мне показалось, что вы как раз собирались поздороваться со своим Создателем, и я подумал, не помолиться ли мне с вами. Потому что мне как раз есть за что сказать Ему спасибо. Да и бывают ли на земле какие блага, которых мы не получили бы из Его руки?.. Ну что ж, прощайте!

— Если хотите, оставайтесь, позавтракайте с нами.

— Нет, нет, спасибо. А то вы ещё подумаете, что я пришёл не на молитву, а на запах тёплой каши! Уж больно не хочется, чтобы вы посчитали меня за лицемера. Хотя будь я и вправду лицемером, мне бы, наверное, всё равно не хотелось, чтобы вы плохо обо мне думали.

— Ну тогда, может, сами присядете, помолитесь да прочтёте нам Писание?

— Как же я могу молиться, если на самом деле вам этого вовсе не хочется? Нет уж, я лучше пойду себе дальше, а потом где–нибудь присяду и помолюсь в одиночку.

Но жена хозяина была по–своему благочестивой женщиной (да и разве бывает благочестие на чужой манер?) Она сняла Библию с полки, подошла и молча положила её на стол. До сих пор Донал ни разу не молился вслух (разве только украдкой, вполголоса, где–нибудь на пастбище или на горе), но после такого приглашения не смог отказаться. Он прочёл псалом, в котором отчаяние под конец сменялось надеждой, и заговорил:

— Друзья, я ещё слишком молод и до сих пор не осмеливался ничего такого говорить, но сегодня мне есть, что сказать, и, коли вы позволите, я скажу, что лежит у меня на сердце. Почему–то мне кажется, что вы сегодня приуныли или, может, отчаялись, как царь Давид в этом самом псалме. Для него день тоже начался хмуро и угрюмо, но ведь потом всё переменилось. Что бы ни случилось, в конце концов всегда выглядывает солнце, и птицы снова начинают распевать, уговаривая матушку Природу не горевать и улыбнуться. И как вы думаете, отчего наш Давид встрепенулся и утешился? Оттого, что вспомнил о Том, Кто сотворил его и заботился о нём так, что готов был Сам пострадать, только бы избавить святого Своего от зла. Давайте же преклоним колени и предадим Ему наши души. Ведь Он — наш верный Создатель и сделает всё, что обещал Своим детям!

Они вместе встали на колени, и Донал начал молиться:

— Господи, Отец наш и Спаситель, вот он день, который Ты послал нам, такой солнечный и чудесный! Мы благословляем Тебя за то, что Ты даровал его нам. Но Отче, ещё больше, чем солнце, нам нужен другой свет — тот, что сияет в самой кромешной мгле. Пусть Твоя заря взойдёт сегодня у нас в душах, а иначе и ясный день будет нам не в радость. Господи, сильный и славный, даруй слово покоя и мудрости всем Своим пастырям, что ищут сейчас заблудших овец. Пусть они не возвращаются к Тебе, пока не приведут с собой этих бедняжек! Господи, сохрани нас от всякого зла и веди нас ко всякому благу. Вот и вся наша молитва. Аминь.