Фома Аквинский - Сумма теологии. Том VI Страница 60

Ответ на возражение 1. Относительно этого у нас имеются мнения Иеронима и Августина, и эти мнения разнятся. Так, Иероним[183] различал два временных периода. Первый предшествовал страстям Христовым, и в это время обряды не были ни мертвы, поскольку они были обязательны и определенным образом искупали [грехи], ни губительны, поскольку в их соблюдении не было ничего греховного. Но сразу же после страстей Христовых они стали не только мертвы, поскольку более не были ни обязательными, ни искупительными, но и губительны, поскольку их соблюдение стало смертным грехом. Поэтому он утверждал, что после страстей апостолы никогда не соблюдали законные обряды как именно обряды, но только сохраняли их [внешнюю] видимость, чтобы, так сказать, не возмущать евреев и этим не препятствовать их обращению [в христианство]. Эту видимость, однако, должно понимать не так, как если бы они не исполняли всех предписанных действий, а так, что они исполняли их без помышления о том, чтобы соблюдать обряды Закона (как если бы человек обрезал крайнюю плоть в целях гигиены, а не ради соблюдения предписанного Законом обрезания).

Но предположение о том, что апостолы, желая избежать возмущений, скрывали от людей то, что имело прямое отношение к истине и учению, и что они прибегали к уловкам в вопросах, связанных со спасением верных, представляется недолжным. Поэтому Августин был, пожалуй, ближе к истине, когда различал три разных временных периода[184]. Первым было то время, которое предшествовало страстям Христовым, в течение которого законные обряды не были ни губительны, ни мертвы. Второй период начался после обнародования Евангелия, и в этот период законные обряды равно губительны и мертвы. Но был ещё и третий, промежуточный период, а именно период между страстями Христа и обнародованием Евангелия, во время которого законные обряды были мертвы, поскольку они уже не были ни обязательными, ни искупительными, но не были губительны, поскольку их соблюдение было законным для обращаемых в христианство евреев в тех случаях, когда они сохраняли доверие к ним как необходимым для спасения (как если бы вера в Христа не могла искупать без предписанных Законом соблюдений). С другой стороны, для обращаемых в христианство язычников не было никаких оснований для их соблюдения. Поэтому Павел обрезал рожденного от матери-еврейки Тимофея и не пожелал обрезать язычника Тита.

Что же касается причины, по которой Святой Дух пожелал, чтобы обращаемые [в христианство] евреи не были сразу же отстранены от соблюдения законных обрядов, в то время как обращаемым язычникам запрещалось соблюдать языческие обряды, то её надлежит усматривать в том, что этим указывалось на различие между этими обрядами. В самом деле, языческие обряды с самого начала рассматривались как абсолютно незаконные и запрещенные Богом, тогда как законные обряды были установлены Богом для предвозвещения Христа и утратили свое значение только послей страстей Христовых.

Ответ на возражение 2. Согласно Иерониму Петр стал устраняться от язычников потому, что хотел избежать возмущения евреев, апостолом которых он был. Поэтому в его действиях не было никакого греха. Павел же, со своей стороны, лишь для видимости обвинил его в этом потому, что хотел избежать возмущения язычников, апостолом которых был он. Однако Августин отвергает подобное толкование, поскольку в каноническом Писании, в котором не может быть ничего ложного, Павел прямо говорит, что Петр должен был быть «подвергнут нареканию» (Гал. 2:11). Следовательно, истинным является то, что Петр заблуждался, а Павел обвинил его отнюдь не для видимости. Другое дело, чтоПетр, соблюдая в то время законные обряды, не грешил, поскольку для него, как для обращенного еврея, они были законны. Однако он, не желая возмущать евреев, согрешил чрезмерной скрупулезностью в соблюдении законных обрядов, в результате чего были возмущены язычники.

Ответ на возражение 3. Иные считали, что эти запрещения апостолов должно понимать не буквально, а духовно, а именно, что запрещение крови означало запрещение убийства, запрещение удавленины – запрещение насилия и грабежа, запрещение идоложертвенного – запрещение идолопоклонства, в то время как блуд был запрещен как само по себе зло. Действительно, подобное мнение можно встретить в некоторых глоссах, толкующих эти запрещения в мистическом смысле. Однако коль скоро убийство и грабеж полагались нарушением [не только еврейского, но] и языческого закона, то не было никакой необходимости сообщать об этом в виде отдельной заповеди тем, кто был обращен из язычества к Христу. Поэтому другие утверждали, что перечисленная пища была запрещена буквально, но не для того, чтобы сохранить соблюдение законных обрядов, а для предотвращения чревоугодия. Так, Иероним в своем комментарии на [книгу пророка] Иезекииля ["Никакой мертвечины и ничего, растерзанного зверьем… не должны есть священники» (Иез. 44:31)] говорит: «Он осуждает тех священников, которые нарушали эти предписания из-за своей ненасытности».

Но так как некоторые виды пищи вкуснее приведенных и куда больше способствуют чревоугодию, то в указанном смысле нет никаких оснований запрещать именно их, а не какие-либо другие.

Поэтому нам надлежит следовать третьему мнению, согласно которому эти виды пищи были запрещены буквально, но не ради соблюдения законных обрядов, а дабы сблизить проживавших бок о бок язычников и евреев. В самом деле, кровь и удавленные животные были отвратительны евреям в силу древних обычаев, а если бы язычники стали есть предложенную идолам пищу то евреи могли бы заподозрить их в возврате к идолопоклонству Поэтому все подобное было запрещено на тот период времени, в течение которого язычники и евреи должны были соединиться [в вере Христовой]. Но по истечении этого времени вышеуказанная причина исчезла, а вместе с нею исчезло и следствие, и тогда народам была возвещена истина Евангелия, в котором Господь сказал, что «не то, что входит в уста, оскверняет человека» (Мф. 15:11); и еще, что «ничто – не предосудительно, если принимается с благодарением» (1 Тим. 4:4). Что же касается блуда, то он был особо запрещен потому, что язычники не считали его грехом.

Вопрос 104. О судебных предписаниях

Теперь подошла очередь рассмотрения судебных предписаний: Во-первых, как таковых; во-вторых, их причин.

Под первым заглавием будет исследовано четыре пункта: 1) что понимается под судебными предписаниями: 2) являются ли они метафорическими; 3) об их продолжительности; 4) об их разделении.

Раздел 1. ЯВЛЯЛИСЬ ЛИ СУДЕБНЫЕ ПРЕДПИСАНИЯ ТЕМ, ЧТО ОПРЕДЕЛЯЕТ ЧЕЛОВЕКА В ЕГО ОТНОШЕНИЯХ С БЛИЖНИМ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что судебные предписания не были тем, что определяет человека в его отношениях с ближним. В самом деле, судебные предписания получили свое название от «судить». Но существует немало такого, что определяет человека в его отношениях с ближним, о чем невозможно судить. Следовательно, судебные предписания не были тем, что определяет человека в его отношениях с ближним.

Возражение 2. Далее, судебные предписания, как уже было сказано (99, 4), отличаются от моральных предписаний. Но существует немало моральных предписаний, которые определяют человека в его отношениях с ближним, о чем свидетельствуют семь заповедей второй скрижали. Следовательно, судебные предписания названы так не потому, что они определяют человека в его отношениях с ближним.

Возражение 3. Далее, ранее уже было сказано (99, 4; 101, 1), что как обрядовые предписания относятся к Богу, точно так же судебные предписания относятся к ближнему Но среди обрядовых предписаний есть и такие, которые относятся непосредственно к человеку, например соблюдения в вопросах пищи и одежды, о которых было говорено выше (102, 6). Следовательно, судебные предписания названы так не потому, что они определяют человека в его отношениях с ближним.

Этому противоречит следующее: при перечислении дел человека доброго и праведного упоминается о том, что он «суд человеку с человеком производит правильный» (Иез. 18:8). Но судебные предписания получили свое название от «судить». Поэтому похоже на то, что судебные предписания были именно тем, что определяет отношения между человеком и человеком.

Отвечаю: как это явствует из уже сказанного (95, 2; 99, 4), в любом законе есть предписания, которые черпают свою обязывающую силу непосредственно из распоряжения разума, поскольку естественный разум отдает распоряжения относительно того, что должно исполнять и чего должно избегать. Они называются «моральными» предписаниями, поскольку человеческая мораль основывается на разуме. В то же время есть и другие предписания, которые черпают свою обязывающую силу не непосредственно из самого распоряжения разума (поскольку сами по себе не подразумевают чего-либо непременно должного или недолжного), а из некоторого установления, божественного или человеческого, и таковыми являются некоторые определения моральных предписаний. Поэтому когда моральные предписания учреждены божественным установлением в том, что касается подчинения человека Богу, они называются «обрядовыми» предписаниями, а когда в том, что касается отношений человека с другими людьми, они называются «судебными» предписаниями. Следовательно, судебным предписаниям присуще соблюдение двух условий, а именно, что они, во-первых, касаются отношений человека с другими людьми, и, во-вторых, что они черпают свою обязывающую силу не только из разума, но и из действенности своего установления.