Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 9) Страница 69

Обратимся к Свято-Духовскому монастырю и братству, на которых столько нападали. Это братство стояло во главе всех православных братств и было самое сильное, ревностное и энергическое, как свидетельствует история его борьбы с Потеем и Рутским. Оно не только отражало все их нападения, но само вызывало их на суд, слало свои жалобы, просьбы, послов на каждый сеймик и сейм, к разным важным лицам и не щадило никаких издержек, которые необходимы были при всех такого рода сношениях и для успеха в тогдашних судебных процессах. Оно не только отстояло свои прежние домы и грунты с церковию и монастырем, но приобретало еще новые. Один из членов братства, князь Богдан Матвеевич Огинский, в 1616 г. купил в Вильне два дома, дементиевский и афанасовский, прилегавшие к грунтам Свято-Духовской церкви, и подарил эти домы с их плацами и прочими строениями своему братству на вечные времена. Братство на свои собственные средства содержало церковь, монастырь, школу и бурсу для бедных учеников, а в 1617 г. соорудило новый каменный школьный дом. Дом этот, как писало тогда само братство к Львовскому братству, разделен был на пять училищ (классов): в трех читалась латинская наука иноверными немцами, скудости ради своих; в четвертом русская, в пятом - славянская и греческая. Братство желало иметь во всех классах своих православных учителей, старалось отыскивать их и, между прочим, обратилось к Львовскому братству с просьбою, чтобы оно, если знает таких мужей, прислало их в Вильну ради общей пользы. "В настоящие тяжкие для нас времена, - говорило Виленское братство, - все мы единодушно должны заботиться, как бы нам удовлетворить учеными мужами на первых порах хоть одно место, чтобы они, трудясь как сыны, а не как наемники для своей матери Церкви, приготовили нам искусных иереев не только для городов, но и для весей".

Основателем общежития в Свято-Духовом монастыре по чину святого Василия Великого и первым архимандритом был Леонтий Карпович. Он был сын православного священника, происходил из шляхетской фамилии Карповичей, которые издавна считались обывателями и помещиками в Пинском повете. Родился около 1580 г. и наречен при крещении Логгином. В первый раз упоминается в январе 1609 г., но упоминается еще как лицо светское: в числе послов, ехавших тогда из Вильны от православного духовенства и мирян на варшавский сейм, чтобы противодействовать униатскому митрополиту Потею, находился и "пан Логгин Карпович". Во второй раз упоминается в мае 1610 г. как "корректор" книг, издававшихся братиями виленского Свято-Духовского монастыря: теперь, вероятно, он уже состоял в числе этих братий и вводил между ними общежитие, так как в 1611 г. виленский Свято-Духовский монастырь был уже несомненно общежительным. В мае 1610 г. король, как мы видели в своем месте, по доносу врагов православия, будто в Свято-Духовской типографии печатаются пасквили против правительства, приказал типографию закрыть, книги в ней сжечь, а корректора Логтина Карповича, особенно если он не шляхтич, посадить на ратушу или в тюрьму впредь до распоряжения. Дворяне Пинского повета представили королю свидетельство, что Карпович по своему происхождению действительно шляхтич их повета, но свидетельство не помогло. Карпович был взят в темницу и заключен в оковы, а ему было тогда около тридцати лет, и от природы он был слабого сложения. Его волочили по разным судам, переводили из одной темницы в другую, и он везде непоколебимо отстаивал права православия и православных в Литве. Два года продолжались эти неповинные страдания, на теле Карповича от тяжких оков образовались язвы, следы которых заметны были даже после его смерти. Когда наконец он был отпущен и воротился к своим, то воротился окруженный славою доблестного исповедника и мученика за веру. В июле 1614 г. он снова упомянут в королевском мандате, данном Свято-Духовскому братству, но только как первый из трех попов церкви Святого Духа и все еще под именем Логгина Карповича. Впрочем, попом церкви он мог быть назван, будучи уже иеромонахом (попом черным), даже игуменом и архимандритом. Относительно же имени Логгина очень вероятно, что униаты и король в своих грамотах продолжали называть Карповича его мирским именем и в то время, когда он был уже монахом Леонтием и архимандритом, подобно тому как впоследствии они называли Мелетия Смотрицкого его мирским именем Максима Герасимовича, когда он был не только архимандритом виленского Свято-Духова монастыря, преемником Карповича, но и архиепископом. Это потому, что они не хотели признавать в Вильне никакого православного архимандрита, тем более архиерея, и настаивали, что в Вильне может быть один только законный архимандрит троицкий, т. е. униатский. Как бы, однако ж, ни было, но в 1615 г. Леонтий Карпович был уже несомненно архимандритом. В этом году напечатаны два его "Казанья": одно на Преображение Господне, другое на Успение Пресвятой Богородицы, которые произнес он в церкви Сошествия Святого Духа как "архимандрит монастыря общежительного братского виленского". Обе проповеди теперь напечатаны вновь, притом с русским переводом, и сделались общедоступными.

В первой проповеди, по поводу слов святого апостола Петра, сказанных во время Преображения Господня на Фаворе, о трех сенях, автор рассуждает о трояком состоянии рода человеческого: состоянии подзаконном, состоянии благодати и состоянии славы, когда Господь преобразит самое тело смирения нашего (Флп. 3. 21); раскрывает, что этого славного преображения удостоятся только те, которые еще здесь, на земле, преобразятся своими душами, и объясняет, в чем состоит троякое преображение души. Во второй проповеди автор старается подробно изобразить чрезвычайную славу и чрезвычайные совершенства, или преимущества, Пресвятой Девы Богородицы. Обе проповеди весьма обширны. В авторе виден не простой начетчик, какие прежде являлись у нас нередко, но человек с научным образованием и не только знаток Священного Писания и святых отцов, но довольно развитый мыслитель и довольно искусный оратор, знакомый с ораторскими приемами. Мы не можем удержаться, чтобы не представить несколько отрывков из каждой его проповеди.

В первой, например, он говорит: "Во всех догматах веры и в каждом отдельно она (православная Церковь) не отступает ни на малейшую черту от слов и учения Христа Спасителя своего и от предания свидетелей и самовидцев Его - апостолов, в целости и неповрежденности сохраненных истинными их преемниками, утвержденных канонами святых Вселенских Соборов, Духом Святым собранных и запечатленных кровию мучеников. И в тайнах, не подлежащих слову и разумению человеческому, она не исследует хитросплетенными рассуждениями, она верует, но не испытует Непостижимого, верует, но не измеряет Неизмеримого. Верует, что превечный Сын и превечный Дух - оба суть от превечного и единосущного Отца: Сын превечным рождением, а Дух превечным исхождением, а дознавать и исследовать то, каким образом (сие бывает), она не позволяет. Она верует, что Сей же единородный Сын, рожденный без матери от превечного Отца, напоследок времени родился от Святой Богородицы и Приснодевы Марии, но каким образом - не испытует. Она верует, что под видом хлеба верным преподается истинное Тело Его, а под видом вина истинная Кровь Его, а каким образом - она не доискивается, но говорит со св. Иоанном Златоустом: "Если верую, то просвещаюся душою, а если искушаю, то помрачаюся помыслами; если верую истинно, то возвышаюся на небо; если же ищу с искушением, то нисхожу в бездну". Короче сказать (святая Церковь), прияв ризу, истканную от вышнего богословия, и однажды возложив ее на себя, никогда (ее) не слагала и не только не запятнала (ее) никакою ересию, но и не обезобразила никакою пестротою нововведений и вымыслов человеческих и, нося ее на себе с достодолжным почитанием, в ней же исходит и в сретение Жениха своего, паки грядущего в мир сей с силою и славою многою". Далее: "Как вода, нагреваемая огнем, забыв свою природу, тяготеющую к земле, быстро подъемлется горе, так и человек, наделенный благодатию и даром Пресвятого и Животворящего Духа, возносится над слабостию своей бессильной природы и взывает: Вся могу о укрепляющем мя Христе (Флп. 4. 13)". Еще далее: "Если в то время, когда Христос Спаситель наш только малую зарю Божества Своего, как воспевает Церковь Божия, обнажил и малый луч присносущной славы Своей показал Своим ученикам, они исполнились столь великих и предивных, превосходящих ум и сердце утешений и радостей, то что же будет тогда, когда Он откроет не зарю некую, но самую славу Божества Своего и когда уже не чрез какую-либо завесу или прикрытие, но дарует нам ясно и самым делом созерцать ее, когда, говорю, узрим Его, по слову возлюбленного ученика Христова, якоже есть (1 Ин. 3. 2). Сие-то явление премирной славы и видение пресвятого лици Его одно только и может насытить человеческую душу и успокоить дух и сердце наше, согласно пророческому слову: Насыщуся, внегда явити ми ся славе Твоей (Пс. 16. 15). Ибо там человек, уже достигнув конца и предела своего блаженства, не восхощет идти далее, но, опочив в высочайшем благе, которое заключает в себе совершенство всех иных благ, будет вовеки утешаться и наслаждаться им, воспевая песнь: Обретох, егоже возлюби душа моя, удержах его и не оставих его (Песн. 3. 4). И если (апостолы), узрев одних только Моисея и Илию во славе и светлости при всемогущем Царе славы, столь много утешились в вожделенном обществе и сопребывании, что не желали никогда разлучаться с ними, то что же будет, когда не одни только Моисей и Илия, но бесчисленные легионы и воинства бесплотных служителей невещественной славы, то есть ангелов и архангелов, начал, сил, престолов, властей, херувимов и серафимов и иных св. угодников Божиих лики; когда, говорю, прехвальный Собор апостольский, хвалебный хор пророческий, победоносный полк мученический, венценосный легион девственников, знаменосное воинство исповедников, пламенно-крыльный лик пустынников; когда, наконец, все премногое множество блаженных граждан вышнего Иерусалима, пришедших от скорби многой к веселию, от трудов к опочиванию и измывших ризы своя в крови Агнца, за мир закланного (Апок. 7. 14), станут в величайшей и предивной светлости и красоте, острану превечного Царя славы; когда, согласно его Божественному слову: Просветятся, яко солнце (Мф. 13. 43) и когда будут иметь с Ним собеседование уже не о Кресте и позорной смерти, которую имел претерпеть в земном Иерусалиме, но будут непрестанно воспевать в небесном Сионе всерадостную песнь: Благословение, и слава, и премудрость, и хвала, и честь, и сила, и крепость Богу нашему во веки веков, аминь (Апок. 7. 12)". И еще далее: "О граде предивный, о граде преславный! Лучше есть един день пребывания в тебе (Пс. 83. 11), нежели тысяща лет плавания по сему непостоянному и бурному морю! О граде великого Царя (Мф. 5. 35), Иерусалиме небесный, мати всех нас (Гал. 4. 26)! О отечество наше возлюбленное и вожделенное (2 Кор. 5. 2)! О дом утешения, место непрестающего покоя, гнездо вечнопребывающих наслаждений, земля истинной свободы (Гал. 4. 26), сокровище неизменного блаженства! Блаженны те, которые возлюбили тебя (Тов. 13. 14), которые о тебе всегда помышляют, о тебе говорят (Пс. 83. 5), к тебе возводят очи и сердце из сей юдоли плача; о тебе всегда сетуют в сих узах (Пс. 141. 8; 2 Кор. 5. 4); к тебе всегда уготовляют себя в сем изгнании и пленении; к тебе всегда преселяются из сего странствия (Пс. 38. 13); к тебе предсылают все свои блага (Лк. 12. 33); в тебе созидают себе дом чрез добродетели и устрояют жилище чрез труды; к тебе шествуют тесным и прискорбным путем (Мф. 7. 14), неся на раменах великое бремя Креста (Мф. 16. 24); о тебе воздыхают с плачем и слезами (2 Кор. 5. 2; Рим. 8. 23); тебя приветствуют издалече, как свой отчий дом (Евр. 11. 13)! И опять скажу, блаженны те, которые возносятся к тебе высокопарящими крылами безмолвия и богомыслия от земных юдолей; те, которые чистым взором очищенного ока сердечного проникают в красоту и благолепие твое, которые ощущают сладость твоего наслаждения и благоуханную воню твоих ароматов (Песн. 1.2)!"