Адин Штайнзальц - Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика Страница 7

— И что же, на этой пессимистической ноте все и завершается?

— Вовсе нет. В молитве говорится: и нет преимущества у человека перед животным, кроме чистой души, которая будет держать ответ перед Всевышним.

— Отсюда следует, что основная жизненная задача— поддержание чистоты души, и если это удалось, тогда смерть не страшна. Но разве такая установка не приводит к тотальному обесцениванию деятельности человека в мире? Если дела несущественны, а существенна только забота о чистоте души?

— Бояться надо не смерти, бояться надо неправильно прожить жизнь— только этот страх конструктивен, потому что помогает что-то реально изменить. Что же касается заботы о чистоте души, то она, согласно нашему пониманию, осуществляется, в том числе, и в многообразной деятельности человека в мире. И с этой точки зрения, дела могут и должны быть осмысленны и существенны..

Всадник и конь

Опубликовано в 10 выпуске "Мекор Хаим" за 1999 год.

С чем можно сравнить любовь?

С горой? Со слоном? С миллионом долларов?

Переживание любви дается непосредственно, но как ее описать?

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— В прошлый раз, когда мы с вами беседовали о смерти, вы сказали, что не следует ее бояться — бояться надо неправильно прожить жизнь. Может быть, бояться смерти и не стоит, однако люди, несмотря ни на какие аргументы, ее все-таки боятся и переживают как трагедию.

— Со смертью связано два ужасающих человека обстоятельства. Во-первых, это необратимый процесс: возврат невозможен. Во-вторых, смерть покрыта черной завесой тайны. Человек знает, как приближается старость, как она выглядит, но что происходит в момент смерти и после нее — неизвестно, и это пугает.

— Тем не менее существует масса рассказов мистиков различных конфессий, которые утверждали, что у них был контакт с тем миром и они сообщили нам о своем опыте. Иные достаточно скупо, а иные так даже очень живо и красочно. А есть еще и спириты. А доктор Моуди с его знаменитой книгой «Жизнь после жизни»!

— Действительно, существует масса такого рода рассказов, причем у всех рассказчиков возникает одна и та же проблема: то, о чем они хотят нам сообщить, принципиально невыразимо в терминах нашего опыта, у нас просто нет соответствующих слов. Поэтому порой нелегко понять, что, собственно, имели в виду эти рассказчики, что стоит за их образами: ведь описывая иную реальность они по необходимости пользуются словами, которые берутся из нашего вещественного мира. Например, описание рая с крыльями, лютнями и кущами или ада с рогами, вилами и котлами. Не надо быть чересчур большим рационалистом, чтобы понять всю условность этих картин. Зато они волнуют воображение, чего напрочь лишены философские абстракции.

Как объяснить слепому, что такое свет? Этот вопрос поставил в XII веке Рамбам[1]. Я не знаю, читал ли Эйнштейн Рамбама, но он развивает ту же тему, приводя забавный разговор со слепым, который пытается выяснить, что такое белизна.

Эйнштейн: Вот, например, лебедь белый.

Слепой: Лебедь? Что это?

Эйнштейн: Это такая птица с длинной выгнутой шеей.

Слепой: Выгнутой? Что значит выгнутой?

Эйнштейн (сгибает руку слепого): Вот что это значит.

Слепой: Понятно! Теперь я знаю, что такое белизна!

Слова оказываются бессильными передать опыт, который не воспринимается отсутствующим органом чувств. С философской точки зрения, мир физический и мир духовный взаимно слепы. Мы, люди, — амфибии: мы живем сразу в двух мирах, мы осуществляем интерфейс между ними. Те, кто живет только в одном из миров, не в состоянии понять другой. Рыбе невозможно объяснить, как скачут по траве зайцы, но и зайцу невозможно объяснить, как можно жить в воде. Стол определенно не поймет, что такое любовь, но ведь и ангелу, быть может, затруднительно объяснить, что такое стол. В одном анекдоте черт предложил англичанину, французу и ирландцу выполнить любое желание. Если желание выполнено, клиент отправляется в ад. Англичанин и француз пожелали очень многого, даже невозможного — черт легко и быстро справился — со всеми вытекающими последствиями. Ирландец свистнул и сказал: «Пришей этот свист к моей брючной пуговице!»

— И что же черт?

— Черт был посрамлен.

— Похоже, этот анекдот ирландский.

— Надо думать. Так вот, мораль этой истории в том, что две вещи реально существуют, но они несоединимы. Даже черт не может соединить их. Наша жизнь полна духовными явлениями. Причем я говорю даже не о религиозных феноменах. Любовь, ненависть, зависть, сны, мечты — все это нематериально. Люди убивают друг друга не только в борьбе за существование, но и ради славы. Что же касается самоубийств, то статистика свидетельствует, что их причины, как правило, духовного порядка: несчастная любовь, одиночество, разочарование в жизни, страх позора… С чем человек может сравнить свою любовь? С горой? Со слоном? С миллионом долларов? Пережить любовь можно, но как ее описать? Слова неадекватны.

— Мне бы хотелось вернуться к теме, с которой мы начали разговор. Речь шла о смерти. Хорошо, слова неадекватны. Но, может быть, все-таки можно хотя бы косвенно, посредством аналогий, сказать что-то кроме того, что мы видим бездыханное и недвижимое тело, которое обречено на разложение.

— Анри Бергсон, который, кстати сказать, происходил из семьи польских хасидов, уподобляет связь между душой и мозгом одежде, висящей на крючке. Если сломать крючок, одежда упадет, однако это не значит, что крючок важней одежды или что крючок — это и есть одежда. Вы, наверно, помните, как испанцам удалось завоевать Америку, хотя их число было ничтожно. Называют много причин, но среди них и такая: всадник на коне представлялся индейцам единым фантастическим и устрашающим существом, с которым невозможно бороться. Душа и тело — это как всадник и конь. Конь погибает, и теперь этот бедняга всадник должен научиться передвигаться самостоятельно. Разумеется, конь может быть уверен, что его единство с всадником простирается столь далеко, что всадник вообще не в состоянии существовать самостоятельно и погибает вместе с ним. Но у всадника все-таки есть возможность убедиться, что это не так.

— Некоторые полагают, что смерть — это болезнь, и против нее можно найти лекарство.

— Вопрос в том, кого лечить: коня или всадника. Во всяком случае, ветеринаров сегодня куда больше, чем врачей.

Кого считать евреем?

Опубликовано в 11 выпуске "Мекор Хаим" за 1999 год.

Антисемитизм:

проблема прежде всего не полицейская, а медицинская

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Как вы полагаете, евреи принципиально отличаются от других национальных сообществ?

— Давайте вспомним Сталина. Он рассматривал критерии, которые, по его мнению, позволяют народу называться народом: единство территории, экономики, языка, психического склада. Понятно, что евреи ни одному из этих критериев не соответствовали. В силу этого Сталин делал вполне логичный вывод, что евреи— вообще не народ. Нацисты исходили из того, что еврейство— раса.

— Нельзя сказать, что они играли на научном поле.

— При чем тут наука?! Они верили в расу, верили в кровь.

— В России у них есть впечатлительные последователи.

— Это такая социальная психопатология. Разумеется, и индивидуальная тоже. Вообще, когда речь идет об антисемитизме, надо отчетливо понимать, что это прежде всего врачебная проблема. Ну, скажем, вроде бешенства. В экстремальных случаях, возможно, без полиции не обойтись, но все-таки главным образом тут показана помощь не полицейская, а медицинская.

Кстати, нацисты тратили на расовые исследования большие деньги. И все-таки специфические расовые особенности евреев обнаружить так и не удалось. Сошлись на том, что евреи— расовая смесь.

— А знаменитый еврейский нос— излюбленный атрибут антисемитской карикатуры?

— Послушайте, вот вы ходите по Иерусалиму— много вы таких носов видали? Я— нет. Я допускаю, что если вы займетесь поиском, то в конце концов вам удастся обнаружить десяток таких носов, но, боюсь, что все они скорей всего будут украшать арабские лица.

В течение многих веков еврейство существовало как религиозная община, поэтому результаты нацистской экспертизы были вполне предсказуемы.

— Вы говорите: религиозная община. Но сейчас-то ситуация коренным образом изменилась: большинство евреев либо не имеет ничего общего с иудаизмом, либо сохранили с ним более чем условные связи.

— Это верно. Если религиозное определение евреев в прошлом было адекватно, то сейчас это действительно не так. Но ведь и еврейская религиозная община имеет характер достаточно специфический: человек может родиться евреем, но не может родиться христианином: необходимое условие вхождения в христианскую общину— крещение.