Григорий Богослов - Стихотворения святого Григория Богослова Страница 7

Да услышат сие, и да напишут будущим родам, народы и правители, мои враги и доброжелатели! Я не отказывался от любезнаго мне престола великаго моего родителя; нет, – и несправедливо было бы противиться Божиим уставам. Ему дан сей престол по законам, а моя юная рука служила опорою руке старческой; я уступил молениям отца, который не мною одним был почитаем, в котором и далекие даже от нашего двора уважали седину и равную ей светлость духа. Но когда Владыке нашей жизни угодно стало и то, чтобы явил я Слово и Духа на других чуждых, необработанных и поросших тернием нивах; тогда я, малая капля, напоил великий народ. А потом опять угодно вдруг стало сюда обратно послать меня, рожденнаго для тяжкой болезни и мучительных забот; забота же яд для человека. Но не на долгое время дал я успокоение своим членам, ибо должен был дать пастырскую свирель – добраго помощника моему стаду, которое оставалось без пастыря, чтобы какой – нибудь враг, взойдя в него, не наполнил брашном своего безстыднаго чрева. Поелику же безпокоились правители, безпокоился и народ; их тревожило желание иметь Пастыря; тревожили и губительные звери, которые, имея обезумленное сердце, и воплотившагося в человеческой утробе Бога представляли себе не имеющим ума: то многие, не веря моим страданиям, возопияли (и говорили явно, или держали в уме), что я по высокомерию презираю богобоязненный народ (но Богу известна моя скорбь); и многие также судили обо мне по ночным своим мечтаниям. Или любовь их, как живописец, представляла многое в прикрашенном виде; или Бог закрывал им глаза, приуготовляя мне добрый конец, чтобы не сокрушить меня горестными для меня ожиданиями, послав мне худшую кончину жизни. Посему преклоняю выю под крепкую Твою руку, и иду узником. Пусть другие разбирают права; мне нет никакой пользы от того, что судят мою жизнь. Влеки меня теперь, Христос, куда Тебе угодно; я изнемог от скорбей, я сокрушен, как Пророк в китовом чреве. Тебе посвящаю остаток жизни.

Но умилосердись над человеком, который едва переводит дыхание. Для чего уязвляешь меня таким множеством скорбей? Не за одних добрых умер Ты, Боже! не для них одних пришел Ты на землю – какое неизреченное чудо! – пришел Бог человек, окропляющий кровию наши души и тела. Не я один очень худ; Ты вводил в славу многих и худых. В Твоих книгах прославлены три мытаря: Матфей великий, другой – повергший свои слезы во храме, и третий – Закхей; сопричти к ним и меня четвертым! Трое также разслабленных: один с одром (Матф. 9:1–8), другой при источнике (Иоан. 5:5–8), и третия – связанная духом (Лук. 13:11); сопричти к ним и меня четвертым! Три мертвеца снова увидели чрез Тебя свет, который Ты отверз им: дщерь князя, сын вдовицы и полусогнивший во гробе Лазарь; сопричти к ним и меня четвертым! И теперь, о Благий, подай мне врачевства, утоляющия боли, и впоследствии даруй иметь вечную жизнь, и хвалиться Твоею славою. Был я вождем богомудрой паствы; а когда разрешусь от сея жизни, тогда, о Преблаженный, да сподобится иметь она лучшаго Пастыря. А если будет иметь и подобнаго мне, то по крайней мере да имеет менее страждущаго: потому что неприлично бороться с злыми скорбями тому, кто должен быть целителем недугов в других.

О суетности и неверности жизни и об общем всем конце

Желал бы я стать или легкокрылым голубем, или ласточкой, чтобы бежать из человеческой жизни, или поселиться в какой – нибудь пустыне, и жить в одном убежище со зверями; потому что они вернее людей. Там желал бы я провести свою однодневную жизнь без слез, без страха наказаний и без забот; иметь одно преимущество перед зверями – ум, который ведает Божество и небожествен. Там среди спокойной жизни собирал бы я свет ко свету, или, взойдя на верх какого – нибудь высокаго столба, громогласно стал бы взывать живущим на земле:

Смертные человеки, порождение истекшей влаги, ничтожные вы, которые, живя смертию, надмеваетесь суетным! долго ли вам, оставаясь игралищем ложных и наяву представляющихся сновидений, и играя ими, блуждать на земле без цели? Смотри, восшедши умом своим выше всех, как взошел и я, потому что в меня Бог вложил великое ведение полезнаго и вреднаго; а выше всех, парит ум. Тот был свеж и силен, составлял славу друзей, высоко носил голову и имел хорошо снабженные гибкие члены. Тот был прекрасная утренняя заря, весенний цвет между мужчинами, и привлекал на себя взоры всех. Тот славен подвигами; тот по оружию Арей; тот превосходнейший борец со зверями на ристалище, и на горах мерял с ними славу. Тот заботился о пирах и роскошных ужинах; суша, море и воздух приносили дань его чреву. Но теперь он покрыт морщинами и дряхл; все отцвело; пришла старость, а красота отлетела; чрево отказалось служит; небольшая часть человека остается еще в живых, а гораздо большая сошла уже в могилу. Тот надмевается ученостию всякаго рода; тот высоко думает о пышных гробницах своего благородства, или о том, что и ему удалось вписать свою кровь в небольшие свитки; тот величается крепостию своих советов в городах, тем, что имя его у всякаго в устах; тот собрал безмерное богатство, и еще приращает его в уме; тот, сидя на высоком седалище, восхищается данными ему весами правосудия; тот в багряной одежде и с увяслом на челе, державствуя на земле, ни во что ставит самое небо, и хотя смертен, но напыщается не смертными надеждами. – Все это ныне; а чрез несколько времени – прах; рабы и скиптроносцы, наемники и гордящиеся богатством – все станут равны, для всех один мрак, одна обитель, и горделивым то одно преимущество, что громче над ними плач, пышнее их гробница, и дольше хранится на жалком камне надгробная надпись. Рано или позно, но всякому смертному равный жребий. От всякаго останутся, наконец, только хрупкия, полуистлевшия кости и голый череп. Кончилась пышность; но и бедность не безпокоят уже труд, неизвестная болезнь, ненавист, сумасбродство, желание большаго, неукротимая наглость. Все умерло, все заключилось, вместе с умершими, до того времени, пока не пойдет отсюда в след за воскресшими.

Видя все это, послушайтесь советов моих, дети (могу назвать вас детьми, потому что долее вас перевожу дыхание на земле)! Отринув весь мир, все мятущееся в мире, все, чем обольщает наземный царь – этот хищник чужой собственности, вредител и человекоубийца, то – есть богатство, славу, председательство, знатность рода, неверное счастие, убежим как можно скорее на небо, где окрест неизреченнаго Тройственнаго Света сияют многия красоты. А другие пусть падают там и здес, подобно шашкам, и находят удовольствие в падении шашек, или, густою тмою покрыв свои очи и держась за стену, идут друг за другом!

Плач о собственных своих бедствиях и молитва ко Христу о прекращении жизни

Любезная земля, и море, и отечественная и чужая сторона, и юность и седина на западе жизни, и крылатыя речи – напрасный труд, и те речи, которыя породил светлый дух, и города, и убежище мое – утесы, какие только обошел я, стараясь приблизиться к Божеству Христову! Почему я один шел скорбным путем, и здесь и там меняя образ многотрудной жизни? Ни однажды не мот твердо установить на земле легкой стопы своей, но одни бедствия непрестанно препровождают меня к большим бедствиям? Ты научи меня, Премудрость, отчего на мне такое бремя? Отчего благочестивые в трудах, а погибающие не знают трудов? Наказание ли это за грех? Или угли, которыми очищается жизнь, как золото в горниле? Или меня, как Иова, вызывает на борьбу с собою злобный и завистливый враг, и Ты, как борца Своего, умастив меня наперед обильно елеем, выводишь обнаженным для великаго подвига, чтобы потом наградить и прославить подвижника? – Все это известно Тебе одному, Царь мой, Слово, потому что Ты управляешь целым миром по великим и сокровенным законам, из которых разве малый некоторый отблеск вполне доходит до нас, покрытых брением и имеющих близорукие глаза.

Но я утружден жизнию; едва перевожу дыхание на земле, уязвляемый множеством бедствий от врагов и от друзей, что и огорчает меня чрезмерно. Потому плачу и припадаю к Твоим коленам. Подай мертвецу Твоему кончину жизни, подай утружденному отдохновение, и возведи меня к легчайшей жизни, для которой терплю скорби, и перенес тысячи горестей; восхитив в ангельские лики, приближь путника к небесному чертогу, где слава единаго великаго Бога, сияющаго в трех Светах!

К себе самому в вопросах и ответах

Где крылатыя речи? – В воздухе.

Где цвет моей юности? – Погиб.

Где слава? – Сокрылась в неизвестности.

Где крепость хорошо сложенных членов? – Сокрушена болезнию.

Где имение и богатство? – Иное взял Бог, а другое зависть передала в хищныя руки злодеев.

А родители и священная двоица единокровных сошли в могилу. Оставалась у меня одна родина; но и оттуда изгнал злобный демон, воздвигнув против меня черныя волны. Теперь я одинокий странник, скитаюсь на чужой стороне, влача скорбную жизнь и дряхлую старость; не имею у себя ни престола, ни града, ни чад, хотя обременен заботами о чадах, и непрестанно скитаясь, день за днем провожу на ногах.