Неизвестен Автор - Письма из ада Страница 7

Но знаю, что если бы при жизни я понял хорошо, что значит любовь, то не потерял бы ни надежды, ни веры. О друзья мои, о которых думаю с невыразимой мукой, ты, моя мать, и ты. Мартын, послушайте меня: любовь не забава, не шутка, а самое важное в жизни. Мартын, Мартын! Где ты? Что хотел ты сообщить мне?..

Тринадцатое письмо

Поверишь ли? Не только мои дурные поступки преследуют меня, но и добрые. Помнится мне история одного из моих приказчиков. Я имел к нему безграничное доверие, но потом открыл случайно, что он играет в карты и на них тратит мои деньги. Я решился его накрыть. Узнав, в каком месте он проводит вечера, я отправился за ним и вошел в комнату, когда игра была в самом разгаре.

Несчастный юноша, увидя меня, понял, что он погиб и хотел бежать, но я остановил его:

"Мы пойдем вместе отсюда", - сказал я. Он последовал за мною, дрожа всем телом. Он был беден и содержал свою старуху мать, лишаясь места, он оставался без куска хлеба. Я простил его, но долго стоял он передо мной на коленях, долго молил о пощаде. Я хотел сперва проучить его! На другой день он заболел нервной горячкой. И тогда я не оставил его, держал у себя, помогал его матери. По выздоровлении он стал другим человеком: молодость, энергия, бодрость, веселость исчезли в нем навсегда. Взгляд его стал беспокойным, людей он боялся, и увы! я пришел и сознанию, но позднему, что убил нравственно этого молодого человека, потому что не сумел быть великодушным безусловно.

Ах! Добрые дела наши слишком несовершенны и потому напрасны! Удивительно, как люди мало думают о смерти, зная, что рано или поздно им предстоит умереть. Живут они, как кроты, копаясь в земле, не желая даже взирать на небесное. Но Божие милосердие велико, и многие из тех, кого я ожидал видеть здесь, оказались в раю. Я объясняю себе это тем, что в минуту смерти они поверили спасению. Пока есть жизнь - есть надежда.

До последней минуты раскаяние возможно. Только здесь поздно! Если б люди понимали, что земная жизнь составляет самую ничтожную часть их существования! Если б люди знали, что терять все земные надежды - ничто в сравнении с вечностью! Всегда можно спасти главное, то есть душу и внутренний мир. Потерял ли ты все состояние - твоя душа стоит дороже. Все ли мрачно в твоем будущем вечность впереди. Изменили ли тебе в любви - любовь Бога искупит тебя! О вы, любившие нас на земле! Вы спросите меня: помогают ли умершим ваши молитвы? Одно отвечу вам: не знаю, но молитесь, непрестанно молитесь о нас. Слезы любви не могут остаться тщетными, ибо "Бог есть любовь!.."

Я виделся с ней! Да, я давно предчувствовал, что встречу Анну здесь. Шел я со знакомым:

- Знаешь ли ты Ундину? - спросил он меня.

На мой отрицательный ответ он прибавил:

- Вот она!

Я увидел молодую, стройную женщину, в прозрачном одеянии, с распущенными волосами. Ее платье было мокро и прильнуло вокруг тела. Она молча выжимала воду из своих длинных волос. Я узнал Анну. Те же правильные прекрасные черты лица, тот же гибкий стан, но какая перемена! Она казалась старше, ее взгляд был полон страдания и разочарования. Мне стало понятно, что она утопилась с отчаяния. Я вздрогнул, как вздрагивает преступник, приближаясь к месту казни. Она ломала себе руки, испуская раздирающие вопли. Я хотел приблизиться к ней, но она взглянула на меня с отвращением и скрылась в толпе.

Четырнадцатое письмо

Возвращаясь из почтамта, куда ходил, чтобы справиться нет ли посланий, написанных мною, но таковых не оказалось. Сюда приходят все письма с фальшивыми подписями или ложного содержания. Меня дрожь пробирает при мысли о том, что люди так легкомысленно подписывают свое имя когда и где попало, не думая о последствиях такой небрежности! По крайней мере, я не оказался виновным в этом грехе. А других у меня было много. Своевольный, заносчивый, я хотел подчинить себе все, даже стихии. Только Лили учила меня терпению, главным образом во время нашего перехода через С. Готард. В самый день, назначенный для нашего путешествия, погода сделалась такой ужасной, что мы принуждены были остановиться в маленьком городе Андермате. Я просто бесился, но Лили успокаивала меня, не унывала, а навещала всех бедных города точно своих друзей! А они принимали ее, как давнишнюю знакомую. Я не мог этому надивиться.

- Как можешь ты быть столь спокойной и терпеливой? - спрашивал я ее.

- Ах, Отто! - отвечала она. - Это так легко! Я ведь знаю, что по ту сторону горы ожидает меня рай земной. Мы переносим радостно и жизнь, зная, что ожидает нас блаженство за гробом.

Два дня спустя мы были в Италии на берегу Лагомаджиоре. Лили сидела, окруженная цветами, которые она перебирала своими нежными ручками. Мне хотелось кинуться к ней, покрыть ее руки горячими поцелуями, но ее как будто охранял невидимый ангел!

- О чем задумалась, Лили? - взволнованно спросил я ее.

- О той темной грустной долине, покинутой нами. Мне кажется, что на том свете мы с тем же чувством будем вспоминать прошлую жизнь.

Она так влияла на меня своими тихими речами и кроткой улыбкой, что впоследствии было достаточно прикосновения ее белой ручки, чтоб успокоить и смирить меня. Я исправлялся, но этого было мало: я не становился другим человеком.

Пятнадцатое письмо

Само собою разумеется, что у нас много людей всех времен, видевших и Горация, и Сократа, и Александра Великого, и разных знаменитостей. Но меня не интересуют их рассказы о земле. Что мне в них теперь! Если бы я изучал историю, было бы другое дело.

Я слушаю с большим удовольствием, когда они говорят о переменах, происходивших в аду, с тех пор как они в нем находятся. Они замечают, например, что число прибывающих сюда женщин постоянно увеличивается.

Прежде мужчин сюда приходило больше, а теперь обоего пола число почти ровное. Стоя у ворот ада, я тоже удивлялся многочисленности входящих женщин. Не думай, что эти ворота - граница ада: они обозначают известный предел только, за которым виднеется густой туман и который перейти нельзя. Тут-то я видел как, одна за другой, эти несчастные проходили, не зная сами, куда спешат.

А что сгубило их? Дурное воспитание, конечно! Чему учат молодых девушек в наше время? Знают ли они о Спасителе, о долге?

Нет! Эти слова имеют для них значение скуки. Блистать в свете, одеваться по моде болтать на разных языках, нравиться и увлекать собой, вот цель их существования! Вся жизнь их проходит в каком-то вихре постоянных увеселений, светских выездов, вечеров, балов, из которого они выходят, только очнувшись в аду! А сколько вреда они делали, хотя бы своей пустой болтовней! Но в этом грехе повинны не только одни женщины. Казалось бы, что просвещение должно было внести более серьезное направление в человечество, а вместо того люди еще более пристрастились к ничего не значащим речам, и то, что прежде говорилось просто, откровенно, теперь, с тех пор как жизнь усложнилась, чего не придумывают, чтобы обманывать друг друга, чтобы льстить друг другу! Какие обороты, высокопарные речи, какие стремления к чему-то невозможному, недосягаемому! Не лучше ли было бы жить в простоте и пользоваться, и дорожить теми минутами счастья, теми благами, которые даются им и которых так много на земле.

Сколько отрадных часов проводил я, например, в деревне, особенно по вечерам, слушая благовест ко всенощной, следя за возвращающимися рабочими, внимая отдаленному блеянию стад... Какой мир! Какая благодать!

Я не ценил тогда этих чудных мгновений, а теперь - поздно!

Шестнадцатое письмо

Возвращаюсь к моему детству.

Обыкновенно я приготовлял тете Бетти подарок ко дню ее рождения и, восторгаясь, что поражу ее неожиданностью, в то же время, с обычной детской непоследовательностью, горел нетерпеливым желанием, чтобы она догадалась о приготовленном ей подарке. Накануне торжественного дня пришел я к ней и, не найдя ее в комнате, с досадой стал осматриваться - нельзя ли чем-нибудь развлечься до ее прихода, как вдруг увидел на окне разноцветную бабочку. Мигом забыл я все наставления о том, чтобы не мучить животных, и бросился ловить несчастное насекомое. Я разгорячился, долго старания мои были тщетны, но, наконец, я поймал его и держал за крылышко... Послышался легкий шорох, и тетя Бетти вошла. Совесть пробудилась во мне, я чувствовал стыд и крепко притиснул в руке свою несчастную жертву.

Разговор с тетей не клеился. Я испытывал непонятный страх, чтобы она не заставила меня показать, что у меня в руке; мне казалось, что бедная, давно мертвая бабочка все еще бьется в своей темнице. Тетя Бетти, видя мое необычайное смущение, начала рассказ о том, что Бог видит все: "Милое мое дитя, - говорила она, - с каждой стороны у Бога стоят ангелы. Первый из них записывает наши добрые дела, а второй - дурные. Когда придет конец, Бог скажет: "Покажите, что записали". И горе нам, если дурных дел более, чем хороших: мы будем навеки прокляты!"

Эти слова сильно подействовали на меня. Бог видит все, следовательно Он знает о моем преступлении. Я громко зарыдал и, ни слова не говоря, протянул тете руку с мертвой бабочкой. Она сразу поняла все, обняла меня, ласково пожурила, а потом утешала, говоря, что когда сознают свои грехи, Бог прощает их, если Его о том просят. Я был глубоко тронут и долго не мог успокоиться. "Помни всю жизнь, - продолжала тетя, - что не скроешь ничего от Бога, и эта мысль впоследствии удержит тебя от зла". Я стал на колени и повторял за нею слова молитвы, потом мы схоронили погибшее насекомое в горшке с цветком, и я ушел спать с безмятежно-спокойной душой.