Паисий Святогорец - Слова. Том II. Духовное пробуждение Страница 7

Как-то раз один богослов в своей проповеди призвал людей идти сдавать кровь, потому что в этом была необходимость. И действительно: многие были побуждены его проповедью и сдали много крови. Сам он, однако, не сдал ни капли, хотя крови у него, прямо скажем, хватало с избытком. Люди соблазнились. «Я, – сказал им тогда богослов, – своей проповедью побудил народ к сдаче крови, и это всё равно, как если бы я сдал крови больше всех!» Так он успокаивал свой помысел. Да лучше бы ему было не проповедь произносить, а пойти и без шума сдать немного крови самому!

Достоинство имеет образ жизни. Один человек, совсем не имевший связи с Церковью, сказал мне: «Я из правых». – «Да раз ты себя крестом не осеняешь, что толку в этом?» – ответил я ему. «Что толку в том, что рука считается правой, если она не совершает крестного знамения? Чем она отличается от левой, которая не совершает крестного знамения, ведь, как ни крути, она его тоже не совершает. Если ты из правых, а крестного знамения не делаешь, то чем ты отличаешься от левых? Цель в том, чтобы ты был человеком духовным, чтобы ты жил близ Христа. Тогда ты поможешь и другим».

Если человек ведёт правильную жизнь, то его дело говорит само за себя. В одном городе жил протестант, который осуждал всех: и священников, и владык. А в монастыре неподалёку подвизался один монах. Однажды какой-то атеист спрашивает протестанта: «Ну, ладно, вот всех владык, всех попов ты осуждаешь. А вот об этом монахе что скажешь?» – «С этим монахом, – говорит, – я считаюсь, потому что он не такой, как они». Как же помогает другим человек верующий, где бы он ни был, если сам он живёт правильно! Помню, один мой знакомый полицейский служил на границе с Югославией. С другой стороны были сербы-коммунисты, и не простые, а из самых безбожных, из самых доверенных членов партии. Когда границу переходили священники, этот полицейский целовал им руку. Коммунисты это заметили. «Грек-полицейский, а целует руку у сербов-попов!» Это оказало на коммунистов большое впечатление, и они задумались о вере.

А как помогают другим те, кто занимает какой-то ответственный пост и при этом хранит верность христианским принципам! Потому и я, когда приезжают некоторые «большие» люди, стараюсь увидеться с ними, чтобы помочь им, потому что они своим примером могут подействовать на других очень благотворно. Вот один маршал, которого я знаю, – это образец. Что он ни делает, всё идёт изнутри, от сердца, не внешне. Другие, видя его, задумываются и исправляются.

А в былые времена и поместная знать имела добрые начала, имела веру. Знаете, что в одном городе сказала некая знатная дама какому-то члену парламента? Она со своим супругом была на обеде. Шёл Успенский пост, а подавали мясо, рыбу… Знатная дама постилась и поэтому не ела. Депутат заметил это и говорит: «Немощные и путешествующие поста не держат». – «Ну конечно, – ответила она, – и особенно те, кто на колёсах путешествуют». Так и не притронулась к скоромному. На обеде среди других был и один клирик, который обратился к ним с приветственной речью: «Для меня великая честь присутствовать вместе с вами» и т. д., говорил-говорил, наговорил целую кучу похвал. Тогда муж этой дамы его прерывает и говорит: «Не наде́йтеся на кня́зи, на сы́ны челове́ческия, в ни́хже несть спасе́ния…»[32] Потому что этот клирик хотел перед ними сподхалимничать. А в другой раз та же самая дама сказала одному университетскому профессору богословия: «Не придирайтесь к мелочам и не заваливайте батюшек на экзаменах. Старайтесь, чтобы они их сдавали, потому что в епархиях не хватает священников!» Я хочу сказать, что раньше поместная знать болела за Церковь, была для народа образцом.

Сегодня положительное влияние на людей окажет наш собственный христианский пример и наша христианская жизнь. Христиане должны отличаться духовным удальством и благородством, жертвенностью. Поэтому я говорю мирянам: «Любите Христа, имейте смирение, выполняйте свой долг – и Христос явит вашу добродетель перед людьми». У добродетели есть правило: «выдавать» человека, где бы он ни находился. Даже если он спрячется или прикроется Христа ради юродством, добродетель выдаст его, хотя бы и позже. И накопленное им сокровище, которое откроется тогда во всей полноте, ещё раз поможет многим душам и, может быть, тогда оно поможет им больше.

Бог терпит нас

Сейчас Бог терпит то, что происходит. Терпит для того, чтобы злой человек не смог оправдаться. В некоторых случаях Бог вмешивается Сам и немедленно, в других же случаях Он ждёт и не указывает выхода сразу. Он ждёт от людей терпения, молитвы, борьбы. Какое же у Бога благородство! Иного человека взять: сколько народу перерезал на гражданской войне, а до сих пор жив! В иной жизни Бог скажет ему: «Я дал тебе жить больше, чем добрым». Смягчающих вину обстоятельств у такого человека не будет.

– Геронда, а почему иногда такие люди, будучи тяжело больны, не умирают?

– Видимо, у них есть тяжкие грехи, потому и не умирают. Бог ждёт, может быть, они покаются.

– А как же люди, которых они мучают?

– Те, кто не виновны и мучаются, откладывают на сберкнижку. Те, кто виновны, погашают долги.

– Геронда, что значит лука́вии же челове́цы и чароде́е преуспею́т на го́ршее, прельща́юще и прельща́еми[33]?

– Гляди: есть люди с неким эгоизмом, и Бог даёт им по затылку, чтобы они спустились пониже. У других людей эгоизма чуть побольше, и Бог даёт им по затылку, чтобы они спустились ещё пониже. Однако тех, у кого есть сатанинская гордость, Бог не трогает. Может казаться, что эти люди процветают, но какое это процветание? Это чёрное процветание. И потом они падают не просто вниз, но прямо в бездну. Боже сохрани!..

Защищённость праведного

– Геронда, в одной стихире поётся: «Я́ростию подви́гшеся пра́веднейшею»[34]. Какая ярость или гнев являются праведнейшими?

– Вопиять и гневаться от действительной боли, когда обижают других, – это «праведнейший гнев». Гневаться, когда обижают тебя самого, – это гнев нечистый. Если видишь, что кто-то страдает за святыню, то это значит, что у него есть ревность по Богу. И Христа ради юродивого можно так распознать. Если взять, например, икону и поставить её перед ним вверх ногами, то Христа ради юродивый сразу подскочит! Такой «тест» на юродивых. Итак, есть и праведное, по Богу, негодование, и только такое негодование оправдано в человеке. Когда Моисей увидел, как народ приносит жертву златому тельцу, он, вознегодовав, поверг на землю скрижали с заповедями, которые дал ему Бог, и они разбились[35]. Финеес, внук первосвященника Аарона, совершил два убийства, а Бог заповедал, чтобы из рода его происходили священники Израилевы! Когда Финеес увидел, как израильтянин Замврий грешит с мадианитянкой Хазви перед Моисеем и всеми израильтянами, то он не удержал себя. Поднявшись от сонмища, он убил их, и гнев Божий остановился. А если бы он не убил их обоих, то гнев Божий пал бы на весь народ израильский[36]. Как это страшно! Я, когда читаю в Псалтири стих: И ста Финее́с и уми́лостиви, и преста́ сечь[37], много раз лобызаю его имя. И Христос, когда увидел, как в ограде Храма продают волов, овец, голубей, увидел менял, меняющих деньги, взял бич и изгнал их[38].

Когда духовный человек, негодуя, стремится защитить себя самого в чём-то личном, то это совершенно эгоистично, это действие диавола. Такой человек извне поддаётся бесовским воздействиям. Если кого-то обижают или над кем-то издеваются, то за него должны заступиться другие, и ради справедливости заступиться, а не ради своей личной выгоды. Негоже ругаться за себя самого. Другое дело – противостать обидчикам, чтобы защитить серьёзные духовные вопросы, то, что касается нашей веры, православия. Это твой долг. Думать о других и противодействовать для того, чтобы их защитить, – это чисто, потому что это совершается от любви.

Когда я уехал на Синай, то раз в одну-две недели спускался в монастырь, чтобы причаститься. Дикей[39] там был очень простой. Однажды он мне говорит: «Ну нет, не каждую неделю. Монахи должны причащаться четыре раза в год». Тогда у них был обычай причащаться редко. «И куколя тоже не носи», – говорит он мне. Я надевал на камилавку куколь, а они надевали куколи только в торжественных случаях. «Как благословите», – ответил я ему и носил куколь переброшенным через плечо как шарфик. Больше этот вопрос меня не занимал. Ругаться из-за этого, что ли? Но ко Святому Причащению я каждый раз готовился и шёл в церковь. Когда священник возглашал: «Со страхом Божиим и верою приступите…» – я приклонял голову и говорил: «Ты, Христе мой, знаешь, какая у меня великая нужда в авоих Пречистых Тайнах». И я испытывал в себе настолько ощутимое изменение, что не могу с уверенностью сказать, довелось бы мне испытывать его в случае, если бы я причащался. Прошло несколько месяцев, и в монастырь пришло четверо или пятеро ребят, которые подвиглись приехать на Синай из-за меня. Им тоже сказали не причащаться. Вот тогда я заговорил об этом, и вопрос был улажен.