Джозеф Кэмпбелл - Тысячеликий герой Страница 72

Кухулин приказал возничему Конохура везти его через далекий Пограничный Брод, и вскоре они прибыли к отдаленному форту, Крепости сыновей Нехтана, где Кухулин отрубил головы ее защитникам. Головы он привязал по бокам повозки. По дороге обратно он спрыгнул на землю, догнал и поймал двух огромных оленей. Двумя камнями он сбил в небе две дюжины летящих лебедей. И наконец, с помощью ремней и другой упряжи привязал зверей и птиц к колеснице.

Провидица Левархан с тревогой наблюдала за невероятной процессией, приближавшейся к городу и замку Эмании. «Колесница украшена истекающими кровью головами его врагов, — объявила она, — а еще подле него прекрасные белые птицы в колеснице и к ней же привязаны два диких необъезженных оленя». «Я знаю этого воина в колеснице, — сказал король, — это маленький мальчик, сын моей сестры, который только сегодня отправился к нашим границам. Он, несомненно, обагрил кровью свои руки, и если не умерить его ярость, то все юноши Эмании погибнут от его руки». Следовало очень быстро придумать способ, как погасить его пыл; и таковой был найден. Сто пятьдесят женщин замка во главе со Скандлах «решительно разделись, оставшись в чем мать родила, и безо всякого стесненья толпою вышли встречать его». Смущенный, а, может быть, ошеломленный такой демонстрацией женских прелестей, маленький воин отвел глаза, и в этот момент его схватили мужчины и окунули в бочку с холодной водой. Бочарные клепки и обручи разлетелись в стороны. Во второй бочке вода закипела. В третьей — стала лишь очень горячей. Таким образом Кухулин был успокоен, а город спасен[16].

«Поистине прекрасен был этот юноша: по семь пальцев на каждой стопе имел Кухулин и по столько же на каждой руке; его глаза горели семью зрачками каждый, а из них каждый сверкал, подобно драгоценному камню, семью искрами. На каждой щеке у него было по четыре родинки: синяя, малиновая, зеленая и желтая. Между одни ухом и другим вились пятьдесят ярко — желтых длинных локонов, что были как желтый воск пчелиный или как брошь из чистого золота, горящая в лучах солнца. На нем была зеленая накидка с серебряной застежкой на груди и вышитая золотом рубаха»[17]. Но когда им овладевал его пароксизм, «он становился страшным, многоликим, удивительным и невиданным существом» Все у него, от головы до пят, вся плоть его и каждый член, и сустав, и сочлененье — все тряслось. Его ступни, голени и колени перемещались и оказывались сзади. Передние мышцы головы оттягивались к задней части шеи и там вспучивались буграми, большими, чем голова месячного младенца. «Один глаз так далеко погружался вглубь головы, что вряд ли дикая цапля смогла бы добраться до него, прячущегося у затылка, чтоб вытащить наружу; другой же глаз, наоборот, неожиданно выкатывался и сам собою ложился на щеку. Его рот искривлялся, пока не доходил до ушей, и искры пламени сыпали из него. Звук ударов сердца, что мощно било в нем, похож был на громкий лай служившей ему цепной собаки или на рев льва, дерущегося с медведем. В небе среди туч над его головой видны были смертельные, бьющие вверх лучи и искры ярко — красного огня, которые поднимались над ним, вызванные его кипящим, диким гневом. Волосы вставали дыбом на его голове, и мы можем предположить, что если бы над ней потрясли большую яблоню, то никогда ни одно яблоко не достигло бы земли, скорее, все они остались бы на волосах, каждое пронзенное отдельным волоском, ощетинившимся от ярости. Его «героический пароксизм» был написан у него на лбу, и выглядело это, как нечто куда более длинное и толстое, чем оселок первоклассного тяжеловооруженного всадника. [И наконец] выше, толще, жестче, длиннее мачты большого корабля была струя темной крови, которая била вверх из самой макушки его черепа, а затем брызгами рассыпалась на все четыре стороны света; от этого образовывался магический туман — мрак, похожий на дымчатую пелену, окутывающую королевское жилище, когда зимним днем с заходом солнца король — время сгущает сумерки вокруг него»[18].

3. Герой как воин

Место рождения героя или та далекая страна изгнания, из которой он возвращается зрелым человеком, чтобы свершить среди людей свои деяния, является центральной точкой мироздания, или Пупом Земли Точно так же, как расходятся волны от бьющего под водой ключа, так и формы вселенной кругами расходятся от этого источника.

«Над необъятными и неподвижными глубинами, под девятью сферами и семью ярусами небес, в центральной точке, где находится Пуп Земли, в умиротвореннейшем месте на земле, где не убывает луна и не заходит солнце, где царит вечное лето и кукушка кукует, не прерываясь, там пробудился Белый Юноша». Так начинается миф о герое сибирских якутов. Затем Белый Юноша отправляется в путь, чтобы узнать, где он находится и как выглядит место, где он обитает. — На восток от него простиралось широкое нетронутое поле, в центре которого возвышался огромный холм, а на его вершине росло гигантское дерево. Смола этого дерева была прозрачна и сладко пахла, кора никогда не высыхала и не трескалась, сок искрился серебром, роскошные листья никогда не увядали, а свисающие гроздьями цветы напоминали перевернутые чаши. Вершина дерева поднималась над семью ярусами небес и служила в качестве привязного столба для упряжки Верховного Бога; в то время как корни проникали в подземные пучины, где служили опорами жилищ тех фантастических существ, которым надлежало жить в этом месте. Своими листьями дерево разговаривало с небесными существами.

Когда Белый Юноша повернулся к югу, то увидел посреди зеленой, поросшей травой равнины тихое Молочное Озеро, которое никогда не волнует ни одно дуновенье ветерка; а вокруг озера были творожные болота. К северу от юноши стоял хмурый лес с деревьями, что шелестели, не смолкая ни днем ни ночью; а в нем — всевозможные животные. За ним поднимались высокие горы, как будто бы одетые в шапки из белого кроличьего меха, они упирались в небо и защищали это место от северного ветра. К западу простирался густой кустарник, а за ним стоял лес высоких сосен; за лесом виднелись несколько тупоконечных одиноких вершин.

Таким был мир, в котором Белый Юноша увидел свет дня. Однако очень скоро ему стало скучно в одиночестве, и он подошел к гигантскому дереву жизни. «Почтенная Высокая Госпожа, Мать моего Дерева и моего Места Обитания, — взмолился он, — все живое существует парами и производит потомство, только я — один. Я хочу отправиться в путь и поискать себе жену такого же рода, как и я; я хочу помериться силой с другими такого же рода, как я; я хочу познакомиться с людьми — жить так, как живут люди. Не откажи мне в благословении; смиренно молю тебя. Я склоняю свою голову и коленопреклоненный стою пред тобой».

Тогда зашелестели листья дерева, и мелкий, молочно — белый дождь упал с них на Белого Юношу. Почувствовалось теплое дуновение ветерка. Дерево застонало и из — под его корней по пояс вышла женщина ни молодая, ни старая, с открытым взглядом, длинными волосами и обнаженной грудью. Богиня предложила юноше испить молока из ее щедрой груди, и, отведав его, он почувствовал, как сила его увеличилась во сто крат. Вместе с тем богиня посулила юноше всяческие блага и благословила его таким образом, что ни вода, ни огонь, ни железо, ни что — либо еще никогда не могли причинить ему никакого вреда[19].

Рис. 17 Петроглиф времен палеолита (Алжир).

От пуповинной точки герой отправляется осуществлять свою судьбу. Его зрелые свершения вливают созидательную силу в мир.

Начал мудрый Вяйнямейнен.Всколыхнулися озера,Горы медные дрожали,Камни твердые трещали,Со скалы скала свалилась[20].

Эта строфа героя — барда прославляет магию слова, исходящего от великой силы; подобным образом и лезвие меча героя — воина сверкает энергией созидательного Источника: перед ней рушатся остовы Изжившего себя.

Ибо мифологический герой является не защитником сущего, а борцом за грядущие; дракон, который должен быть убит им, является именно чудовищем статус — кво: цепким хранителем прошлого. Герой появляется из безвестности, но враг велик и прославляем на троне власти; он — враг, дракон, тиран, потому что использует в своих целях преимущества своего положения; не потому что он удерживает прошлое, а потому что он удерживает.

Тиран горд, и в этом его погибель. Он горд, потому что думает о своей силе как о своей собственности; таким образом, он оказывается в роли шута, ошибочно принимающего тень за сущность; быть одураченным — его рок. Мифологический герой, возвращающийся из тьмы, что является источником образов дня, приносит с собой знание тайны гибели тирана. Жестом, простым, как нажатие кнопки, он разрушает заворожившие всех формы. Свершение героя — это всегда сокрушение кристаллической структуры момента. Цикл следует дальше: мифология фокусируется в точке роста. Отличительной чертой живого Бога являются его метаморфозы, его изменчивость, а не упрямая неподатливость. Великая фигура момента существует только для того, чтобы быть разбитой, разрубленной на куски, которые уже не собрать. Обобщая: страшный тиран является защитником чудовища — факта, а герой — борцом за созидательность жизни.