Том Райт - Ииисус: последние дни Страница 8

Как согласно утверждают и Цицерон (Веррес, 2.5.168), и Флавий (Война 7.203), распятие было самым ужасным видом смерти [см. также драматичные замечания на эту тему Ювенала, Сатиры 14.77–78; Светония, Август 13.1–2; Горация, Послания 1.16.48; Сенеки, Диалоги 3.2.2; 6.20.3; Исидора Севильского, Этимологии 5.27.34; Мех. на Ис 15:18 (Шират §10)]. Даже и сами слова «крест» и «распять» в латинском оригинале восходят к слову «пытать» (cruciare). В социальном и политическом смысле эта казнь в первую очередь была введена для предотвращения бунтов: «Всякий раз, когда мы распинаем преступников, выбирается многолюдная большая дорога, чтобы многие видели это и страшились, потому что эта казнь служит не только возмездием за содеянное, но и предостережением для других» (Квинтилиан, Малые речи, 274; Аристофан, Женщины на празднике Фесмофорий 1029; Псевдо–Манефон, Apotelesmatica 4.198–200; ср. Война 5.450–51).

В евангелиях распинающие Иисуса солдаты делят между собой его одежду (Мф 27:35, Мк 15:24, Лк 23:34, Ин 19:23–24). Это вполне соответствует обычаям Римского мира (см. Дигесты 48.20.1). Тацит, например, говорит нам, что «у приговоренных к смерти отбирали их имущество» (Анн. 6.29).

Смерть Иисуса

Иисус умирает внезапно и драматично. Согласно синоптическим евангелиям (Мф 27:45, Мк 15:33, Лк 23:44), около трех часов дня Иисус внезапно воскликнул:

«Elo–i, Elo–i, lama sabach–thani?». Эти арамейские слова из Пс 21:2 означают: «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?» Эти слова озадачивают комментаторов. Как их надлежит понимать?

Отдельные строки Пс 21 перекликаются с разными местами повествования о страстях. Однако только здесь мы видим прямую цитату, причем в словах самого Иисуса. Некоторые считают, что, возможно, Иисус думал обо всем этом псалме и особенно о его заключительной части, в которой говорится об оправдании и восстановлении:

Буду возвещать имя Твое братьям моим,посреди собрания восхвалять Тебя…ибо Он не презрел и не пренебрегскорби страждущего,не скрыл от него лица Своего,но услышал его, когда сей воззвал к Нему…Потомство будет служить Ему,будущие роды будут называться Господними вовек:людям, которые родятся,придут и будут возвещать правду,что сотворил Господь,

Может быть, Иисус имел в виду весь псалом в целом, включая его радостное окончание, но нам не следует преуменьшать значения прозвучавшего здесь чувства оставленности. Иисус не утратил веры в Бога, о чем свидетельствует само двойное обращение «Боже мой! Боже мой!» Но несмотря на это, он чувствует себя полностью покинутым. И не удивительно, что евангелисты, писавшие позднее, выбрали другие заключительные слова: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой» (Лк 23:46); «Совершилось» (Ин 19:30). Слова, из которых можно заключить, что Иисус сомневается в Боге или в самом себе, могли использовать противники, чтобы подорвать доверие к Иисусу, а может быть, они смущали самих его учеников. И снова можно сказать: если это не историческая правда, зачем стали бы евангелисты выдумывать столь соблазнительные слова?

Стоящие у креста думают, что Иисус призывает Илию [eloi («Боже мой») по звучанию сходно с elia («Илия»)]. Далее говорится, что «кто–то побежал, наполнил губку уксусом и, наткнув на трость, давал Ему пить» (Мк 15:36). Возможно, это было насмешкой, а не актом сострадания (в первом случае и солдаты с большей вероятностью не стали бы останавливать этого человека), и тогда здесь мы видим параллель с прозвучавшими ранее словами влиятельных священников: «Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы увидели, и уверовали» (Мк 15:32).

Не исключено также, что тот человек относился к Иисусу с состраданием и хотел поддержать его силы, чтобы распятый не терял сознания и дождался явления Илии — либо в эсхатологической[11] роли (как, могли думать, должен был это понимать Иисус), либо в традиционной роли заступника страждущих. Однако правдоподобнее думать, что это насмешка — продолжение той серии насмешек, которые начались еще во время слушания дела перед влиятельными священниками (Мк 14:65). Над висящим на кресте Иисусом насмехались, вспоминая, как он грозился разрушить Храм и восстановить его в три дня (15:29), его призывали сойти с креста и убедить скептиков в том, что он действительно Мессия, Царь Израиля (15:32), а теперь насмешники пожелали посмотреть, «придет ли Илия» в ответ на призыв страдающего Иисуса.

Зрителям не пришлось ждать долго. «Иисус же, воззвав громким голосом, испустил последний вздох» (Мк 15:37). Сам этот вопль и был моментом смерти. Другими словами, нельзя сказать, что Иисус воскликнул, а потом, спустя какое–то время, умер. Само это восклицание и было проявлением его смерти. Рассказав об этом событии именно таким образом, евангелист Марк (если за ним не стоит ранняя традиция) хотел показать, что даже смерть Иисуса отражает его силу; исход его духа (что предполагает слово exepneusen) внушает благоговейный страх.

Пораженный увиденным центурион провозглашает: «Воистину Этот Человек был Сын Божий!» (Мк 15:39). Под впечатлением того, как умер Иисус, и знамений, сопровождавших эту смерть, римский офицер называет Иисуса так, как должен был называть только лишь римского императора: кесарь не был «Сыном Божьим»; им является Иисус, распятый Мессия. Это уже не насмешка. Назвав Иисуса Сыном Божьим, центурион переменил предмет своей преданности: это уже не кесарь, официальный «сын бога», но Иисус, подлинный Сын Божий. Центурион называет Иисуса тем титулом, которым раньше называл императора: кесарь не divi filius («сын бога» — как на латыни звучит титул великого императора Августа). Это звание принадлежит Иисусу.

Смерть Иисуса и богословие

С богословской точки зрения из обстоятельств смерти Иисуса можно сделать разные выводы. В соответствии с мессианскими представлениями в рамках иудаизма поздней античности Иисус был неудавшимся Мессией. От Мессии ожидали, что он сокрушит врагов Израиля, о чем свидетельствуют некоторые тексты того периода. В кумранской общине — во всяком случае, если судить о ней по Свитку войны и связанным с ним рукописям, — полагали, что Мессия поведет воинов–священников на битву с ненавистными римлянами. Согласно одному свитку (4Q285, который называют Книгой войны), Мессия, Отрасль Давидова, своею рукой поразит римского императора. Подобные чувства выражают Оды Соломона 17:

Ты, Господи, избрал Давида царем над Израилем,и Ты клялся ему о семени его навеки,да не угаснет пред Тобою царство его.И препояшь его силою поражать правителейнеправедных.Да очистит он Иерусалим от язычников…Да погубит он язычников беззаконныхсловами уст своих…И соберет он народ святой, и возглавит егов справедливости,и будет судить колена народа…И не позволит он поселиться среди них неправедности,и не будет с ними никакой человек, ведающий зло…И очистит он Иерусалим, освятив его,как был он в начале.

Но Иисус не одержал победы над римлянами. Он не изгнал язычников. Его царствование закончилось, так и не начавшись. Он взошел не на трон, но на крест, а как уже говорилось, распятие было унизительной казнью для рабов и самых закоренелых преступников.

Главным доводом против признания Иисуса Мессией для иудеев был именно факт, что его распяли. Мы слышим об этом в споре народа с Иисусом в Евангелии от Иоанна: «Мы слышали в Законе, что Мессия пребывает вовек, а как же Ты говоришь, что должен быть вознесен Сын Человеческий?» (Ин 12:34). Подобное возражение иудейские авторы выдвигали и позднее. Именно об этом говорит Трифон в произведении II века, написанном Иустином мучеником, Разговор с Трифоном иудеем. Допустим, Иисус исполнил пророчества; предположим, он совершил много удивительных чудес; даже допустим, что он действительно был воздвигнут из мертвых. Но где в Писаниях сказано, что он будет распят и умрет столь постыдной смертью? Поэтому Трифон не может поверить в то, что Иисус из Назарета, пострадавший при Понтии Пилате, — это Мессия Израиля и сын Божий.

С точки же зрения римлян, Иисус — всего–навсего казненный преступник. Нет никакого достоинства в подобной смерти. Это просто смерть рабов и самых последних негодяев. И не приходится удивляться тому, что в древнем христианском гимне в честь Христа упоминается раб:

приняв образ раба…

Он смирил Себя,

быв послушным до смерти,

и смерти крестной

Но сам Иисус — как и его ученики после воскресения — понимал это совершенно по–другому: его смерть открыла новое значение жертвы и искупления. Это смерть одного за грех многих. Это установление обещанного нового завета. И теперь пришло ожидаемое избавление Израиля, но оно совершается без торжества силы над язычниками. Языческие народы покорятся не мечу, но Благой вести о воцарении Бога и об искупительной смерти Его Сына.