Авва Дорофей - Аскетика. Том I Страница 86

— Как, черпая воду из источников, иногда неприметно зачерпываем и жабу вместе с водою, так часто, совершая дела добродетели, мы тайно выполняем сплетенные с ними страсти. Например: со страннолюбием сплетается объядение, с любовью — блуд, с рассуждением — коварство, с мудростью — хитрость, с кротостью — тонкое лукавство, медлитель ность и леность, прекословие, самочиние и непослушание, с молчанием сплетается кичливость учительства, с радостью — возношение, с надеждою — ослабление, с любовью — опять осуждение ближнего, с безмолвием — уныние и леность, с чистотою — чувство огорчения, со смиренномудрием — дерзость. Ко всем же сим добродетелям прилипает тщеславие, как некий общий коллурий (с греч. — «мазь глазная» и вообще «мазь»), или, вернее сказать, отрава.

— Да не скорбим, когда в прошениях наших ко Господу до времени не бываем услышаны, ибо Господь хотел бы, чтобы все человеки в одно мгновение сделались бесстрастными.

— Все, просящие чего-нибудь у Бога и не получающие, без сомнения, не получают по какой-либо из сих причин: или потому, что прежде времени просят; или потому, что просят не по достоинству, а по тщеславию; или потому, что, получивши просимое, возгордились бы или впали бы в нерадение.

— В том, я думаю, никто не сомневается, что бесы и страсти отходят от души, иногда на некоторое время, а иногда и навсегда, но немногие знают, по каким причинам они нас оставляют.

— От некоторых, не только верных, но и неверных, отошли все страсти, кроме одной. Сию одну они оставляют как зло первенствующее, которое наполняет место всех прочих страстей, ибо она столь вредоносна, что может свергнуть с самого неба.

— Вещество страстей, будучи изнуряемо Божественным огнем, потребляется, а по мере того, как вещество искореняется и душа очищается, отходят и страсти, если человек сам не привлечет их опять веществолюбивым житием и леностью.

— Иногда бесы отступают и сами собою, чтобы ввести нас в беспечность, и потом внезапно нападают на бедную душу, расхищают ее и до такой степени приучают ее к порокам, что она после того уже сама себе наветует и противоборствует.

— Известно мне и другое отступление оных зверей: оно бывает тогда, когда душа совершенно утвердится в греховных навыках. Пример этого мы видим на младенцах, которые, когда им не дают сосцов матерних, по долговременной привычке своей сосут пальцы.

— Знаю еще и пятое бесстрастие, которое бывает в душе от многой простоты и похвального незлобия. По справедливости посылается таковым помощь от Бога, спасающаго правыя сердцем (Пс. 7, 11) и неприметно для них самих избавляющего от страстей, как и младенцы, когда с них снимут одежду, почти и не примечают наготы своей.

— Зла и страстей по естеству нет в человеке, ибо Бог не творец страстей. Добродетели же многие даровал Он нашей природе, из которых известны следующие: милостыня, ибо и язычники милосердствуют; любовь, ибо часто и бессловесные животные проливают слезы, когда их разлучают; вера, ибо все мы от себя ее порождаем; надежда, потому что мы и взаим берем, и взаим даем, и сеем, и плаваем, надеясь обогатиться. Итак, если, как мы здесь показали, любовь есть добродетель, естественная нам, а она есть союз и исполнение закона, то, значит, добродетели недалеки от нашего естества. Да постыдятся же те, которые представляют свою немощь к исполнению их.

— Но что касается до чистоты, безгневия, смиренномудрия, молитвы, бдения, поста и всегдашнего умиления, то сии добродетели выше естества. Некоторым из них научили нас люди, другим — Ангелы, а иных учитель и дарователь есть Сам Бог Слово. (дд)

— При сравнении зол должно избирать легчайшее. Например, часто случается, что, когда мы предстоим на молитве, приходят к нам братия, мы бываем в необходимости решиться на одно из двух: или оставить молитву, или отпустить брата без ответа и опечалить его. Но любовь больше молитвы, потому что молитва есть добродетель частная, а любовь есть добродетель всеобъемлющая.

— Однажды, когда я был еще молод, пришел я в один город или селение, и там во время обеда напали на меня вдруг помыслы объядения и тщеславия. Но, боясь исчадия объядения, я рассудил — лучше быть побежденным тщеславием, зная, что в юных бес объядения весьма часто побеждает беса тщеславия. И сие неудивительно: в мирских корень всех зол есть сребролюбие, а монахах — объядение.

— Нередко Бог, по особенному Своему Промышлению, оставляет в духовных людях некоторые легчайшие страсти для того, чтобы они ради сих легких и почти безгрешных немощей много себя укоряли и тем приобретали некрадомое богатство смиренномудрия.

— Кто вначале не жил в повиновении, тому невозможно приобрести смирения, ибо всякий, сам собою научившийся художеству, кичится.

— Отцы утверждают, что все деятельное житие заключается в двух главнейших добродетелях: в посте и послушании. И справедливо: ибо первый есть истребитель сластолюбия, а последнее утверждает истребление первого смиренномудрием. Посему-то и плач имеет двоякую силу: истребляет грех и рождает смиренномудрие.

— Благочестивым свойственно давать всякому просящему; более же благочестивым — давать и непросящему; а не требовать назад от взявших, в особенности же когда есть возможность, свойственно одним только бесстрастным.

— Будем непрестанно исследовать самих себя в отношении ко всем страстям и добродетелям, чтобы узнать, где мы находимся: в начале ли, в середине или в конце.

— Все бесовские брани против нас происходят от сих трех причин: от сластолюбия, от гордости или от зависти бесов. Блаженны последние, всеокаянны средние, а первые до конца непотребны.

— Есть некоторое чувство или, лучше сказать, навык неутомимой терпеливости. Объятый оным не убоится когда-либо страдания и не отвратится от него. Души мучеников, исполненные сим достохвальным чувством, удобно презирали мучения.

— Иное хранение помыслов, а иное — блюдение ума; и елико отстоят востоцы от запад (Пс. 102, 12), столько последнее делание выше первого, хотя и несравненно труднее его.

— Иное дело молиться против помыслов, иное — противоречить им, а иное — уничижать и презирать их. О первом образе свидетельствует сказавший: Боже, в помощь мою вонми… (Пс. 69, 2) и другое подобное. О втором же образе — сказавший: … и отвещаю поношающим ми слово… (Пс. 118, 42), то есть слово противоречия (ее); и еще: Положил ecu нас в пререкание соседом нашим^ (Пс. 79, 7). О третьем же свидетельствует воспевший в псалмах: Онемех и не отверзохуст моих… (Пс. 38, 10); и: …положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною (Пс. 38, 2); и еще: Гордии законопреступоваху до зела, от видения же Твоего не уклонихся (Пс. 118, 51). Средний из сих часто прибегает к первому способу по причине своей неготовности, но первый еще не может вторым образом отвергать сих врагов, а достигший третьего устроения совершенно презирает бесов.

— По естеству невозможно, чтобы бестелесное ограничивалось телом, но для Создателя Бога все возможно.

— Как имеющие здравое чувство обоняния могут ощущать ароматы, хотя кто и тайно их при себе имеет, так и душа чистая познает в других и благоухание, которое сама получила от Бога, и злосмрадие, от которого совершенно избавлена, хотя другие сего и не ощущают.

— Хотя не все могут быть бесстрастны, однако спастись и примириться с Богом всем не невозможно.

— Да не овладеют тобою иноплеменники — оные помыслы, которые побуждают испытывать неизреченные судьбы Промысла Божия и видения, бывающие людям, и тайно внушают безрассудное мнение, будто у Господа есть лицеприятие. Сии помыслы суть признаки и явные исчадия возношения.

— Есть бес сребролюбия, который часто принимает лицемерный образ смирения; и есть бес тщеславия, который побуждает к раздаянию милостыни; то же делает и бес сластолюбия. Если мы будем чисты от последних двух страстей, то не перестанем творить дела милосердия на всяком месте.

— Некоторые сказали, что одни бесы другим сопротивляются, а я удостоверился, что все они ищут нашей погибели.

— Всякому духовному деланию, видимому или умственному, предшествует собственное намерение и усерднейшее желание при Божием в оных содействии, ибо если не будет первых, то и второе не последует.

— …Время всяцей вещи под небесем, — говорит Екклезиаст (Еккл. 3, 1). Изречение это объемлет и те вещи и делания, которые бывают в нашем священном жительстве. Итак, если угодно, рассмотрим, что каждому времени прилично и свойственно. Ибо известно, что для подвизающихся есть время бесстрастия и есть время побеждения страстьми по причине младенчества подвизающихся. Есть время слез и время окаменелости сердца; есть время повиновения и время повелевания; есть время поста и время принятия пищи. Есть время брани от врага — тела и время погашения разжжения; время бури душевной и время тишины ума; время сердечной печали и время духовной радости; время учить и время учиться; время осквернений, может быть, за возношение и время очищения за смирение; время борьбы и время твердого мира; время безмолвия и время деятельности безмолвной; время непрестанной молитвы и время нелицемерного служения. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придет в свое время: не будем искать в зиме того, что свойственно лету; ни во время сеяния того, что принадлежит жатве. Ибо есть время сеять труды и есть время пожинать неизреченные дарования благодати. В противном случае мы и в свое время не получим того, что оному времени прилично и свойственно.