Андрей Кураев - Неамериканский миссионер Страница 9

Доказательств у гелиоцентристов не было. Галилей неверно видел требуемое доказательство в океанических приливах и отливах, но уже Кеплер доказал, что приливы связаны с гравитационным воздействием Луны, а не с суточным движением самой Земли.

В общем, «изобретение, защита и частичное оправдание коперниканской гипотезы противоречат почти каждому методологическому правилу, о соблюдении которого мы заботимся сегодня» [76].

Инквизиция же требовала доказательств и четкого различения математической гипотезы и физической модели от утверждений о структуре самой реальности [V]. Галилей доказал лишь свою веру в то, что он считал истиной,- но истинность его веры еще не была доказана. И то, что мир не был увлечен его энтузиазмом,- не удивительно. Трезвее был кардинал Беллармин. Его совет вполне соответствует современным стандартам научной доказательности.

Так что даже конфликт с астрономами не столько затормозил развитие науки, сколько помог ему через требование большей строгости и доказательности. Как и в случае охоты на ведьм, инквизиция преследовала не столько неверие, сколько легковерие.

Вновь скажу: Католическая Церковь приняла теорию Коперника (опубликованную в 1542 году, но благосклонно выслушанную папой еще в 1533 году) как математическую модель (и на ее основе разработала новый календарь в 1582 году). Но при этом в 1616 году она призвала воздержаться от ее принятия как физической модели до получения доказательств (которые появились лишь в середине XIX века). А в 1600 году она осудила Бруно, который из коперниканской теории сделал выводы сколь антинаучные, столь и антихристианские, ибо перемешал Коперника с оккультизмом.

Наконец, версия конфликта Церкви и науки не может объяснить самого факта становления науки как социального института.

То, что научное сообщество «институционализировалось», то есть стало уважаемым и финансируемым общественным институтом, означает, что общественное мнение – точнее, мнение элит, в ту пору, несомненно, контролируемое Церковью,- благоприятствовало научному образу мышления [VI].

Механицизм, лежавший в основе первой научной парадигмы, был тем симпатичен христианскому стилю мысли, что он объяснял природные процессы без сомнительных апелляций к желаниям тех или иных духов.

Механицизм дал возможность уйти от аристотелевской объяснялки: «Природа не терпит пустоты». Ведь если природа что-то «терпит», а чего-то «не терпит», то, значит, у нее есть душа. Но это как раз базовый тезис язычества и оккультизма.

Как разнились между собой архаичное и новоевропейское, научное понимание одних и тех же феноменов, можно пояснить на примере школьных сообщающихся сосудов. Почему в сообщающихся сосудах вода переливается из более полного в более пустой? Аристотелевское объяснение (природа боится пустоты) в восприятии Бойля слишком антропоморфно. В самой материи, возражает Бойль, нет ни разумности, ни источника движения. Если природа боится пустоты – значит, у нее есть душа; значит, человек неотличим от природы. Но если человек неотличим от мира, то почему же лишь он на Суде отвечает за себя? Тут одно из двух – или вода должна нести не меньшую, чем человек, ответственность за свои поступки, страхи и предпочтения; или человек должен быть таким же безответственным, как вода. Последнее означает, что нет воздаяния, а значит, нет основания и для нравственности. Поскольку же Бойль убежден в необходимости нравственной ответственности человека – он ищет нетелеологических и неантропоморфных, то есть неаристотелевских объяснений поведению воды. Вывод: вода поднимается не из-за боязни пустоты, а из-за разности давлений. Эту цепочку аргументов Бойля можно выразить кратко в силлогизме: вода в запаянной трубке поднимается из-за разности давления, а не из-за боязни пустоты, следовательно, еретики не могут утверждать, что душа смертна [77].

Литература:

· Ольшки Л. История научной литературы на новых языках: В 3 т. Т. 3. М.-Л., 1933.

· Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933.

· Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.; Л., 1934.

· Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция М., 1955.

· Вопросы истории религии и атеизма. Сб. статей. Вып. 1. М., 1950.

· Гайденко П. П. Эволюция понятия науки: В 2 т. Т. 1. М., 1980; Т. 2. М., 1987.

· Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.

· Яки С. Спаситель науки. М., 1992.

· Яки С. Бог и космологи. М., 1993.

· Косарева Л. М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М., 1991.

· Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., 1985.

· Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.

· Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее Средневековье и Возрождение). Сб. обзоров. М., 1980.

· Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сб. обзоров. М., 1987.

· Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987.

· Кимелев Ю. А., Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988.

· Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000.

· Философско-религиозные истоки науки. М., 1997.

· Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999.

· Лернер Л., Госселин Э. Галилей и призрак Джордано Бруно // В мире науки. 1987, № 1. С. 80-88.

· Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, № 1.

Наша брань не против науки: клонирование и Церковь

В дискуссиях по вопросу клонирования одно обстоятельство вызвало у православных искреннее удивление: совершенно нецерковные люди, порой даже открытые и сознательные нехристиане выступили против экспериментов по клонированию. Мы с удивлением заметили, что те группы, с которыми мы чаще всего разногласим, на этот раз оказались по одну линию с нами.

Ну кто из православных мог опознать союзника в лице Американского Конгресса или в президенте Клинтоне? А вот поди ж ты, и они высказались против клонирования людей. Конечно, это радостное удивление. Но удивление есть эмоциональная реакция. В Православии же принято задумываться над своими реакциями, над мотивами своих действий и чувств. Если мы в этом вопросе оказались едины с нехристианами – что это значит?

Партийные рефлексы возмущаются: «Раз ты оказался солидарен со своим недругом – значит, ты ошибся». Но здесь уже дело разума и дело совести сказать этим рефлексам: «Молчать!». Не стоит спорить с таблицей умножения, даже если с ней согласен твой самый заклятый враг. Человеческий мир слишком сложен. И в этом мире у нас нет стопроцентных врагов. Нет таких людей, с которыми мы были бы несогласны абсолютно во всем. Расходясь в чем-то одном, мы высказываем схожие убеждения в других вопросах. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, «у нас нет ничего общего только с диаволом, со всеми же людьми мы имеем много общего» [78].

Значит, не себя надо осуждать за ту неосмотрительность, в результате которой ты вдруг оказался единодушен со своими традиционными оппонентами, а радоваться тому, что нечто общечеловеческое оказалось сильнее, чем то, что нас разделяет. И вот здесь встает вопрос: «Являются ли сугубо церковными мотивы, по которым православные христиане остерегаются экспериментов по клонированию? Мы выступаем против клонирования потому, что эта деятельность противоречит тому, что написано в наших катехизисах, или же по каким-то другим мотивам? То, что есть специфического в православном христианстве, то, что отличает наше мировоззрение от мировоззрения всех остальных людей, понуждает нас не соглашаться с клонированием или же наши аргументы, если всерьез над ними задуматься, окажутся такими же, как аргументы людей иных верований и убеждений?».

Мне кажется полезным задуматься над этим именно ради успеха нашего противостояния клонированию. Известно, что как в России, так и в других странах наибольшая пропасть между Церковью и «гражданским обществом» пролегает именно по вопросам, относящимся к сфере человеческого воспроизводства.

Вопросы половой морали, контрацепции, абортов и тому подобное Церковь трактует очевидно (и для светского сознания даже обидно) иначе, чем это делают стереотипы современного массового сознания. В массовом сознании довольно глубоко укоренен стереотип, согласно которому «Церковь всегда против того, что несет людям радость». Не будем обманывать себя – авторитет Церкви в обществе не настолько велик, чтобы в сознании нецерковных людей мнение, поддерживаемое Церковью, становилось от этого более авторитетно и приемлемо. Напротив, в сознании весьма многих людей вопросы, связанные со сферой половой жизни, решаются скорее через противопоставление Церкви: «Ну, раз уж даже эти монахи, ничего не понимающие в любви и в наслаждении, предостерегают от этого, то тем более стоит попробовать!».