Иван Орлов - Труды Св. Максима Исповедника по раскрытию догматического учения о двух волях во Христе Страница 9

Летом (alio sabbato) 655 года, уже по смерти Пирра,[136] Максим с обоими учениками опять был позван на суд. На этот раз при допросе присутствовали два патриарха (константинопольский Петр и антиохийский Македоний), но они все время молчали. Обвинителями выступили те же, что и в один из предшествовавших допросов: Константин и авва Мина. На их обвинение, состоявшее в том, что Максим анафематствовал императора, обвиняемый с твердостью отвечал, что он анафематствовал императорский эдикт («Типос»), но не самого императора[137].

После этого допроса Максим был сослан во Фракию и заключен здесь в небольшую крепость Бизию. Два ученика Максима также были сосланы во Фракию.

24 августа 656 года[138] сюда, в крепость, к Максиму явилась депутация: от имени патриарха Константинопольского — Фео–досий, епископ Кесарии Вифинской, и от имени императора — консулы Павел и Феодосий. На вопрос Феодосия, епископа: почему он удаляется от общения с Константинопольской церковью, Максим отвечал указанием на господство в Константинопольской церкви ереси и еретичество константинопольских патриархов, как на причину такого удаления с его стороны. Подвергнув затем довольно подробному рассмотрению содержание монофелитского учения, Максим раскрывает несостоятельность его основоположений, главным образом, со стороны тех нелепых выводов, которые с неотразимой последовательностью вытекают из них[139]; указал на неосновательность содержания «Типоса» (с последним Феодосий согласился); категорически, но со свойственным ему смирением заявил, что общение его с Константинопольской церковью при настоящих условиях немыслимо. Снова был поднят вопрос о волях: Феодосий защищал единоволие и ссылался на свидетельства будто бы Григория Чудотворца, Афанасия и Златоуста. Максим опроверг доводы Феодосия, доказав, что приводимые последним свидетельства принадлежат Аполлинарию и Несторию. После довольно продолжительных прений по вопросу о волях во Христе епископ Феодосий сознался (думается, показывал только вид…) в своем заблуждении. Он под клятвой обещал устроить дело воссоединения еретиков с Церковью, а консул Феодосий выразил уверенность, что император согласится на это. Свидание депутатов с Максимом закончилось трогательным прощанием. Максим получил даже от епископа Феодосия материальную поддержку[140].

Казалось, восстановление мира Церкви было близко. 8 сентября 656 года к Максиму в крепость явился консул Павел, которому от имени императора дан был приказ перевести Максима «с великою честью и уважением», как говорилось в приказе, в монастырь св. Феодора близ Константинополя[141]. Но положение Максима с переводом в монастырь, вопреки ожиданию, ухудшилось. 13 сентября к нему явилась депутация в лице двух патрициев, Епи–фания и Троила; с ними был и епископ Феодосий. Депутация явилась объявить Максиму волю императора, состоявшую в надежде, что Максим примет «Типос» и вступит в общение с монофелитс–кой партией, при исполнении чего со стороны Максима ему обещались царские милости[142]. «Мы твердо уверены, — говорилось в конце приказа, — что если ты вступишь в общение с нами, то присоединятся к нам все, которые ради тебя и под твоим руководством отпали от общения (с нами)»[143]. В ответ на это льстивое предложение императора Максим заявил: «…все небесные силы не убедят меня сделать то, что вы предлагаете». Раздраженные непреложной твердостью Максима, патриции с яростью набросились на него и с ругательствами жестоко побили. Епископ Феодосий едва мог остановить их горячность и дерзкое обращение с Максимом[144]. На другой день, 14 сентября, по воле императора Максим вторично был сослан сперва в Селемврию (город во Фракии), а потом в Перверу, и там был заключен в темницу[145]. Около пяти лет томился здесь узник. Наконец, еще раз и последний Максим был вызван из ссылки в Константинополь с единственной, кажется, целью — излить на престарелого страдальца тираническую злобу.

По прибытии в Константинополь, Максим тотчас же был приведен в судебную камеру и наказан воловьими жилами, после чего ему отрезали язык и правую руку (орган и орудие полемики) и измученного и обезображенного провели по всем кварталам города для общего посмеяния. После всего этого Максим был сослан в Колхиду, страну лазов (на берегу Черного моря). Сюда же были сосланы и оба ученика Максима. Максим был заключен в крепость Шемари и здесь в скором времени, 13 августа 662 года, мирно скончался[146]. Максим Исповедник причтен Церковью к лику святых.

Кровавые, бесчеловечные меры преследования, обрушившиеся на головы отважных борцов православия, окончательно, по–видимому, подавили всякий протест против монофелитизма: никто не осмеливался открыто возвышать свой голос в защиту православия; православие на Востоке было, по–видимому, совершенно подавлено. Ближайшим следствием такого состояния дел церковных было разделение Восточной и Западной церквей: в последней в качестве ортодоксального содержалось учение о двух природных волях и действованиях во Христе, в первой за таковое принималось учение об одной воле и об одном действовании Христа. Как гибельно отразилось на общем течении дел церковных господство монофелитизма, об этом весьма красноречиво свидетельствуют следующие слова одного современника тех событий: «Иерархи сделались иересиархами и вместо мира возвещали народу распрю, сеяли на церковной ниве вместо пшеницы плевелы; вино (истина) мешалось с водой (ересью), и поили ближнего мутной смесью; волк принимался за ягненка, ягненок — за волка; ложь считалась истиной, и истина — ложью, нечестие пожирало благочестие. Перепутались все дела Церкви»[147].

Таким образом, дело воссоединения церквей, предпринятое по чисто политическим расчетам императора и веденное на почве более политической, чем церковной, привело к совершенно противоположным результатам. Нельзя с достоверностью сказать, скоро ли бы кончились продолжительные, занявшие собой две трети VII столетия, монофелитские споры, если бы император Константин Погонат, сознавая всю неуместность светских мер в решении вопросов веры, не пришел под влиянием Запада к благой мысли — «созвать глаза Церкви, иереев, для расследования истины»[148]. В 680 году, в ноябре месяце, в Константинополе составился VI Вселенский собор, на котором представителями Востока и Запада было тщательно рассмотрено, окончательно решено и строго формулировано учение о двух природных волях и двух природных действованиях во Христе, а монофелитизм со всеми его вожаками и последователями подвергся церковной анафеме. В основу соборных вероопределений легли два послания Агафона. Как почтил собор память и труды великого поборника православия св. Максима Исповедника, об этом мы скажем в заключительном отделе.

Глава II

Из представленного очерка жизнедеятельности св. Максима Исповедника видно, что почти всю свою жизнь, по удалении от императорского двора, он провел преимущественно в борьбе с современным ему лжеучением монофелитов. Полемика велась им двояко: устно и письменно. Так мы видели, что он имел устные прения с лже–епископами монофизитской фракции Севера на о. Кипре, с экс–патриархом Пирром в Карфагене и с Феодоси–ем, епископом Кесарии Вифинской, во Фракии. Письменным памятником полемических трудов св. Максима служит множество дошедших до нас писем его, написанных им в разное время к различным лицам.

Все полемические этого рода труды Максима Исповедника предметом своим имеют, главным образом, разъяснение догматического учения о двух волях во Христе. Исходными пунктами при разъяснении этого учения для св. отца служили следующие два основоположения, составляющие сущность Халкидонского веро–определения: одно — во Христе две природы; другое — при двух природах во Христе одна ипостась. Общее развитие этих двух основоположений в полемических трудах св. Максима представляется в следующем виде. Прежде всего, он старается установить то положение (одно из основоположений собственно диофели–тизма), что воля (θέλημα) составляет существенное определение природы (φύσις), а не лица (ύπόστασις), как мыслили монофели–ты. Выходя из первого основоположения и утверждая, вопреки мнению Севера, целость обеих природ Христа и по соединении их, Максим развивает (против монофелитов и моноэргистов) ту мысль, что во Христе должно признавать две воли (δύο θελήματα) и два действования (δύο ένέργειαι). Справедливость своего понимания он обосновывает на изречениях Св. Писания и на свидетельствах всеми признанных авторитетов Церкви (главным образом, Дионисия Ареопагита, Григория Богослова и Кирилла Александрийского, на которых особенно часто ссылались монофелиты), везде указывая при этом истинный смысл их выражений. Переходя от первого основоположения ко второму и ставя себе вопрос, как возможно существование двух природ в одном лице, св. Максим указывает на необходимость различения φύσις и ύπόστασις, смешиваемых монофелитами, и на поставленный вопрос отвечает тем положением, что во Христе σύνθετος ύπόστασις [сложная ипостась] — ипостась Бога Слова, служащая ипостасью и для человечества Христа. А исход из неразрешимого с точки зрения монофелитизма затруднения, представляемого существованием двух воль и действований в одном лице Богочеловека, находит в указании на то, что решающий принцип в Богочеловеке представляет Его Божественная воля, которой в силу самой природы безгрешного человечества во всем следует Его человеческая воля. Следствием такого отношения природного двойства к личному единству Богочеловека является то, что Максим разъясняет под формой понятий «περιχώρησις» [перихорисис, взаимопроникновение], «άντίδοσις» [обмен (свойствами)] и «θέωσις» [обожение] человеческой воли Христа.