Моисей Рижский - Библейские вольнодумцы Страница 9

Наконец, Иов приводит еще один аргумент. Допустим даже, рассуждает он. что человек в чем-то провинился перед богом, но достойно ли бога вечного и всемогущего преследовать его за это? (7:20). Ведь человек - такое эфемерное и такое ничтожное создание по сравнению с богом: жизнь его как дуновение, и сам он как соломинка, уносимая ветром. "Почему бы (Тебе) не простить мне моей вины, не пройти мимо моего прегрешения? Ибо вот я лягу в прахе, поищешь меня - и нет меня" (7:21).

Иов прекратил спор непобежденным. Скорее - победителем. Три друга замолчали, потому что им больше нечего было возразить Иову, и это, по существу, означало, как правильно понял позднейший автор речи Элиу, что они "обвинили Бога" (32:3). Затем на сцену выступает Яхве, который произносит речь, полную поэтических красот и самовосхваления. Только после этого Иов произнес свое "отрекаюсь и раскаиваюсь". Но было ли это подлинным раскаянием?

Нет сомнения, что автор закончил свою поэму величественной сценой теофании не только потому, что хотел дать своему произведению достойную концовку. Очень вероятно, что явлением бога заканчивалась и старая сказка, ставшая рамкой поэмы. Но речи Яхве и ответы Иова, так же как выступления в ходе дискуссии Иова и друзей, несомненно, сочинил сам автор поэмы персонажи народных сказаний подобным образом не ораторствуют. А между тем именно в этих речах многое вызывает недоумение и кажется двусмысленным современному читателю и, наверное, такие же чувства возбуждало у древних.

"ТЕМА ИОВА" ВНЕ ПАЛЕСТИНЫ

При чтении Книги Иова становится ясным, что автора волновал широкий круг проблем, связанных с существованием зла и несправедливости в мире, причем в разных аспектах: в индивидуальном - почему страдает единичный невинный человек; в социальном - почему люди стонут в городах, бедняки, вдовы и сироты угнетены богатыми насильниками, которые вопреки всякой справедливости благоденствуют и процветают; наконец, в универсальном аспекте - почему вообще существует зло в мире, управляемом всемогущим, мудрым и справедливым богом? Поскольку все это - проблемы общечеловеческого характера, естественно, что они так или иначе должны были отразиться в литературе не только Иудеи, но и других народов древности. В связи с. этим многими исследователями уже давно делались попытки найти иноземные образцы (или, может быть, даже оригинал) библейского Иова. Вероятнее всего эти образцы могли обнаружиться в Древнем Египте или Вавилоне, культурное влияние которых на Палестину было особенно сильным и продолжительным. Поиски оказались не совсем безрезультатными.

В вавилонской поэме, известной под названием "Владыку мудрости хочу восславить"*, ее герой, как и Иов, в прошлом был вполне счастлив, но затем на него обрушились всякие бедствия и он тоже страдал от какой-то жестокой болезни, может быть, проказы. Он красочно описывает свои мучения и отчаяние t в выражениях, напоминающих поэму о Иове: "День - вздохи, ночь - слезы, месяц - вопли, год - скорбь. Я дошел до конца жизни, куда ни обращусь бедствие..." (ср.: Иов. 7:3 и сл.). Он жалуется на то, что страдает незаслуженно, так как всегда делал только угодное богам и царю: "А ведь я постоянно возносил молитвы, мне молитва - закон, мне жертва - обычай, день почтения бога - мне радость сердца... славить царя - мое блаженство... Я страну призывал соблюдать обряды, чтить богини имя учил я народ мой. Я славил царя, равнял его богу, почтенье к творцу внушал я черни"- это, однако, совсем не похоже на то, что ставил себе в заслугу библейский Иов (гл.29-31). Герой вавилонской поэмы, как и персонажи Книги Иова, высказывают мысль о непостижимости божественного промысла: "Воистину думал, богам это любо! Но что мило тебе, угодно ли богу? Не любезно ли богу, что тебя отвращает? Кто же волю богов в небесах постигнет... бога пути познает ли смертный?" Но нигде нет в этой поэме и намека на неправосудие богов, нет и тени протеста. Страдалец только настойчиво и смиренно умоляет своего бога о милосердии и в конце концов добивается-таки своего: бог избавляет его от страданий и дарует ему изобилие всяких благ.

______________ * См.: Литература Вавилонии и Ассирии//Я открою тебе сокровенное слово. М., 1981. С. 218.

Известны и другие месопотамские произведения подобного рода. В одном из них, в шумерской поэме, переведенной С. Крамером, также говорится о человеке, который был богат и праведен, имел много родных и друзей и был у всех в почете. Но и его постигло несчастье - страшная болезнь. Его одолели страдания, и вдобавок от него отшатнулись друзья. Он горько жалуется: "Мой товарищ не говорит ни слова истины, мой друг называет ложью мои правдивые слова". Страдальца перестали уважать, даже невежественные юнцы пренебрегают им (ср.: Иов. 30:1). Допуская, по-видимому, что он в чем-то провинился, он ссылается на врожденную слабость и испорченность человеческой природы и на высказывания по этому поводу древних мудрецов: "Они изрекают, бесстрашные мудрецы, слово истинное и прямое: "Ни одно дитя не рождается от женщины беспорочным"*. Этот же аргумент мы встретили и в Книге Иова (15:14). Быть может, еще ближе по идеям к Книге Иова вавилонская поэма "Мудрый муж, постой, я хочу сказать тебе..."** В ней поднимаются те же проблемы: превратности человеческой судьбы, ненадежность счастья, необъяснимость страдания невинного и засилья на земле зла, высказывается даже мысль о тщетности благочестия и о несправедливости богов, которые покровительствуют богатому и, точно вора, преследуют бедного и угнетенного. Интересно, что эта поэма написана в форме диалога: мудрец и его друг по очереди произносят по строфе в одиннадцать строк - форма, напоминающая поэму об Иове.

______________ * Крамер С. История начинается с Шумера. М.,1965. С. 136-140. ** См.: Я открою тебе сокровенное слово. С.235-241.

На диалоге построена и египетская поэма, известная под названием "Разговор разочарованного со своей душою". Несчастный, больной, покинутый родными и друзьями человек хочет уйти из жизни. Он убеждает свою душу совершить над ним погребальный обряд - больше ему не к кому обратиться - и затем последовать за ним в загробный мир. Душа пытается отговорить страдальца от непоправимого поступка: ведь в жизни все же есть и нечто приятное. Но в конце концов душа все-таки уступает. "Разговор" заканчивается следующими словами души: "Ты достигнешь Запада, тело твое предадут земле, и я сойду к тебе..." В этой поэме можно без труда найти места, как будто перекликающиеся с Книгой Иова: "Человек с ласковым взором убог, добряком везде пренебрегают, сердца злы, человек, на которого надеешься, бессердечен. Нет справедливых, Земля - приют злодеев... Злодей поражает землю, и нет этому конца"*.

______________ * Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. 1. С. 232, 233.

Можно априори допустить, что автор поэмы о Иове был знаком с философско-религиозной литературой соседних народов Египта, Вавилонии, еще более близких Финикии и Эдома*. Следы этого знакомства можно, по мнению исследователей, обнаружить не только в идеях и диалогической форме его поэмы, но и в языке, который включает большое количество слов и даже целых выражений иноземного происхождения. Менее вероятно высказанное некоторыми учеными предположение, что автор Книги Иова испытал влияние греческой философии (так, О. Гольцман находил у Иова отражение идей Платона и даже в композиции книги усматривает влияние платоновских диалогов, а Г. Шраде считал, что представление о боге, который не слышит мольбы людей, исходит от учения Эпикура о безразличии богов к творящемуся на земле), хотя в такого рода догадках нет ничего невозможного, если, конечно, принять более позднюю датировку Книги Иова**. Может быть, иноземными влияниями следует в какой-то мере объяснить и то, что в поэме о Иове удивительно мало национального колорита, настолько мало, что некоторые исследователи вообще отказываются признать в авторе иудея; Пфайфер, например, считает, что автор был эдомитом, представителем соседнего с Иудеей расово родственного и близкого по языку Эдома***. Но если аргументация Пфайфера недостаточно убедительна и вызвала ряд возражений, то все же тот факт, что автор Книги Иова сделал героями своей поэмы, включая главного - Иова, неевреев, видимо, нельзя считать случайным: скорее всего, автор хотел этим подчеркнуть общечеловеческий характер трактуемых им проблем. Однако подход его к решению этих проблем оказался специфически иудейским. Вавилонские жалобы страдающих праведников в основном являются религиозными сочинениями типа псалмов. Отношение к богам в них выражается в восхвалениях и просьбах. Египетский автор "Разговора разочарованного со своей душой" находит для своего страдальца выход из беспросветности земной жизни, выход на "тот свет". Мировоззрение автора поэмы о Иове выросло на почве иудаизма, который, в отличие от египетской религии, не признавал ни загробной жизни, ни загробного воздаяния; для него, автора, этот выход был закрыт. И мы увидим, что цель, которую он перед собой поставил, заключалась, в отличие от вавилонских авторов, отнюдь не в восхвалении Яхве.