Сергей Пилипенко - Код апокалипсиса 33. Часть 6. Погружение Страница 9

– Куда понесло её? – справляемся уже мы у Бога, с любопытством на то смотря и вверх голову задирая.

– К таким же, – кратко Бог отвечает и почему-то на нас самих серчает, – давайте и сами исправляйтесь. А то обросли неизвестно чем и время от времени непонятно чему предаетесь. Оттого головы те болят и мысль разную не присоединяют. Ум не растет, а только в силе своей уменьшается. Сейчас душу другую позову. Пусть, уже она о том расскажет, а заодно и тайну кое-какую историческую приоткроет. Полезно знать будет, а то так в неведение и живете, в надежде, что кто-то придет и всё, как говорится, исправит.

– Что за душа? – спрашиваем.

– Увидите. Только подальше отойдите, а то покроет она своим телом, от которого тягостно всем станет и уж не до мыслей каких вообще будет.

– А, что. Душа также тело имеет? – интересуемся мы.

– Узнаете, – кратко Бог отвечает и начинает своими делами заниматься, чтобы душу искомую к нам приблизить и ее исповедь саму выслушать.

И вот действительно, совсем скоро что-то такое, на душу или что в этом роде вовсе не похожее, начало к нам приближаться и по мере движения того, как Бог и говорил, телом своим «мясисто-росистым» (от влажности его) покрывать.

Вначале было все то, как в тумане каком-то темном, а затем начало силой давить, словно действительно у души той мощи телесные имелись.

Но вот Бог развеял ту пагоду, можно сказать, дождевую (так как она по велению его руки почему-то именно в такое в скором времени превратилась), и наружно или для глазу нашего простого иная душа явилась, что заискрила чистотой своей и общей яркой убранностью, что значит, просто чистотой засверкала на свету том большом, где мы вместе с Богом пребывали.

В общем, высвободилась она, как потом уже Бог объяснил и ближе к нам пододвинул, чтобы можно было голос ее услыхать и выводы уже для себя из рассказа того сделать.

Так вот спустя время и услышали мы рассказ тот, и предлагаем всем с ним также ознакомиться, так как интересен он по-своему для многих и кое-что новое для всех представляет.

– Родилась я давно, – начала в свою очередь исповедь душа та, как впрочем, и все остальные, издалека и слегка сожалея о чем-то. – Так давно, что даже уже и не помню, когда то произошло. Зато вспоминаю точно, что то был человек, по-своему богатый и совсем не имел совести, если так можно о нем самом выразиться.

Скуп был беспредельно и жаден до слов разных, словно было то настоящее золото, а не просто людская речь. Слова свои буквально вырывал откуда-то и прямо перекладывал на что-то уже близстоящее. Выдумщиком был великим и слава та за ним и по сей день сохранилась.

Звали его Гомер. Так оно по истории состоялось и во многом правдой отобразилось, если не считать за правду все то, что он же и выдумал. И надо сказать еще, что слеп был он на то время действительно, но до того, как и все, самым, что ни на есть, зрячим ходил.

Во многом преуспевал он и с жадностью своею как мог боролся во время, для него самого более раннее. Но из того ничего практически не вышло и стал он очевидно (что значит, явно) просто богачом, не имеющим ни стыда, ни совести.

Часто друзей своих обманывал и власть ту самую приобрел благодаря тому же. Оттого и слеп стал во времени, так как ослепили его за то, что он творил, но да видно, проку от того мало было и, вину свою не признав, он во все тяжкие пустился, создавая на Земле славу богов тех, что якобы при людях жизненно состояли.

Все те войны между племенами-народами попридумал. Друзей разных именами иными обозначил. Геройства разные выдумал и самих героев или его персонажей описал так, как хотелось только ему в знак особой нетерпимости по отношению ко всему просто людскому.

Создал мифы он сам, да так и запечатлелись они все во времени, предавая историю саму нелепой гласности, и на свет людской абсолютно новые ее черты определяя. Так возникла самая первая и пагубная для всех сейчас историческая подмена, что в конечном итоге привела к разрушению общих ценностей в деле том, сугубо историческом, и создала предпосылку для всеобщего безверия людского.

Ибо, породив своих богов и тем самым их высмеяв по-своему, он предал забвению саму бытность людскую, а вместе с ней и веру в настоящих богов и любовь к ним общую людскую.

В общем, предал по-своему род людской, тем самым обеспечив ему несносное будущее, которое в образах тех же богов и отобразил. Потому и обросла душа та тем «мясистым» наплывом и даже тело кое-какое во времени поимела, так как сильно лжива была и собирала от людей все то, уже пройдя сквозь года.

Так вот оно и образовалось и во многом представлено само по себе лживо, так как имеет вид такого же характера соединения.

А теперь, расскажу я, что дальше со мною стало опосля жизни той, во многом придуманной, и укажу на несоответствие исторических моментов каких, которые либо при мне, либо при другом уже руководителе состоялись.

Трудно сейчас представить время все то, да еще в отображении его самого, то есть точно согласно датам каким численно. Как мог я знать сам, что то за время было, ибо отчисление его по-настоящему не вели, а если и вели, то порою просто забывали, что приводило потом не только к потере дней каких-то, а целых или полных лет и даже поболее периодов. Таким время то было царствования императоров римских и не до счета его самого было, так как по большей части, утехам каким предаваясь, о нем вообще забывали и даже не вспоминали.

А дальше толком никто и сам не мог вспомнить, а потому писалось, мягко говоря, с головы, по большему больной от изобилия напитков разных и просто жизни беспечной. То время было скудного ума людского и таким оно запечатлено в самой истории, если брать по-настоящему, а не согласно тому, что кто-то из тех великих философов описал.

Думаю, теперь догадаться несложно, что жили все те герои во многом в одном времени, а власть поочередно переходила от одного к другому и даже наблюдалась как бы параллельно, то есть велась в одночасье с римским где-то в другом месте.

Потому, состыковывать всю ту историю действительно очень сложно, особенно если учесть все те даты, что просто, как говорят, сами по себе ставились.

Во многом они цифры обозначали, которые только самим авторам и известны. Но, что это я об одном и том же. Думаю, понятен и так весь смысл существа того раннего и надалее самой историей все то назвать нельзя, так как искривлено до ужаса настоящего безобразия, подобно моей душе той, что только-только Бог просветлил.

Вместе с властью какой-то передавалось и наследие оное, и всяк последующий душу ту предыдущую вождя воспринимал и в себя же изнутри вкладывал. Так оно было со мною, так стало и с теми, кто уже после меня самого правил.

А правили, как известно, многие и занимаются тем же до сей поры. Изменились времена, поменялись некоторые условия жизненные, но сама жизнь мало переменилась. И абсолютно то же касаемо человеческой души. В ней мало толку. Того, что действительно необходим и который нужен для более безобидного будущего.

Вот с тех самых обид и продолжу дальнейший свой рассказ, а это небольшое отступление отнесу к фазе образования нового ума. Того, что сам Бог сотворил на базе той самой извращенной во времени души. Так бывает и об том будет еще сказано. Только уже не мною, а им самим, коли душа его точно того же возжелает.

Так вот. Освободившись от тела того Гомера, я вновь в жизнь иную обратился и стал более приземист в своей жизненной осанке, немного ко всему еще и жирку подбросив. Таким меня сделала еще и природа, по которой я, естественно, скучал, так как привык в то раннее время становления души ею по-настоящему пользоваться, что значит, питаться всеми ее сладостями, включая то самое последнее, о чем говорил.

Так вот я приобрел свое новое лицо и уже совсем не был похож на предыдущее мое выражение, что значительно облегчало мою внутреннюю участь и давало возможность высказаться во времени как-то по-новому. Чем, собственно, я и воспользовался, устремив опять свой взгляд на небеса, которые на то время почему-то то сходились, то расходились, забирая повсеместно грозами, молниями, градами и чем-то таким, от которого становилось совсем зябко, а по телу текли ручьи, словно от какого-то дождя.

Так плакала сама природа, и я в том усмотрел свое, так и запечатлев по памяти все те мои ощущения. Вновь труд свой я создал и на этот раз поимел он больший успех среди населения разного и во многом уже на себе понес я все те благодарности, что сотворили сами люди. То был труд невозврата людского опосля жизни земной и многое было почерпнуто из нее самой, так как я сам видел, что то невозможно. Лишь некоторые отнеслись ко мне с недоверием, а все остальные хором поверили. За что, честь им и хвала от меня самого, так как своим признанием они вновь пробудили во мне аппетит к той самой словесной науке, что людским говором называется.