Стивен Левин - Кто умирает? Страница 8

Чем больше мы позволяем своему уму существовать в ясности и сострадании, тем меньше у нас стремления называть каждое мимолетное мгновение «собой». Тем меньше мы теряем себя в отождествлении с поверхностными «Я есть это или то». Тем больше мы переживаем сознание как таковое, не вовлекаясь в его проявления и не привязываясь отчаянно к его радостям. Мы переживаем всего лишь пространственную безмятежность бытия, не нуждаясь в том, чтобы определять, кто переживает бытие, или, точнее, что есть это бытие. Хотя ум может изобрести десятки определений и разграничении, само переживание бесконечно. При этом мы видим, что маленький ум плавает в этой безбрежности.

В один прекрасный день наступает мгновение, когда вы выходите из себя, но тут же осознаете и принимаете свой гнев. Тогда вы открываетесь гневу для исследования: «Что значит быть сердитым? Что чувствует при этом тело? Что делает при этом ум?» Снова сев в кресло и закрыв глаза, мы начинаем двигаться в сторону того, что закрывает сердце, вместо того чтобы удаляться от него и позволять ему механически препятствовать нашему более полному переживанию настоящего. Изучая гнев, страх, сомнение или сознание своей вины, мы начинаем видеть безличностность того, что раньше нам казалось несомненным «я». Мы видим, что в уме есть еще один ум. Гнев, страх и угрызения совести – все эти состояния обладают собственной личностью, собственной энергией. И мы замечаем, что не «я» желает причинить вред другим, а состояние сознания, именуемое злостью, по своей природе агрессивно и поэтому нередко желает унизить и даже уничтожить свой объект. Затаив дыхание, мы следим за выдуманными разговорами и дискуссиями в уме, за поединками теней, с которыми раньше мы отождествлялись. Так мы начинаем понемногу избавляться от страданий.

Постепенно мы перестаем привязываться к состояниям сознания, которые заслоняют от нас мудрость сердца. В отношениях между людьми снова появляются любовь и доверие. Все, что раньше вынуждало нас замыкаться в уме, – наши сомнения, опасения и претензии, которые, словно сторожевые псы, предупреждали нас об опасности, – становится для нас напоминанием о невыносимости жизни без любви, способствует открытию себя жизни, а не удалению от нее. Мы видим, как наш страх перед неконтролируемыми проявлениями ума и отождествление себя с ними делает нашу жизнь мелочной. Мы начинаем понемногу отпускать все, что возникает в сознании. Мы просто прекращаем рассуждать и позволяем уму быть открытым, начинаем видеть нескончаемый процесс возникновения и растворения ума. Признавая непостоянство каждой своей мысли, каждого своего чувства, каждого мгновения жизни, мы приходим к видению, что нет ничего, к чему можно было бы привязаться и чтобы счастье при этом никогда не кончалось. Нет места, куда бы мы могли стать и сказать: «Вот кто я такой». Все вокруг – постоянно меняющееся течение, в котором в каждое мгновение рождается и умирает тот, кем мы себя считаем. Все, что мы могли бы назвать бытием, кажется мимолетным и по своей сути лишенным неизменных качеств. В нем нет личности, в нем есть один только развивающийся процесс. Тот, кем мы себя считаем, представляет собой всего лишь облако в небе. А осознание, которое озаряет этот процесс, видится просто как свет. Мы понемногу отходим от отождествления с умом как с «я» и становимся чистым светом осознания, неизреченностью бытия.

Тело умирает, а ум постоянно меняется. Однако каким-то непонятным образом за всем этим ощущается присутствие того, что называют бессмертием, вечностью, таковым, каково оно есть.

Сполна родиться означает прикоснуться к этому бессмертию. Пережить, хотя бы на мгновение, пространственность, которая простирается за пределами рождения и смерти. Войти в таинственный и парадоксальный мир без оружия, а только с любовью и осознанием.

ГЛАВА 3

«И ТЫ ТОЖЕ БУДЬ ГОТОВ»

Не забывай, мой друг, здесь проходя:

Таким, как ты, когда-то был и я.

Каков сейчас мой вид, таков же будет твой.

Готовь себя последовать за мной.

Мой знакомый, занимавшийся некоторое время медитацией, встретился с мастером дзэн, роси, который недавно прибыл в эту страну, и попросил разрешения изучать дзэн под его руководством. На что роси ответил:

– Ты готов умереть?

– Я пришел к вам не умирать. Я пришел изучать дзэн, – сказал мой друг, смущенно покачивая головой.

– Если ты не желаешь умереть, ты не готов отпустить жизнь. Иди и возвращайся, когда будешь готов сразу же войти во все без исключения.

Если мы не открыты всему, что происходит, если мы закрыты для какой-то возможности, для какого-то события, спектр наших ощущений сужается, чтобы исключить то, что мы считаем неприемлемым. Неприемлемым оказывается то, что не согласуется с фантазиями нашего надуманного «я», с его представлением о незыблемом постоянстве. Мы многое исключаем, а большую часть событий видим будто в сумерках или в полудреме.

Американские индейцы разработали необычную технику подготовки к смерти. Они вырабатывали открытость по отношению к смерти с помощью песни смерти. По достижении зрелого возраста каждый человек совершал ритуал перехода, который предполагал пребывание в течение нескольких дней в пустыне, где нужно было, молясь и соблюдая пост, открываться неизвестному и получить напутствие в дальнейшую жизнь. Они часто переживали видение целостности, из которого спонтанно возникает спасительная песня смерти – средство поддержания контакта с Великим Духом в случае опасности или беспокойства. Другие получали свою песню смерти во сне или от деда. Или, возможно, они узнавали ее, воображая себя умирающим животным, которое подстрелили на охоте. Это была мгновенная техника центрирования для того, чтобы даже в крайне неблагоприятных условиях оставлять сердце открытым, а ум ясным. Когда человек начинал падать с лошади, встречался с опасным животным, лежал в горячке или отравлялся пищей, песня смерти сразу же возникала у него в уме. Она была частью его самого, частью, которая всегда под рукой в трудную минуту. Она помогала установить контакт с неизвестным, со смертью.

Вообразите себе, что вам довелось раз сто воспользоваться песней смерти, и вот однажды, когда вы сидите под большим валуном, вас кусает змея. Вы чувствуете, как яд распространяется по вашему телу, и рядом нет никого, кто бы мог вам помочь, когда вы начнете постепенно утрачивать способность двигаться. Но вы не беспомощны. У вас есть могучее средство: перед вами открыт путь, ведущий из каждого мгновения в смерть. Сделав эту технику частью своей жизни, многие коренные индейцы умерли в великой ясности. Они практиковали технику, которая объединяла жизнь и смерть, давала простор видению и позволяла выйти за пределы известного.

В хасидской традиции – которая представляет собой мистическое ответвление ортодоксального иудаизма – есть учение, позволяющее быть готовым ко всему, что мгновение предлагает нам. Последователи этого учения верят, что они родились для одного уникального события, которое должно случиться в ходе их жизни. Но вы не можете знать, когда оно случится. Вам нужно всегда быть начеку, чтобы не сплоховать, когда наступит время испытания. Испытание будет окном в не-знание, проблеском чистого бытия. Вы не можете избежать ни одного мгновения своей жизни и поэтому развиваете в себе открытость по отношению к неизвестному, так чтобы всегда быть готовым, когда оно случится.

В этом не-знании вы всегда присутствуете. Ведь когда вы позволяете себе не-знать, вы становитесь очень бдительными. Вы теперь похожи на охотника, который не знает, что ждет его в следующее мгновение. Он не стремится ни к чему. Он есть олицетворение покоя в движении. Он – открытое пространство, в котором все движется. Охотник больше не является существительным. Он становится глаголом. Он есть акт наблюдения.

Такого рода присутствие в жизни является идеальным приготовлением к смерти. Оно подразумевает открытость ко всему происходящему, без исключения. Ведь если все хорошо, кроме смерти, тогда вы в конце концов замечаете, что все хорошо, кроме смерти и чувства утраты. Затем вы обнаружите, что все хорошо, кроме смерти, чувства утраты и черствой булочки. А затем все будет хорошо, кроме смерти, чувства утраты, черствой булочки и прихода водопроводчика. Ограничение круга приемлемого сужает защитную клетку, в которой мы суетливо живем большую часть своей жизни. Сужение происходит до тех пор, пока «безопасность» не начинает означать, что никто, кроме нас, не входит в нашу клетку. Мы оказываемся в полной изоляции. Никто-больше не стучится в нашу дверь.

Индуистская традиция дает другой пример подобного присутствия в жизни-смерти. Эта традиция учит, что умереть с именем Бога на устах означает сознательно вернуться к источнику бытия. При этом вы можете в одно мгновение отбросить все свои концептуальные представления о мире и объединиться с миром в его первозданном облике. Махатма Ганди был убит, когда рано утром вышел в сад. К нему подошел мужчина и выстрелил ему прямо в сердце. Падая, Ганди произнес слово «Рам». Рам – одно из имен Бога в индуистской традиции. Миллионы индийцев сосредоточивают свои жизни на Боге с тем, чтобы быть способными умереть с его именем в сердце и в мыслях. Я видел, как умирают со словами «Пресвятая Богородица». Смерть таких людей есть мягкое вхождение во всеобъемлющий свет. Но много ли людей так тесно связаны с самым сокровенным в себе, что даже смерть не может смутить их? Для этого не обязательно ждать смерти. Для этого нужно посмотреть на себя прямо сейчас. Чтобы начать готовиться к смерти, нет другого мгновения, кроме настоящего.