Василий Ленский - Уровень Ки-До Страница 11

— Откуда ты это знаешь?! — нетерпеливо прервал Эдик, — эти общения такие же реальные…

— Да. Но с той разницей, что на одно идет наложение другого. Ты не выполнил условия четкого разделения. Ты натренировался до сна наяву. А утверждаете, что все, что я говорю, понятно.

— Об этом речи не было.

— Я вам уже уши промозолил о внешнем Космосе и внутреннем. О двух Космосах. Один из них блокируется от сознания. Это внутренний Космос. Он прорывается только во сне, в трансе, в стрессе, или в клинической смерти. Но ты упражнялся в его восприятии. Теперь твое бедное сознание встречает сразу двух вестников.

— Но вижу я их во внешнем мире, — заупрямился Эдик.

— Кто тому свидетель? Не упрямься, Эдик, иначе ты погубишь себя, когда раскроешь рот на прекрасную «инопланетянку», а попадешь под автомобиль. И не гипноз уводит человека во внутренний Космос. Ничего от контакта с внешним не остается. Тело свинцовое, и нет сил пошевелить рукой или ногой. Нет сил крикнуть. Это условие, в котором внутренний мир размягчается и приходит в пластичное состояние. На этом мягком полотне «рисовать» будут внутренние средства. Обычно человек сознанием спит в это время ночи, но ты…

— Не согласен. Я испытывал чувство полета, а ты говоришь: свинцовое тело. И должен признаться, что чувства этого прекрасны и несравненны. Кроме того, существа, женщин и мужчин, цветы и деревья я видел не в «свинцовом» состоянии, а в полете, легкости, возвышенности.

Я молчал. Понятное мигом для того, кто владеет и управляет, вызывает пустые разглагольствования у того, кто озарился стихийно. Второй трудностью была неадекватность между интеллектуальными и энергетическими законами и средствами.

«Абдыбай молчит. Ему непонятен наш диалог. А ведь мы говорим словами. Да, в словах нет содержания подобных опыта и переживаний, — посмотрел я на молчавшего в ожидании друга, — Настанет время, когда этому „языку“ будут обучаться все. Внешнее молчание для одних будет насыщенным „диалогом“ для других. А пока Эдик первенец из начавших несвязное бормотание.»

— Ты попал первый в эту ловушку. Вскоре настанет время, когда в нее потянут многих. Вкусив неслыханные ощущения, они станут галдеть и строчить книги о «внеземном». Здесь все и мощнее, и проще, — наконец заговорил я на их ожидание.

— Есть два предельных в ощущении состояния, и оба они прекрасны. Они прекрасны, потому что они предельные, и нет им ничего сравнимого. Одно предельное состояние о поляризации только вовне. До каждой клеточки оно пронизывает человека. В сознании это озаряется светом безграничной любви. Единым внешним и всем пакетом чувств и эмоций связанным с радостью этого полярного существования. На этот Праздник выходит все, что предназначено для восприятия внешнего мира. Каждое из них достигает предела, а поэтому вне конкуренции. Радость, счастье, любовь, небывалый взлет, одухотворенность… Блажен, кто хоть раз коснулся этого…

Я опять замолчал, вспоминая лишь эпитеты Кришны, когда он силился обрисовать это существование Арджуне.

— «Вместо того, чтобы воспринимать это, они вынуждены слушать жалкие слова, — посмотрел я на выжидающих Абдыбая и Эдика. — Получается лишь восхваление и агитация. В этом назначение и конец интеллекта».

— Я знаю, о чем ты говоришь, — сказал Эдик. — Я это испытывал.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Иначе ты не проявлял бы такой приверженности, такого упрямства и такого самомнения, сверкающего в твоей уверенности.

— Тебе, я знаю, это тоже известно. Но почему ты, тогда упрекаешь меня? — смирился Эдик.

— Ты встал на путь убийства этого полярного Космоса, вливая в него противоположное. Ты же медитировал в условиях не внешнего, а внутреннего Космоса. Плодами стали галлюцинации вместо одухотворенности и чистоты озарений. Содержание внутреннего Космоса стало присутствовать рядом… Точнее, движения энергетических связей внутреннего Космоса приобрели силу, равную внешним…

Эдик посмотрел непонимающе.

— Но вижу я не внутри, — запротестовал он.

Мне не хотелось… Нет. Я не был готов излагать эту тему средствами интеллекта, то есть инь — энергетического потока, вихрящегося в мозоле мозга, называемого «корой головного мозга». Но брата нужно было предостеречь. Сколько их потянется потом…

— Ты говоришь именем принятых понятий и органа зрения о том, что в этом принятом не содержится. Хорошо, что я не врач-психиатр, — засмеялся я, вспомнив уровень «тестирования» врачей на воинской комиссии.

— Тебя пора тоже признавать «невоеннообязанной».

— Шутить изволишь, — нетерпеливо остановил меня Эдик.

— Где уж там. Я уже говорил, что связи внутреннего Космоса в своих энергоинформационных образах не попадают на экран… все того же Сознания. Пойми ты, органы восприятия, анализаторы одни и те же!

— Ну и что?!

Не было сил. Простейшая истина! Сформировав внутри энергетический поток, я направил Эдику на меридиан Желчного пузыря. Точнее, на часть его, находящуюся на голове.

— Вот оно, — выдохнул он таинственно и замер.

Эдик был уверен в действительности зримого. Но Абдыбай посмотрел в ту же сторону и, не увидев ничего иного, с тревогой стал переводить взгляд с Эдика на меня. Я успокаивающе положил ему руку на плечо и, не обращая внимания на остолбеневшего Эдика, сказал.

— Сейчас он зрит сразу два сигнала. Один, как и ты, из внешнего Космоса, а другой изнутри. Сила второго увеличена моим вмешательством до уровня восприятия. Сознание соединилось с анализатором зрения, но туда «прискакали» двое равных. Старое мировоззрение Эдика приписывает это только внешнему Космосу. Все просто, Чингачгук! Все очень просто.

Контрольные органы сняли сторонний возбудитель у Эдика, и все стало прежним.

— Это ваша потеря, а не преимущество, если вы не видите, — спокойно и уверенно сказал он.

— На данном уровне его тренировок назовем этот «успех» приобретенной шизофренией, — так же спокойно сказал я Абдыбаю. — Психиатрам давно бы пора догадаться, что у шизофреников нейронные клетки те же самые, но сигнал в них «компотный». Лечить шизофрению легко четким расслоением внутреннего Космоса, с его отличающимися средствами, от внешнего. Однако век кульминации катастрофических смещений приближается, и лавина приобретенной шизофрении будет во славе, потому что об этом будут галдеть многие и потому, что это будет на руку другим.

— Иной раз ты говоришь непонятно. Но объясни до конца. Эдик же действительно видит это вовне, а не внутри.

Я сел на скамейку и нарочито сокрушенным жестом обхватил голову.

— Горе мне! И этот туда же! Во сне ты видишь, — вскочил и схватил Абдыбая за грудки.

— Вижу.

— Слышишь?

— Слышу.

— Ну, а если сон наяву?!

— Ты чего меня трясешь и кричишь, снял он мои руки. — Так бы и объяснил просто. Чего тут не понять. Только у меня такого не было.

— А вот он до этого уже доупражнялся. Как видишь, скоро возомнит себя особенным. Ты на его самоуверенную и чванливую физиономию посмотри!

— Так, — теперь Эдик сел на скамейку. — Сон наяву, говоришь?! А как быть с ощущением реальности?!

— Упражнялся, наверное, лежа на кровати, да еще с включенным сознанием…

— Бывало и сидя… — вставил он.

— С согнутой спиной и отпусканием себя в покой, — продолжал я. — Таким условием ты выключил восприятие внешнего Космоса, но луч сознания сохранил свою связь с анализаторами. Теперь будет самое трудное для ваших бараньих мозгов, — сказал я и увернулся от толчка Абдыбая в плечо.

— Не заговаривайся. Попробуем понять.

— Анализаторы служат двухсторонне и имеют двухстороннюю связь, — высокопарно произнес я. — В этом та трудность, которую вы не в силах осмыслить.

— Пока не сложно, — спокойно сказал Абдыбай.

— Продолжай!

— А я уже все сказал, — сел я рядом с Эдиком, — Могу лишь «разжевать» вам выводы из этого. Сейчас никто не беспокоится о том, что произойдет дальше после того, как он услышал звук или увидел что-то. Даже в куске камня звук реализуется в некоторые энергетические движения и преобразования. Так вот, мои благомудрые друзья, что произойдет, если эти же изменения последуют в обратном порядке?

Эдик закашлялся и засмеялся.

— Из камня вылетит звук, — сказал он.

Я поднялся и торжественно расцеловал его в обе щеки и сказал:

— Ты сдал экзамен на «не-барана».

— Вопрос второй: что произойдет с влетающим и вылетающим звуком на некотором экране, называемом Сознанием?

— Звуки будут либо различаться — входящий от выходящего, — либо это будет один и тот же звук, — небрежно сказал Эдик, но вдруг весь дернулся. — Ах ты, сволочь! Ты на что намекаешь?!

— На то, с чего мы и начали беседу. Экран Сознания не знает, откуда пришел образ или звук. Зрительный образ, пришедший изнутри, либо несколько отличается, либо точно такой же, как внешний. Но ты скажешь, что это только внешнее, — похлопал я его по плечу.