Учитесь думать с помощью мысленных экспериментов. Как расширить горизонты мышления, понять смысл метапознания, активно проявлять любознательность и думать как истинный философ - Патрик Кинг Страница 11

Некоторые мыслители пытались воспользоваться данным экспериментом для демонстрации возможного процесса эволюции: по аналогии, простейшие элементы, с учетом бесконечного количества времени и ресурсов, спонтанно сливаются и образуют более сложные организмы без потребности в специфических агентах окружающей среды.

Была предложена сходная аналогия, чтобы продемонстрировать утверждение о том, что жизнь произошла не в процессе эволюции, а была создана одномоментно. Представьте, что вы гуляете по берегу и видите на песке часы. Как они туда попали? Согласно данной аналогии, эволюционная теория (или жизнь, возникающая случайным образом) сродни утверждению, что детали часов прибило к берегу, а потом они случайным образом сами скомпоновались и стали идеально работающим прибором – возможно, но крайне невероятно.

Есть и другая альтернатива: часы сделал часовщик – аргумент в пользу продуманного проектирования.

Другие мыслители высказывались о достоверности самого эксперимента как такового. Британский философ и историк Р. Дж. Коллингвуд писал: «Читатель, которому нечем заняться, может развлечь себя, подсчитав, сколько потребуется времени, чтобы накопилась вероятность, заслуживающая хотя бы мизерной ставки. Но интерес к данному предположению заключается в уровне мышления человека, способного уподобить произведения Шекспира набору букв, отпечатанных на страницах книги».

Суть высказывания Коллингвуда заключается в следующем: простое воспроизведение ряда символов, ассоциирующихся с каким-либо произведением, последним не является – классический пример того, как мысленный эксперимент, предназначенный для решения вопросов в одной области (генерация случайных чисел и вероятности), можно использовать для стимулирования вопросов и дискуссий в другой (в чем суть художественного творчества, какова связь между символом и объектом, который он определяет).

Для многих из нас сложные системы, такие как живые организмы, настолько далеки от абстрактных математических наборов данных, что любая метафора или аналогия здесь бесполезна. Есть те, кто подвергает рассматриваемую аналогию критике как незавершенную, утверждая, что для получения значимого результата необходимо делать поправки на убеждения, семантические структуры, мораль, науку, лингвистические паттерны и прочее, что имело место во времена Шекспира, то есть на всю сумму знаний, на основании которых он творил (а не так, как пришлось делать бедным обезьянам, которые начинали с чистого листа, имея в распоряжении всего пять десятков символов, доступных печатной машинке).

Использование данной теоремы в дискуссиях об эволюции спорно по той же причине – отбор самых подходящих индивидов будет означать, что цепочки ДНК, участвующие в «работе», будут сохранены и положены в основу; это другая ситуация, отличная от той, когда любой из ныне существующих организмов в каждом случае возникал бы с нуля.

Подобно большинству математических конструктов, данная теория не отражает с большой точностью жизнь, как мы ее знаем. Экономисты прогнозируют «рациональное» потребительское поведение, а потом обнаруживают, что их модели потерпели позорный крах, ничего не сумев предсказать. Статистики склонны делать абсолютно правдивые заявления («у среднестатистического человека одна грудь»), которые тем не менее неточны, а теория игр в представлении искусственного интеллекта будет говорить о наиболее оптимальных действиях, выборах и решениях, несмотря на то что для среднего обывателя это вообще не имеет никакого смысла (есть такой искусственный интеллект, играющий в шахматы, Alpha GO, стиль игры которого вообще непостижим для игроков из числа обычных людей).

Борель утверждал, что, хотя некоторые события могут казаться математически возможными, они невозможны во всех отношениях. То, что мы способны думать о невообразимо больших числах, еще не означает, что можно с легкостью транслировать эти понятия в наш реальный мир «из плоти и крови».

Конечно, существует шанс, что однажды Солнце взойдет на западе, но он настолько мал, что вряд ли вероятен. Вот когда мы комфортно утвердимся в понимании того, что в действительности значат математические вероятности для нашей жизни и выборов, которые мы делаем, тогда и можно будет использовать подобные мысленные эксперименты и озарения, на которые они наталкивают, чтобы жить (и мыслить) лучше.

Математика дает возможность подступить к самым крайним пределам теоретически возможного, в то время как здравый смысл заставляет заполнять пробелы конкретными деталями, увиденными в реальном мире. Точно так же, хотя можно (теоретически) согласиться с Декартом, что мы ничего не знаем, мы рационально проживаем в своей среде обитания, задействуя органы чувств, и, в общем, все же неплохо справляемся.

Может показаться, что мы ни к чему в результате не пришли. Но нет, это поистине монументальный сдвиг: узнать, что есть разница между «да» и «нет», между чистым везением и строгой вероятностью, между воображаемым шансом и реальными обстоятельствами. Все это указывает нам надлежащее место для абстрактных теорий в повседневной жизни: разница между «теоретически» и «практически» вполне заслуживает осмысления!

Великие учителя восточной философии пытаются указать на фундаментальные ограничения нашего понимания реальности, но только не напрямую, а посредством на первый взгляд абсурдных историй, шуток, вопросов, не имеющих ответа, или дзенских коанов вроде «Что такое Будда? Три фунта льна».

Природа подобных утверждений подобна приглашению выйти за пределы комфортного мышления и посмотреть на жизнь под совершенно иным углом зрения, а именно – с возвышенности.

Возможно, вы скажете, что западная философия делает то же самое, только чуточку более формальным образом. Войдя в причудливые, парадоксальные, не имеющие смысла земли, мы открываем для себя не странность реальности как таковой, а наши собственные ограниченные возможности ее постичь либо представить символически. Как будто бы мыслящий ум, обозревая мир, получает откровение: «Обернись, обрати взор на себя и посмотри, как ты мыслишь».

Что такое половина половины?

Так называемые апории греческого философа Зенона имеют определенное сродство с коанами, проливая свет на те самые инструменты, которыми мы пользуемся для взаимодействия с миром. В особенности они помогают понять, что мы имеем дело всего лишь с инструментами, которые далеко не совершенны.

Зенон заявляет: стрела, выпущенная из лука, никогда не долетит до цели. Почему? Потому что сначала она пролетит половину расстояния. После этого все еще остается половина пути, и стрела пролетает от нее половину, и так далее – до бесконечности.

Стрела подлетает все ближе и ближе к цели, но никогда ее не достигает. Она будет преодолевать бесчисленное количество половинных отрезков, для чего (вы уже понимаете, к чему все идет?) понадобится бесконечное количество времени.

У этой апории есть варианты. Представьте, что Ахиллес бежит наперегонки с черепахой, согласившись дать ей фору в сто метров. К тому моменту, как Ахиллес догоняет черепаху, он обнаруживает, что та проделала расстояние в десять метров. Он бежит дальше, чтобы покрыть отставание, но видит, что черепаха все равно впереди, поскольку за время, понадобившееся ему, чтобы пробежать десять метров, черепаха продвинулась вперед