Александр Медведев - Тайное учение даосских воинов Страница 14

— По правде говоря, мне трудно привыкнуть разговаривать с человеком настолько необразованным, как ты, — сказал кореец. — Я говорил образно, а ты все воспринимаешь буквально. Пробивание головы — это не реальное действие, а определенное мировоззрение, в корне отличное от того, что принято в вашем обществе. Ты должен научиться мыслить гораздо шире и стараться осознать не форму, а суть того, что я говорю, домысливая то, что остается в тени и вслух не произносится.

Знай же, что будо — это жесткое искусство воинов, искусство смертников. Это искусство людей, не умеющих мыслить вне рамок, в которые их поместили, и вне предназначения, ради которого их создали. Люди, идущие по пути будо, не следуют настоящему искусству. Они предназначены для смерти. Это — люди смерти. Выполняя свое предназначение, они могут получить удовольствие от смерти, но это удовольствие они получают только один раз.

Настоящее искусство — это искусство жизни. Люди жизни устраняют препятствия на своем пути самыми разными способами, но они всегда делают это с наименьшим вредом для себя. Только в крайнем случае воин жизни сталкивается с врагом лицом к лицу, не использовав всех косвенных средств для его устранения со своего пути. В моем понимании, в понимании традиций воинов жизни «пробить голову» не означает физическое устранение. В первую очередь это ближе к тому, что на западе называют «промыванием мозгов». Человека можно заставить изменить свои взгляды, направить его мировоззрение в другое русло.

Еще один способ «пробивания головы» — навязать противнику определенные тревожные мысли, сомнения в отношении его жизненной позиции, целей, мировоззрения, его соратников или учения. Внушив сомнения или страх противнику, воин жизни во многих случаях может достигнуть цели, избежав прямой конфронтации.

Кстати, можно воздействовать не на самого противника, а на его окружение, добиваясь того, чтобы это окружение само пробило ему голову, например, изо дня в день оказывая на него давление и тем самым вынуждая его изменить свои цели, неприемлемые для воина жизни.

Неожиданно открывшаяся передо мной перспектива «пробивания головы» без прямого контакта слегка меня ошеломила.

Посмеиваясь, кореец предложил мне самому придумать какие-нибудь ситуации и способы «пробивания головы», и в последующие несколько часов мы оживленно обсуждали эту тему. Азиат просто ошеломил меня каскадом совершенно невообразимых ситуаций и использованием для «пробивания головы» двойных, тройных и т. д. психологических ловушек, которые моему тогда слишком прямолинейному и неискушенному уму показались верхом изощренности и коварства.

Наконец я сказал:

— Все, что ты говоришь, относится скорее к психологии, чем к боевым искусствам. Все эти психологические построения чересчур громоздки и сложны. Неужели воины с такой углубленностью изучают психологию, искусство общения и все то, что этому сопутствует?

— Искусство поединка — не цель, а средство для воина жизни, — сказал кореец. — То, что действительно является настоящим искусством, на постижение которого уходит вся жизнь, — это учение, которое воины жизни называют «Вкус плода с дерева жизни», — и это искусство, которое включает в себя все аспекты и грани жизни, и дарует воину способность наслаждаться своим существованием и окружающим миром в любых, даже самых тяжелых условиях.

— Посмотри, как здесь красиво, — продолжал он, широким жестом указывая на реку и окрестности. — Сотни раз ты можешь пройти мимо этой красоты и даже не заметить ее. А ее можно созерцать, ею можно пользоваться для восстановления сил и улучшения своего здоровья и благосостояния, с помощью этой красоты ты можешь заставить врага стать твоим другом, и ты даже не представляешь, сколько еще применений можно найти этой красоте.

— Неужели это тоже составляющая твоего искусства? — спросил я.

— Да. Но эта система не составляющая искусства. Это — само искусство, позволяющее достичь всех целей, в которые выпущены стрелы.

— Ты снова говоришь на непонятном языке, — сказал я. — Что означают «цели, в которые выпущены стрелы»?

— Это — все то, чего ты хочешь добиться, сделать или понять, — ответил мне азиат.

В моей голове сразу же зароились тысячи вопросов, я хотел спросить о чем-то очень важном, еще точно не зная, о чем именно. Вдруг я вспомнил, что мы еще незнакомы, потому что мой собеседник так и не захотел назвать свое имя.

Я уже заметил склонность корейца уходить от прямых вопросов, отделываясь общими и малопонятными фразами, и решил все-таки попытаться выяснить то, что меня интересовало.

— Может быть, ты скажешь мне, как тебя зовут? — спросил я.

— А как тебя зовут? — поинтересовался он.

— Александр.

— Если тебе так важно как-то меня называть, чтобы не напрягать слишком свой европейский мозг, зови и меня Александром.

— Но это как-то неудобно и даже невежливо, — сказал я.

— Основная ловушка для европейцев — это привязанность к форме, — сказал он. — Потому что как не называй человека, сущность его не изменится. Думай обо мне не как об имени, а как о человеке. Люди, которые пользуются многими именами, свободно относятся к ним и используют их как средство, в то время как другие люди используют имена как цель. Используя имя как средство человек расширяет свои возможности, а используя его как цель, человек становиться его рабом.

Чтобы объяснить использование имени как средства, кореец привел пример литературных и артистических псевдонимов, когда новое яркое имя затмевает и преображает личность его носителя или перевоплощает актера в нового человека, когда он исполняет роль и называет себя именем какого-то персонажа. Таким образом, не только человек влияет на имя, но и имя на человека.

Первоначально, как бы тебя ни назвали, это не оказывает на тебя влияния, однако смысл твоего имени воздействует на других людей, а их отношение к твоему имени в свою очередь влияет на тебя. И это оказывание и одновременно неоказывание влияния порождает ту золотую середину, которая является сущностью любого имени.

Потом кореец заговорил об общении и аромате плода. Он сказал, что имя — это одна из составляющих аромата плода.

— А что такое плод? — спросил я.

— Это тот самый плод, который мы едим. Это — жизнь. Но поскольку это наша жизнь, то частью плода и олицетворением плода являемся мы сами.

— Что входит в аромат плода?

— Аромат плода складывается из мнения о тебе, твоего внешнего вида, запаха, из того, что ты сам думаешь о себе и из того, что думают о тебе другие. Аромат плода — это слухи, которые ты распространяешь о себе, воздействуя тем самым на своего будущего врага или союзника, или просто на человека из толпы.

Формируя аромат плода, ты одновременно воздействуешь и на себя и становишься человеком, который отражает аромат плода. Из всех ароматов других людей ты выбираешь те, которые тебе больше по душе и пытаешься в той или иной форме приспособить свой аромат под окружающих. Таким образом, ты во многом — лишь отражение всех. Но и в этом отражении ты неповторим.

В тот вечер я узнал много тайн непрямого воздействия на людей и окружающий мир, но это тема для другого разговора.

Глава III

Полночные прогулки с Ли стали традицией. Я встречался с ним около одиннадцати-двенадцати часов ночи иногда в каком-нибудь парке, иногда у памятника Ленина. Мы ходили по опустевшим улицам, описывая большие круги по городу, и беседовали на разные темы. Эти беседы подготавливали меня к восприятию учения Шоу-Дао и, одновременно, являлись своеобразной проверкой, чтобы понять, подхожу ли я в качестве ученика.

Беседы начинались самым обычным образом, мы говорили о каких-то событиях минувшего дня, потом, сама по себе, всплывала какая-нибудь отвлеченная тема для разговора. Однажды, не помню почему, я рассказал Ли о том, что собираю пословицы, поговорки и народные песни, потому что в них заключена народная мудрость и опыт, которые могут помочь лучше ориентироваться в жизни.

Ли засмеялся и сказал в свойственной ему манере все ставить с ног на голову:

— Это не мудрость, это человеческая глупость. Все изречения любых людей — это частица глупости. Так называемые мудрые изречения — только осколки истины, настолько крошечные, что они перестают эту истину отражать и, являясь искажением истины, становятся ложью. Истина потому и недостижима, что она многогранна, и только все, собранное в единое целое, совмещенное со всех сторон, включающее в себя все грани жизни позволяет создать представление о ней. Существуют две стороны медали, но истина всегда заключена между ними.

— Но ведь не могут быть глупостью все до одной пословицы и все изречения мудрецов. Иногда встречаются довольно здравые мысли, — возразил я. — Большинство людей считают, что в них действительно заключена мудрость, и ссылаются на них. Конечно, есть довольно глупые изречения и пословицы, но в основном они кажутся не лишенными смысла.