Владимир Лермонтов - Праздник навсегда! Страница 15

— Да что ж в нем важного, дедушка? — Елку в лесу найти. Кому это нужно? Что мы с вами Новый год здесь справлять будем?

— Не серчай, мил человек, делай, что я прошу, уважь старика.

— Ну, если не хотите говорить, как хотите. Наконец мы вышли на поляну. Зелень травы сливалась с елочкой, стоящей посередине.

— Что-то раньше я ее здесь не видел, сказал я.

— Наверное, не обращал внимания.

Мы подошли вплотную к пушистому дереву.

— Ну-ка, дай мне ее рукой попробовать, —попросил старик.

Я взял, его за руку и поднес ее к иголкам. Арсений нежно погладил по иголкам, приговаривая:

— Вот, милая, послужи нам, будешь королевой на лесном балу новогоднем.

Я снял рюкзак, достал бутылку с водой и, сделав несколько глотков, предложил старику, но он отказался, а стоял у дерева и что-то шептал себе под нос,

— Ну, что, подходит?

— Подходит, сынок, давай наряжать, — торжественно заключил Арсений.

— Легко сказать, наряжать, — посетовал я.

— А как на нее залезешь?

Я осторожно вынул игрушки из рюкзака и разложил на траве, чтобы каждую отдельно можно было видеть. Начал я с ватных кусочков, которые набрасывал на иголки, стараясь забросить как можно выше, ведь дерево было высотой не менее трех метров, а то и все четыре.

Потом принялся развешивать игрушки. Одну, другую, и вскоре полностью погрузился в это занятие, которое незаметно увлекло меня. Ко мне вдруг пришло какое-то давно забытое настроение приближающегося праздника. Такое состояние бывает только в детстве, когда чистый ум и сердце способны полностью отдаться во власть радости и наступающего праздника. Я видел свое отражение в цветных шарах. Старик все время молчал, пока я занимался развешиванием.

Когда нижние ветки были украшены, я стал вешать игрушки настолько высоко, насколько могла дотянуться рука, приподнявшись на носочках.

— Жаль, что лестницы нет у нас, — посетовал я.

— А ты, Владимир, залезай мне на плечи, — сделал странное предложение Арсений.

— Да что вы, дедушка, я же тяжелый!

— Не спорь, мил человек, говорю залезай, значит, залезай, — твердо настоял старец, и я понял, что он не шутит.

И, как ни странно, старик выдержал меня, он цепко держал меня за колени, игрушки лежали в рюкзаке, который я перекинул через шею, чтобы руки у меня были свободны во время прикрепления украшений. Арсений медленно двигался вокруг елки по моим указаниям, и вскоре дело было завершено.

Я отошел в сторонку и разглядывал, что получилось.

— Ну, как? — спросил Арсений.

— Отлично! — ответил я с нескрываемым удовольствием.

Что ж, подумал я, во всем этом что-то есть: наряжать елку в лесу и там же встречать Новый год! Может быть, стоит вот так иногда сделать что-нибудь необычное, чтобы вернуться в детство, когда радость струилась из сердца сама по себе, без причины, без условий, когда на душе было легко и спокойно оттого, что ты просто живешь, просто дышишь и наслаждаешься красотой мира и природы.

— Хорошо было бы, если бы снежок к празднику выпал, — сказал я. — Местные детишки бесконечно счастливы, когда снег в наших краях выпадает.

Глава 8

Жизнь наша устроена Создателем так, что она движется не с постоянной скоростью, а рывками. Период остановки, полного затишья внезапно, нежданно-негаданно вдруг сменяется периодом, когда все приходит в движение, будто тебя несет в водоворот, и ты уже не успеваешь осознать, что с тобой происходит. Причем это внезапное изменение наступает именно тогда, когда для этого имеется меньше всего причин, когда меньше всего ты ожидаешь, что может что-то произойти. Ибо слишком привыкаешь к застою и уже не веришь, что когда-нибудь что-нибудь сдвинется с места. Но когда все-таки наступает рывок жизненного потока, то в движение приходит не что-то одно, а буквально все. И тогда думаешь, что и сотой доли этого интенсивного изменения хватило бы тебе, но ворота открылись — и в них устремились события наводнением, потопом..

Может быть, открытием таких дверей, за которыми последовал вал удивительных, странных и загадочных событий, было появление старца Арсения в моем доме, в моих краях, в моей жизни. Сначала я еще пытался как-то укладывать происходящее со мною в какие-то логические рамки, осмысливать, но потом вовсе отказался от этого занятия — уже просто принимал в надежде, что когда-нибудь все остановится, станет на свои места, и я смогу все переварить, понять, а главное — дать всему удобоваримое объяснение, на какое способен человеческий мозг. Ведь когда происходят с нами чудеса, ум будто улитка захлопывается и не хочет признавать, что чудесное действительно с нами произошло, что это было на самом деле.

Впрочем, может быть, наша жизнь проходит так, что к своему концу она приобретает такое ускорение, что нет ни сил, ни времени осознать, для чего ты ее прожил, для чего ты ходил по этой земле.

Наступил последний день старого года. С обеда повалил крупный, пушистый снег, и вновь темная земля стала принаряжаться в белые свадебные наряды. У меня не было никаких планов, как встречать Новый год, хотелось только покоя и тишины. Вот этой тишины падающего снега, чтобы раствориться в ней, погрузиться в симфонию этого великолепия.

Однако Арсений рассеял мое намерение, сказав, что нам нужно ехать в город. Город? Да что же там делать накануне праздника, когда все и вся движется в безумном волнении от предвкушения предстоящих обильных употреблений алкоголя и пищи? Кому мы там нужны?

Конечно, я уже научился не высказывать вслух своих сомнений, кроме одного:

— Дедушка, как же вы в таком виде поедете? Нас мигом милиция заберет. У вас-то одежда, мягко сказать, оригинальная, чтобы в городе среди людей в ней появиться.

— Все будет хорошо, не волнуйся за мой вид, мил человек, — покачивая головой, сказал старец. — У нас там очень важное дело.

— Какое же дело может быть под Новый год? Да и елку для чего наряжали?

— В котором часу идет электричка в город? Нам нужно, собственно, чтобы мы в городе были часов в пять вечера… Должны успеть, — сам себе сказал Арсений, но я уже не стал допытываться, куда мы должны успеть.

До электрички оставалось более часа, старик сказал, что нам нужно помолиться перед дорогой.

— Почитай, Владимир, акафист Матушке нашей, Богородице.

На улице за окном падал снег, а в нашем домике лилась молитва Царице Небесной. Арсений всю молитву простоял. Мне казалось, что он готовится к чему-то серьезному, за то короткое время нашего общения я уже научился различать настроения старика.

Мы сиротливо стояли на железнодорожной площадке в ожидании электрички. Мы были одни, никому в голову не придет накануне Нового года покидать свой дом. Народ уже праздновал с утра, о чем ярко свидетельствовали нередкие песни и возгласы, разносящиеся по поселку.

Как только появилась наша электричка, старец шепнул мне на ухо:

— Билета мне не бери.

— Как же не брать, вы что зайцем собираетесь ехать? Да и деньги у меня есть! — запротестовал я.

— Послушайся меня, Владимир, — мягко, но твердо сказал старик.

Арсения я усадил у окна, сам сел напротив и смотрел, как мимо пробегают знакомые пейзажи, вернее незнакомые, ибо в снежном одеянии их не часто можно видеть.

В тамбуре появился кондуктор. «Что же делать?» — подумал я. Старик сказал за него не платить, что за нелепость? Пока кондуктор подходил к нам, сотни мыслей пронеслись в моей голове в поиске решения, как поступить.

Пожилая женщина в черной фуфайке подошла ко мне, я молча подал ей деньги за двоих. Она, посмотрев на врученную сумму, бросила на меня вопросительный взгляд, почему я дал ей так много. Щеки мои горели, и я не стерпел:

— Два билета, пожалуйста… Дедушка со мной. Женщина внимательно посмотрела вокруг, будто не замечая старика, который сидел передо мной и укоризненно покачивал головой, наверное, оттого, что я не выполнил его указания.

— Какой дедушка? — спросила проводница.

Этот вопрос буквально пригвоздил меня к месту, ибо я понял, что попал в нелепую ситуацию из-за своего непослушания. Кровь стучала в висках.

— Я ошибся, дайте один билет.

Женщина пожала плечами, оторвала билет и, вручив его мне, пошла дальше. Я сидел и чувствовал себя как в огне. Что больше волновало меня в данную минуту: то, что я попал в нелепую ситуацию, или то, что старик был невидим для проводницы, не знаю. Хорошо, что Арсений не видит моего смущенного лица, думал я и смотрел в окно. Арсений ничего не сказал за всю дорогу.

— Ну вот, через пять минут мы будем на вокзале, — сказал я, когда мы проехали последнюю остановку перед городом.

— Нам, Владимир, нужно в детский дом попасть, ты знаешь, где он находится? — спросил Арсений.

— Знаю, — ответил я. — Только что мы там будем делать? Да и нас не пустят туда.

— У сироток должен праздник быть! Они ждут праздника, мил человек!

Господи, теперь нам не миновать еще каких-нибудь курьезов!