Бхагаван Раджниш - Внутренние война и мир Страница 16

С того момента, как Кришна пропускает мимо своего внимания феномен физического состояния Арджуны, Гиту можно считать сугубо психологической книгой. Кришна не проверяет пульс Арджуны, не дает ему термометр. Кришна не обращает, по существу, никакого внимания на то, что происходит с телом Арджуны; Кришна занят умом героя.

Над этим стоит глубже задуматься.

Как я уже говорил, даже сегодня ум человеческой расы почти не отличается от ума Арджуны. И сегодня симптоматические проявления человеческого тела сходны с реакциями организма Арджуны. Но сейчас мы начинаем лечение с тела, и именно поэтому даже после полного курса человек остается как никогда больным — дело в том, что со стороны ума он не получил никакого лечения.

Об том же говорит Арджуна: «Ум оставил меня. У меня больше нет энергии, я обессилел».

Что такое сила? Один вид силы скрыт в мышцах — но состояние Арджуны не повлияло на эту силу. Однако в тот момент даже удар маленького ребенка мог сбить Арджуну с ног. Мускулы не помогли бы герою; малыш справился бы с ним. Следовательно, мышечная сила не имеет значимых последствий.

Существует другая сила, которая проявляется в воле. По существу, истинная сила или мощь рождается именно из воли.

Арджуна полностью потерял ту силу, источником которой является воля. Но откуда в такой ситуации возьмется воля? Когда перед умом встает дилемма, когда он охвачен конфликтом, воля разваливается на части. Она кристаллизуется, только когда ум собирается в одной точке. Если ум сталкивается с дилеммой, если он погружен в конфликт, то человек теряет волю.

Мы также слабы, у нас также нет воли. Мы утратили волю в тот момент, когда задались вопросом: «Что делать и чего не делать? Что правильно, а что ошибочно?» Почва ушла у нас из-под ног. Наш внутренний Арджуна пребывает в неизвестности, в заточении.

Каждый человек проходит через это состояние. Благодаря этому Гита остается чем-то особенным, хотя удивительные истины можно найти в Коране, Библии, Зенд Авесте, Дао Дэ Цзин и во множестве других священных писаниях всего мира. И единственная причина специфики Гиты состоит в том, что она представляет собой, в большей степени, психологический трактат, чем религиозную книгу. В Гите нет пустых высказываний, таких как: «Бог есть» или «Есть душа». В ней вы не найдете философских утверждений и логических силлогизмов. Гита — это первый в человеческой истории текст, полностью посвященный вопросам психологии, а следовательно, она обладает несравненной ценностью.

Будь у меня такое право, я назвал бы Кришну отцом психологии. Он был первым, кто попытался интегрировать ведомый конфликтом ум, страдающее сознание и разбившуюся волю. Можно сказать, что Кришна был первым человеком, применившим психоанализ — и не только психоанализ, но еще и психосинтез.

В отличие от Фрейда, Кришна — не просто психоаналитик; он ставит перед собой задачу психического синтеза. Кришна не только анализирует и исследует ум для того, чтобы выявить его фрагментацию. Он пытается найти возможность восстановить индивидуализацию ума Арджуны — определить, как интегрировать Арджуну.

Каждому из нас свойственно состояние ума Арджуны, но чаще всего люди не достигают такого острого кризиса, как этот герой Гиты. Мы переживаем вялые кризисы и поэтому даже не пытаемся выйти из них. Если бы наши кризисы достигали такого же уровня интенсивности и драматичности, как у Арджуны, возможно, мы также стремились бы к интеграции.

Я слышал такую историю:

Однажды психолог бросил лягушку в ведро с кипящей водой. Лягушка мгновенно выскочила из него.

Она оказалась в той же ситуации, что и Арджуна! Из-за того, что вода кипела, несчастная лягушка никак не могла приспособиться к ней — поэтому она выскочила из ведра.

Затем тот же самый психолог посадил лягушку в другое ведро с водой и начал постепенно нагревать его. За двадцать четыре часа он довел температуру воды до точки кипения. Психолог мало-помалу нагревал воду, и лягушка мирилась с температурой — все мы поступаем точно так же. Вода немного нагревалась, и соответственно поднималась температура тела лягушки. Лягушке казалось, что нет никакой реальной необходимости выпрыгивать из ведра; что она сможет все вынести. Она понемногу приспосабливалась — так же, как и все мы.

За двадцать четыре часа лягушка полностью адаптировалась. В тот момент, когда вода закипела, она не захотела ничего менять, потому что не заметила никакой разницы — температура воды поднималась градус за градусом, и между двумя периодами нагревания не было такого резкого перехода, который подтолкнул бы лягушку выскочить из ведра.

Лягушка мирилась с постепенными изменениями. Она умерла. Вода кипела, и лягушка сварилась в ней, она так и не выпрыгнула. Лягушка могла выпрыгнуть, — нет ничего более естественного для лягушки, чем выпрыгивать из воды, — но это даже не пришло ей в голову.

В тот момент Арджуна оказался в ситуации кипения. Это — совершенно экстремальное положение; вот почему он внезапно роняет свой лук и стрелы. Мы не способны даже отбросить мерные гири и измерительные рулетки в магазинах и в компаниях — или хотя бы ручки для письма, — а здесь Арджуна неожиданно настолько ослаб, что может лишь сидеть в своей колеснице.

Что же произошло? Очень трудно свыкнуться со столь интенсивным кризисом, который к тому же наступил так быстро.

Я бы хотел предупредить вас: не замедляйте ход событий, пытаясь привыкнуть к происходящему. Нет, не каждому из вас предстоит пережить ситуацию, подобную той, что описана в Махабхарате. И в этом сущее проявило к людям сострадание: тяжко пришлось бы нам, если каждому предстояло бы пережить войну Махабхараты.

Жизнь — это Махабхарата, но растянутая на длительный срок. В ней нет такого же натиска, того же уровня интенсивности и той же плотности: все происходит медленно и постепенно. До последнего момента, когда смерть уже стучится в наши двери, мы продолжаем приспосабливаться. Мы стараемся примириться с ситуацией, и поэтому революция так никогда и не происходит в нашей жизни.

В жизни Арджуны революция неизбежна. Так или иначе ему придется пройти через революцию. Вода достигла точки кипения — в таком положении ему придется что-то сделать. Либо, как многие люди, он выберет путь бегства... Это — простейший выход; бегство может показаться мгновенным решением проблемы.

Именно поэтому люди облачаются в саньясу, которая означает бегство от жизни, уход от реальности. Они просто убегают в лес. Такие люди говорят: «Нет, больше никакой жизни в городе! Мы уходим в лес». Но все же они берут с собой копию Гиты, и это удивительно: они читают Гиту в лесу.

Арджуна мог поступить точно так же. Он хотел убежать в лес, но столкнулся с неправильным человеком. Арджуна встретил Кришну, который сказал ему: «Остановись! Не убегай!»

Могут ли беглецы достичь божественности? Нет, не могут. Те, кто бегут от реальной жизни, не достигнут божественности. Люди, неспособные лицом к лицу встретиться с жизнью, никогда не смогут предстать перед ликом целого — потому что те, у кого от одного взгляда на жизнь немеют конечности, чьи мечи выпадают из рук, волосы становятся дыбом, сердца начинают трепетать — просто взглянув на жизнь... Нет, они не смогут устоять перед ликом целого.

Жизнь — это подготовка. Каждый ее шаг является подготовкой к встрече с высшей истиной. И вот Арджуна готов бежать от всех, даже самых незначительных проявлений реальной жизни — но его приготовления к бегству поистине грандиозны.

И теперь очень интересно то, что Арджуна не может устоять на колеснице. Он говорит, что у него недостаточно сил, и он больше не может стоять. Но если бы Арджуне позволили бежать в лес, на это у него нашлись бы силы. Он побежал бы как никогда быстро.

Когда человеку не хватает сил, чтобы противостоять жизни, неожиданно оказывается, что для бегства их больше чем достаточно. Сила и мощь, которых только что так недоставало, обнаруживаются в избытке. Если бы Кришна предложил Арджуне бежать от всего, Арджуна испытал бы мгновенную радость, восторг. Но эта радость не продлилась бы долго. Если бы Арджуна ушел в лес, то уже через короткое время он впал бы в печаль. Даже сидя под деревом в одежде саньясина, Арджуна стал бы собирать в лесу ветви и другие материалы. Он вырезал бы из них для себя лук и стрелы. Человек остался бы тем же.

Нигде нельзя спрятаться от себя. Можно убежать от кого угодно и откуда угодно, но не от себя. Куда бы я ни ушел, мое «я» останется со мной.

Поэтому, спустя некоторое время, когда Арджуна осознает, что в лесу никто не следит за ним, он начнет охотиться на зверей и птиц. В конце концов, беглец остается тем же самым Арджуной. А птицы и звери не являются его близкими, они не дороги ему. Следовательно, Арджуна без труда сможет убивать их. Более того, он будет делать это с величайшим удовольствием.