Бхагаван Раджниш - Путь мистика Страница 16

Дхиан - этому прямая противоположность, никому не адресованная - нет Бога, нет речи о страхе, нет речи о жадности. Это нечто такое, что приводит тебя вовнутрь. Молитва выводит тебя наружу, а все, что уводит тебя наружу, просто мирское - делаешь ли ты это в церкви, мечети или храме, не имеет значения. Если только ты не увлечен вовнутрь, к самому центру твоего существа... ничто другое не религиозно.

Таким образом, религия очень проста: это просто вхождение в свой собственный центр.

Дхиан - это процесс возвращения к себе: оставляя снаружи тело, оставляя снаружи ум, оставляя снаружи все - уничтожение всего методом «я не это», - пока ты не придешь к точке, где уничтожать нечего.

И страннее всего тот опыт, что когда ты уничтожил все, нет больше и тебя как старого человека, которым ты обычно был, старого эго, старого «я». Это было просто сочетанием всего того, что ты уничтожил. Мало-помалу, сам того не зная, ты разрушил свое эго. Теперь есть лишь чистое сознание, лишь свет, вечный свет.

Дхиан была принесена буддистами в Китай, но в Китае случилась великая трансформация, потому что Китай подвергся великому влиянию Лао-Цзы, и всем его учением было «тотально отпустить себя на свободу» («Total let-go»).

Гаутама Будда борется, чтобы войти в собственное существо; в предельной точке он приходит к тому, чтобы полностью отпустить себя, но это - последнее. Устав от всех усилий, борьбы, аскетических практик, в конце концов, он отбрасывает все. И в этом расслаблении случается то, чего он желал годами. Это происходит, когда в нем не остается желания этого. Лао-Цзы начинает с того, чтобы «полностью отпустить себя» - и это была красивая встреча.

Религии встречались и в других местах, но это было уродливо: мусульмане и христиане, мусульмане и индуисты, христиане и индуисты, но все их встречи были конфликтами, борьбой, насилием. Проливалась кровь - в великих усилиях обратить друг друга!

Единственная религиозная встреча, которой можно восхищаться, случилась в Китае между буддистскими и даосскими монахами. Они не спорили, не сражались, не пытались никого обратить. Фактически, видя друг друга, они тотчас же поняли, что находятся в одном и том же пространстве. Из этого соединения буддизма с даосизмом родилась чань.

Это единственная встреча религий, о которой можно сказать, что она была дружественной, сострадательной, любящей. Не было совершенно никакого конфликта, не было даже спора, сущее понимание. В глубоком молчании те и другие смогли увидеть, что, хотя их пути и были разными, они прибыли к одной и той же вершине. У даосов не было для нее названия; они оставили ее неназванной. Буддисты дали ей имя, дхиан. Но оно было таким новым, что для него пришлось создать новый символ, и этот символ произносился как чань. Он остался кульминацией и синтезом двух величайших и наиболее высокоразвитых религий - но остался ограниченным буддизмом и даосизмом.

Когда он был принесен в Японию японскими искателями, он достиг новых высот; он освободился даже от буддизма и даосизма и превратился в просто дзэн. Он совершенно не нуждался в поддержке никаких буддистских доктрин; не нуждался он и в поддержке даосской философии. Он был так завершен и совершенен сам в себе, что в Японии дхиан, под именем дзэн, пришла к своему чистейшему качеству. Нигде больше в мире этого не случилось.

Сущность в свидетельствовании. Дзэн совершенно лишен всякой доктрины; у него нет учения. Человеку дзэн нечему учить; у него нет ни философии, ни религии. Он может только объяснить тебе путем различных средств молчание. Дзэн развил новые средства, которых не было ни в буддистской дхиан, ни в китайской чань.

Дзэн принял совершенно новое направление, новую свежесть, новое рождение. Даже даосам и буддистам дзэн кажется немного странным. Самые ортодоксальные смеются над ним, называя его абсурдным.

Я видел выдающихся буддистских монахов. Один был Бхиккху Шангхаракшита. Он был англичанин. Наверное, он стал буддистским монахом очень молодым; теперь он очень стар. Он живет в Калимпонге, как раз на границе Индии и Китая. У него есть небольшая коммуна, и он очень уважаем. Он написал прекрасные книги о буддизме, но когда я упомянул дзэн, он рассмеялся.

Я сказал:

- Изучив ваши книги, я так и знал, что вы рассмеетесь, потому что вы все еще привязаны к буддистской доктрине. Вы не можете воспринять, что дзэн существует без всякой философской поддержки. Не нужно никакой философской поддержки; это очень прагматичный и научный метод. Вы просто свидетельствуете тело во время ходьбы, курения, еды, слушания, говорения - что бы вы ни делали, просто будьте наблюдательны.

Есть хасидская история о Баал Шеме, основателе хасидизма. Среди ночи его потревожила какая-то философская проблема. Он вышел из дома. Дорога была пуста, и он стал ходить взад и вперед. Видя, как он ходит туда-сюда, из богатого дома вышел охранник и спросил Баал Шема:

- Что ты делаешь здесь, так поздно ночью, на пустой дороге?

Баал Шем сказал:

- Я хотел задать тебе тот же вопрос. Что ты делаешь здесь, среди ночи, когда дорога пуста?

И этот человек ответил:

- Сторожу.

Баал Шем обнял его и поблагодарил, но сторож спросил:

- Почему?

- Я нашел ключ, который искал. Я беспокоился и не мог решить эту проблему. Слово «сторожить» дало мне ключ. Ты - мой мастер.

Сторож сказал:

- Я не понимаю, о чем ты говоришь.

- Понимаешь ты или нет, неважно, но ты - мой мастер; ты дал мне ключ. Я тоже хочу сторожить. Сторож сказал:

- Если ты хочешь быть сторожем, я могу найти тебе работу.

- Ты не понимаешь, и не нужно об этом беспокоиться. Дело не в том, чтобы найти мне работу. Мое сторожение совершенно другое. Я хочу сторожить свои мысли.

Весь процесс очень прост: наблюдай свое тело, в действии, в бездействии; наблюдай свой ум, с мыслями, без мыслей; наблюдай свое сердце, с эмоциями, настроениями, без эмоций, настроений. И когда все это исчезло в наблюдении, твое наблюдение претерпевает радикальную трансформацию: оно наблюдает само себя, возвращается к самому себе.

Точно как все в мире движется по кругу... - каждая энергия движется по кругу, а наблюдение - это энергия. Если ей ничто не преграждает путь, она неизбежно возвращается к самой себе. Это выражается разными способами. Старик становится ребенком... это сознание, снова возвращающееся к своему источнику. Высвобождается безмерная невинность.

Шангхаракшита обычно приходил ко мне, когда наши пути пересекались; он обязательно оставался со мной хотя бы на день. Он постоянно перемещался по Индии, уча буддизму, пытаясь обращать людей, но я сказал ему:

- Буддизм ушел далеко вперед от Гаутамы Будды, а ты все еще висишь на нем.

Дзэнская история.

Дзэнский монах сидит в буддистском храме. Ночь холодна - а в Японии статуи делают из дерева, - и вот он берет одну из статуй Будды и разводит костер.

Священник спал, но он услышал потрескивание огня и увидел свет. Он вышел из комнаты. Он не мог поверить своим глазам... Гаутама Будда горит, а этот человек сидит у огня и наслаждается! Он сказал:

- Кажется, ты сумасшедший. Ты сжег одну из моих самых красивых статуй Гаутамы Будды. Ты должен стыдиться себя. Я дал тебе приют в храме, и это награда? - ты сжег Гаутаму Будду!

Монах сказал:

- Обожди!

И он взял палку и стал ворошить пепел, но Будда совершенно сгорел.

- Что же ты ищешь? - спросил священник.

- Я ищу кости, - ответил он. Буквально он сказал: «Я ищу цветы», - потому что на Востоке кости мертвого человека называются «цветами».

- Я ищу цветы.

- Ты, несомненно, сумасшедший, - сказал священник. - Как у деревянной статуи могут быть цветы?

- Это значит, - сказал монах, - что ты согласен со мной. Тогда, пожалуйста, принеси еще одного, потому что у тебя их слишком много, а ночь долгая и очень холодная. Ты понял, что это только дерево - костей нет, а без костей не может быть и Будды. Пойди, принеси еще одного.

Но священник был вне себя от ярости. Он сказал:

- Я не позволю тебе оставаться в этом храме ни мгновения! Убирайся из храма!

И он стал выталкивать монаха, но тот сказал:

- Послушай, ты поклоняешься мертвым Буддам, в то время как живого выставляешь на улицу. Ты раскаешься в этом.

Это мог сделать только дзэнский мастер. Никакой христианский епископ, никакой кардинал, ни даже папа не смог бы сжечь деревянную статую Иисуса Христа. Он знает, что она деревянная, но не может набраться храбрости ее сжечь. Ни один индуист не сделал бы этого. Никто во всем мире.

Дзэн далеко за пределами той точки, в которой его оставил Будда. Если он вернется, он возрадуется, но эти буквоеды не могут понять, что это предельный рост. Сейчас нет ничего большего, чем дзэн. Нет никакой возможности, которую я мог бы себе представить, пойти еще дальше. Он оставил позади все возможное; осталось только существенное - чистое сознание. Теперь он не имеет ничего общего ни с буддизмом, ни с даосизмом. Он твой, если ты делаешь его, кем бы ты ни был: мужчиной, женщиной, черным, белым, это неважно.