Харизма лидера - Гандапас Радислав Иванович Страница 2

Система представлений, изложенная в этой книге, стала результатом глубокого и пристального изучения харизмы и лидерства, проведения тренингов и семинаров на эту тему и, конечно, тесного общения с людьми, которых мы склонны называть харизматичными. Среди них были звезды эстрады и политики, бизнесмены и врачи, преподаватели и спортсмены. Автор благодарит всех этих людей за то, чем они поделились, пусть они об этом и не подозревают.

Глава 1. Харизма и власть

Как лидеры становятся лидерами? Почему именно они, а не кто-то другой? Кажется, что должен быть какой-то тайный рецепт, которому следуют все успешные претенденты на власть. Одни улавливают его правильно и взлетают к вершинам, другие ошибаются и терпят поражение. Так? Нет, не так. Нам предстоит разоблачить еще немало мифов о лидерстве и власти, но вначале давайте развенчаем этот.

Никакой универсальности, никакой «правильной» модели лидерства не существует. Каждый лидер – это не только обладающая властью личность, но и стечение обстоятельств, дающее право на власть. Однако, разумеется, можно выделить черты, которые объединяют многих успешных лидеров. Их может отличать то, как они осуществляют свою власть. Их может отличать то, какими они выглядят и каковыми на самом деле являются для себя и для других. Чаще всего их отличает то, как они оказались на своей позиции, в нужной точке времени и пространства.

Что общего у таких лидеров, как Чингисхан, Линкольн, Сталин, де Голль и Евгений Чичваркин? В этом можно разобраться, если вникнуть в функцию власти – в то, что она дает и какие возможности открывает. Философ и социолог Макс Вебер давал власти такое определение: «Власть состоит в способности индивида А добиться от индивида Б такого поведения или такого воздержания от действий, которое Б в противном случае не принял бы и которое соответствует воле А». Американский политолог Роберт Даль уточняет: власть – «способность А побудить Б сделать то, чего бы тот в противном случае не сделал»; способность приводить вещи в движение, менять ход событий.

Философ Ханна Арендт видела во власти способность людей действовать совместно: «Власть всегда есть потенциал мощи, а не нечто непреходящее, измеримое, надежное, как крепость или сила. Сила есть то, чем всякий человек от природы в известной мере владеет… властью же собственно никто не обладает, она возникает среди людей, когда они действуют вместе, и исчезает, как только они снова рассеиваются».

Таким образом, власть – это феномен, возникающий на грани между волей одного человека и волей других, между волей лидера и волей тех, кого он ведет за собой. Власть может быть инстинктом, который побуждает человека быть лидером и вести за собой других.

Это представление развивал еще Ницше в своей «Воле к власти», а потом его взяли на вооружение неофрейдисты и другие исследователи. Адлер, например, заменил фрейдовскую концепцию сексуальных инстинктов представлением, что именно стремление к власти определяет поведение людей и в семье, и в обществе в целом. Если совсем упростить, то власть – это инстинкт, который обеспечивает человеку выживание за счет подчинения воли других; так индивид гарантирует себе и своему потомству безопасность и благосостояние.

Это стремление, в свою очередь, опирается на инстинкт самосохранения: люди готовы подчиняться лидеру, чтобы выжить, избежать опасных ситуаций, найти свое место в реальности. В более изощренных и утонченных обществах, где угроза жизни в прямом смысле слова встречается редко, инстинкт власти перерождается в невротическое стремление повелевать и доминировать. Лидеры, руководствующиеся таким инстинктом, могут быть эффективны, но чрезвычайно опасны, о чем мы поговорим ниже.

Также властью могут считать способность оказаться именно в той ситуации, когда ты реально можешь оказать влияние, главенствовать в глазах окружающих. Или умение сделать так, чтобы люди сами захотели действовать по-твоему. И все эти определения не противоречат друг другу – это разные стороны многогранного феномена власти.

Власть, статус и архетип отца

На что же опирается власть и без чего она невозможна? Анализ политической истории и биографий лидеров самого разного калибра подсказывает, что таких оснований, как правило, три. Первое и самое очевидное – формальный статус, приобретаемый лидером. Когда человека назначают топ-менеджером, командиром, премьер-министром или архиепископом, он приобретает власть над другими людьми автоматически. Вне зависимости от его личных качеств, истории его жизни, степени его компетентности. Достаточно назначения.

На бытовом уровне статуса может быть для власти достаточно. Мы с детства привыкаем к тому, что властью обладают люди «при должности», те, кто наделен определенными формальными атрибутами. Видя человека в униформе полицейского, мы понимаем, что перед нами представитель власти, и ведем себя соответственно. Ведь подразумевается, что эту форму он не мог получить просто так: она положена ему в силу служебного статуса. Именно поэтому символами статуса – «корочками», униформой, даже автомобильными номерами – могут воспользоваться мошенники, выдающие себя за официальных лиц, за людей во власти.

Однако признаки статуса должностью и униформой не исчерпываются. Статус, которому мы с детства инстинктивно повинуемся независимо от качеств носителя, – статус отца. Представьте себе, что мальчик, которого воспитывает мать-одиночка, однажды возвращается домой и видит за кухонным столом маму с незнакомым дядей. Мать поворачивается и говорит: «Познакомься, это твой отец». Удивительным образом этот мужчина уже приобретает власть над ребенком, пусть они и видят друг друга впервые в жизни. Ребенок принимает правила игры. Новый человек может обратиться к нему: «Сходи, принеси то-то и то-то». И мальчик, не сопротивляясь, идет.

Похожая история рассказывается в фильме Андрея Звягинцева «Возвращение». Два брата, поссорившись, приходят домой и узнают, что вернулся их отец – смутно знакомый им человек, которого они не видели много лет. Старший брат Андрей сразу принимает его как отца и с готовностью ему подчиняется. Он лучше помнит отца, и тем болезненней было для него отсутствие этого человека. Он нуждается в том, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Младший же брат Иван, наоборот, воспринимает отца настороженно и ждет случая, чтобы взбунтоваться. На этом конфликте и строится дальнейшее повествование.

Почему статус отца так сильно влияет на нас? Фрейдисты и неофрейдисты объяснили бы это наличием архетипа, который с древних времен запечатлен в нашем сознании и «программирует» на определенное поведение. В течение многих тысячелетий власть в обществе и группе концентрировалась в руках одного безусловного лидера – отца, который брал на себя всю ответственность за все решения, не считаясь с другими и не воспринимая их всерьез. Отец монополизировал право на сексуальные отношения и право на насилие, а сопротивление детей, попытки принимать самостоятельные решения, особенно со стороны сыновей, карались смертью, болью или изгнанием.

(Фрейд бы добавил, что если сопротивление ребенка оказывается удачным и ему удается сломить, убить отца, то его все равно настигает чувство вины и стремление к искуплению. Так возникают табу и социальные нормы: над обществом возвышается архетип теперь уже мертвого отца, который незримо наблюдает за происходящим с того света, видит не только поступки, но и побуждения. Полагаю, читатель без труда узнал лейтмотивы мифов ведущих мировых религий.)

И возможно, именно этим архетипом, запечатленным у нас в подкорке, объясняются влияние и власть главы семьи даже в наше время. Возможно, именно этот архетип и его использование – одна из предпосылок харизматического влияния в принципе. Мы видим в старших, в лидерах аналог отеческой фигуры – и действуем по отношению к ним так, как запрограммированы поступать в присутствии отца. К этой гипотезе мы еще вернемся.