Владимир Лермонтов - Праздник навсегда! Страница 20

Когда я посмотрел на Арсения, то жалость охватила мое сердце, ибо старик, бедный, неловко продвигался по сугробам, определяя пространство палкой, а свободной рукой щупая пустоту. В его облике было столько беспомощности, что я почувствовал в себе вдруг ответственность за этого слепого старика, и у меня появились силы, страх ушел куда-то в сторону. Я должен довести старика до места что бы ни случилось, какие бы козни ты не строил нам, враг человеческий! — решительно сказал я сам себе, и во мне родилось мужество.

Как только мне удалось преодолеть страх, через несколько шагов мы буквально выкатились на поляны. Слава Богу! Небо здесь вновь было чистым, ясным, по-доброму светила луна и приветливо мерцали звезды.

У меня с плеч будто мешок с камнями свалился, и я почувствовал такое глубокое облегчение, что присел на снег, чтобы насладиться прекращением наших мытарств по ночному лесу.

— Считай, что пришли, — сказал я радостно. Арсений стоял передо мной, и в его зрачках отражалось лунное сияние.

Я наконец смог придти в себя после пережитого и осмотрелся вокруг. Перед нами расстилались белоснежные поля, сияющие в лучах луны бриллиантовыми переливами. Горы, ограничивающие пространство полей с двух сторон, торжественно возвышались в небо. А само небо было божественным, хрусталь звезд нежился на темно—фиолетовом бархате теплотой, луна лукаво выглядывала, зависнув над вершинами гор. Казалось, что действительно пустынность полей внемлет Богу и звезда с звездою говорит. Очарованный картиной, открывшейся моему взору, я чувствовал, как с неба струится благодать и окутывает нас своими ласковыми руками. Что за чудо! Необъятная радость наполняла мир, неземной покой вечности пронизал каждый штрих природы, частью которой мы себя ощущали сейчас. Будто сердце растворилось в этом великолепии и стало неким единством со всем, что вокруг нас.

Мы шли к часовенке.

— Какая красота! — сказал я, продолжая восхищаться природой в эту Рождественскую ночь. — Просто Божественная.

— Каждый год в этот день, мил человек, природа, всякая живая тварь и каждая открытая душа ожидает чуда пришествия в мир Спасителя, — отозвался Арсений.

Вдруг на небе ярко сверкнул метеорит.

— Ох ты, какая звезда сейчас упала! — воскликнул я. — А вот еще вторая! Третья!

На небе началось твориться что-то невообразимое, будто Господь стал сыпать из мешка звезды на землю.

— Господи! Смотрите, — закричал я, указывая рукой на небосвод. — Да ведь это целый звездопад! Боже мой!

Мне казалось, что я присутствую на сказочном спектакле, который устроил Создатель в честь Своего рождения. Непрерывный поток сверкающих линий не утихал. Казалось, что небо исполняло симфонию падающих звезд.

Полчаса мы стояли и наблюдали звездопад. Не знаю, что думал в это время старец, но я забыл обо всем на свете, забыл, что Арсений этого чуда не видит.

Потом звездный дождь начал стихать и прекратился. Лишь изредка сверкали отдельные метеориты.

Мы пошли. Вскоре я увидел цель нашего столь странного и необычного путешествия — перед нами, почти вплотную к горе, приютилась каменная часовенка, посвященная Успению Богородицы. Сейчас она выглядела как сказочный домик волшебника в глухом лесу. Стены ее, выложенные из дикого камня, имели цилиндрическую форму. Сверху крыша представляла собой восьмигранный конус-колпачок из дощечек, а само острие конуса было изготовлено из листового железа. Но сейчас крыши не было видно, ибо на часовне лежала пышная снежная шапка, из середины которой выходил крест. Вокруг часовни высокие деревья — буки, склонились своими ветвями над нашим сооружением. А небольшая полянка, на которой стояла часовня, окаймлялась речушкой, которая сейчас была полна воды — по колено. Для того чтобы подойти к часовне, нужно было пройти по воде. Ассоль без всяких усилий оказалась на другом берегу и оттуда смотрела на нас, не понимая, отчего мы задержались.

Я стал снимать обувь, чтобы преодолеть брод босыми ногами, старца же я намеревался перенести на себе. Но Арсений улыбнулся и сказал:

— Нечто я сам не перейду?

— Так ноги же намочите, — переубеждал я его и в то же время понимал, что они у него в его сандалетах и так мокрые.

— Держись за посох, — скомандовал старец, и мы перешли на другой берег.

Ледяная вода обожгла конечности, я присел на скамеечку, которая была здесь, и стал растирать наружной частью брюк застывшие ноги.

— Костерчик сейчас, я мигом разожгу и согреемся.

Арсений стоял у часовни и трогал камни руками:

— Владимир, они теплые, живые, — произнес он.

— О-о, как мы нашли их — это целая история, — отозвался я. — Фундамент заливали, набирая мелких камней из реки, а вот на стены нужны были большие камни. Все обыскали в округе — ничего не нашли. И вот однажды пришел мой помощник сюда как-то один, поднялся вон на тот склон, — я указал на отлогое место выше часовни. — И сам не зная почему, стал тыкать землю ломом, который с собой захватил на всякий случай. И вот — чудо, под землей оказался целый склад нужных нам камней, будто кто-то специально припас их, сверху присыпав землей.

Я подошел близко к старику и погладил камни, приговаривая:

— Так и выросли наши стены.

Потом я взял бутылку и пошел за часовню к источнику «Утоли моя печали» и, набрав в воды, предложил: — Отведайте, дедушка, водицы святой.

Арсений с благоговением умылся и отпил воды прямо из горлышка бутылки.

— Вот уж небесная благодать в водице этой. Иерусалимская вода, истинно тебе говорю!

Потом мы зашли в часовню, и я зажег свечу, прихваченную с собой из дома. Внутри было сыро, иконки, по краям обгрызенные земляными мышами, которые забирались под крышу, смотрели на нас с каким-то особенным теплом и лаской, будто сетовали, что не так часто приходят сюда помолиться. Арсений вдруг запел: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава Тебе!». Его приятный голос гулко отдавался под куполом, я смотрел на колеблющийся огонек, и в сердце вливалась небесная, несказанная радость. Сырость, холод и наши недавние приключения ушли куда-то и спрятались за горами, а осталась только эта рождественская ночь, молитвенное пение Арсения и любовь, разливающаяся на весь мир.

После молитвы мне удалось быстро разжечь огонь. Собрав сухих веток и сложив их шалашиком, я поджег кусок рубероида, который валялся около часовни, — остаток от внутренней части крыши. Он-то, этот кусок, и был большим подспорьем в разжигании огня, ибо смола, из которой он сделан, хорошо горела. Пока был маленький огонек под ветками, я ходил собирал еще и накладывал сверху. Вначале из очага, который сложен в двух шагах от входа в часовню, шел густой дым, вертикально уходящий ввысь, но потом появилось пламя и радостно осветило наши уставшие лица.

Арсений сидел на стволе упавшего дерева около костра. Лицо его было красным и блаженным. Я достал припасенную булку хлеба и, разломав ее на куски, нанизал на предварительно приготовленные палочки. Потом жарил на открытом огне хлеб — это было наше фирменное блюдо. Мы с удовольствием жевали горячий поджаристый хлеб, слегка подгорелый, и запивали ледяной иерусалимской водой, как говорил старец.

Как приятно сидеть у костра! Хотелось, чтобы это продолжалось вечность. Безмятежность и покой обнимали нас, а огонь в глухом лесу под ясными звездами создавал уют и ощущение защищенности.

Закончив трапезу, Арсений посмотрел на меня как-то по-особенному, если можно, конечно, сказать «посмотрел». Затем из-под полы он вынул клубок, тот самый, который сплетал он будучи больным, и сказал:

— Вот и все, мил человек, кончилась наша встреча. Спасибо тебе за все! За твою заботу и доброе сердце. Отблагодарить мне тебя нечем, но вот дам я тебе это, — и он протянул мне клубок нитей, я механически принял странный подарок.

— Как это, кончилось? — опомнился я. — Куда это вы собрались? Что же это, дедушка?

— Так надо, мил человек. Ты позаботился обо мне, теперь Господь обо мне печься будет.

— Да что же вы это надумали? — кровь прилила к моей голове, и сердце беспокойно застучало, отдаваясь в висках.

— Прости старика, если что не так.

Я хотел продолжить свое недоумение, но старик остановил меня жестом:

— Послушай меня, мил друг Владимир, у нас мало времени, не прерывай меня. Клубок, который у тебя в руках — считай, что волшебный, это узелковая книга, каждый узелок имеет свой смысл. Будешь постепенно разматывать клубок и будешь как бы идти по нему в небесное, считай, что как в сказке. Только сказка откроется тогда, когда каждый узел, навязанный на главную нить, сумеешь разгадать, раскрыть. Раскручивай нить постепенно и понимай узелок за узелком.

— Да как же я разгадаю? — изумленно произнес я, глядя на то, что было у меня в руках.