Алексей Алнашев - О боли Страница 20

– Так. Я у вас чувствую себя как в своей тарелке.

– Дак где же здесь явный страх?

– Не знаю… Но я же боюсь!? – возмущаюсь я.

– А чего боишься?

– Что вы снова разобьете привычные для меня установки, на которых я основываюсь в построении своей жизни.

– По-другому говоря, в тебе боится что-то такое, чему придется в тебе потесниться? Так?

– Получается, так, – и мне становится легче от такого поворота разговора, да меня что-то отпускает.

– А ты, сливаясь воедино с этим нечто, принимаешь его страх за свой да начинаешь войну с нами, зная, что тебе самому, как человеку у нас нет никакой угрозы. Ты можешь хоть осуждать нас и считать сумасшедшими, хоть протестовать, судить, стонать, вызывать жалость к себе, создавать ситуацию так, чтобы за тебя сделали другие, чтобы другие взяли на себя ответственность за твою жизнь. Так?

– Да, – говорю я, и мне становится уже смешно над собой. В этой ситуации я вижу себя Властелином в одежде клоуна.

А дедуля спрашивает меня дальше:

– Дак кому идет угроза от того, что ты придешь к нам?

– Тварям, которые сидят во мне. Они чувствуют, что их уклад во мне рушится и что им придется из меня выходить, – радостно отвечаю я.

– Дак какой страх тебя тянет к нам?

– Никакой. Я прихожу к вам, потому что мне у вас хорошо. Я у вас, как у себя дома. Мой дом – здесь.

– Интересно. А у себя дома ведь не воюют, а устраивают свою жизнь в ладу. А ты только и знаешь, что протестуешь, да от того, что мы тебе говорим, отказываешься. Дак какой страх тебя толкает идти на войну с нами?

– Вот пристал! Ведь сам уже знает, че еще спрашивает? – ворчу я сам про себя. – Надуманный, какой же еще?

– Так. Теперь давай посмотрим, как надуманный страх толкает тебя на войну с нами.

– Хорошо. Мне и самому это интересно, – успокаиваюсь я.

– Когда мы разбираем жизненный уклад, который на данный момент не совпадает с твоим, то, что с тобой происходит?

– Я обижаюсь на вас из-за того, что вы рушите мою основу. И на себя, что я раньше не знал то, о чем вы говорите. Я отстаиваю свой старый образ жития, потому что мне так привычно думать, строить свою жизнь. И потом – не ожидаешь ни от кого удара из-за спины. Я живу так, как принято другими, и о другом не думаю. А сейчас мне приходится строить свою жизнь так, как говорите вы. И еще видеть то, что люди делают не так, как необходимо им, приходится наблюдать эти расхождения с вашими словами.

– И ты обижаешься на то, что то, что мы говорим, противоречит общепринятому, и эта обида толкает тебя на войну с нами. Так?

– Так.

– А еще что делает обида с тобой?

Я задумываюсь, но ничего не вижу и отвечаю:

– Не знаю.

– Когда обида не может нас одолеть войной, то она тебя толкает, чтобы ты обвинял нас и самого себя. Так?

– Так, – тупо отвечаю я, как попка-дурак, ничего не соображая, о чем говорит деда.

А он, не обращая внимания на мое состояние, продолжает меня спрашивать:

– Дак что нам показывает природа наводнением?

Тут я очухиваюсь, чувствую, что тема моего прихода к старикам постепенно заканчивается, и говорю как ни в чем ни бывало:

– Наш надуманный страх. Он, как наводнение, набирает силу обидой, обида толкает на войну и обвинения.

– Именно так. Надуманный страх запускает в нас бесконечное число мыслей, и мы этими мыслями, как лавиной, накрываем сами себя да тот мир, в котором мы находимся. Этим мы ослепляем себя да входим в состояние глухоты.

При взаимодействии с миром мы обижаемся и этим создаем условия для набора сил нашему надуманному страху. Да после этого выходим на войну, усиливая лавину обиды и разрушительную скорость надуманного страха. А когда у нас не хватает сил, то обратной волной схода наводнения мы сметаем на своем пути те следы, которые сделали, идя войной на мир, обижаясь на него, да надуманно боясь его. Мы начинаем обвинять себя и других, выгораживая свои действия и мысли, на которые мы опирались в этой войне.

Деда Коля немного размышляет про себя и продолжает:

– Очень часто у нас бывает еще и такое, когда надуманный страх вызывает обиду, а она переходит в месть. И тогда мы мстим не только тому, на кого обиделись, но и его окружению и даже тем, кто на него похож. Наша злость придает силы для мести. Таким образом, наводнение, закрывая собой мир, топит человека в его злости и мщении. Теперь ясно, как природа показывает наводнением человеку, что с ним происходит?

– Да, ясно.

Я замолкаю и осмысливаю сказанное дедом. А деда Коля между тем останавливает лошадь да идет в кусты.

Тут баба Соня подсаживается ко мне поближе, обнимает меня по-матерински и на ушко меня спрашивает:

– Сынок, у тебя к нам вопросы закончились?

Я испуганно вскакиваю, что все, больше они мне ничего не станут объяснять, и в панике зову деда Колю:

– Деда, где ты там спрятался? Возвращайся, а то баба Соня больше не хочет мне помочь в стихиях разобраться.

Немного погодя дедуля возвращается с охапкой каких-то трав и кладет их в телегу возле себя. Мы трогаемся, и он говорит довольным голосом:

– Валяй свой вопрос.

– Деда, а что нам показывает война в природе?

– А на что она похожа?

– На внутреннюю войну.

– Это между кем и кем?

– Между моей душой и теми тварями, которые гложут меня изнутри.

– А как в нас эта война происходит?

– Не знаю, что сказать, – произношу я спокойно, хотя во мне идет бурное возмущение на то, что я не могу найти в себе ответ.

– Перед живым в каждый миг своей жизни встает бесчислимое количество выборов: как посмотреть, как пошевелить пальцем, как вздохнуть, что услышать, что принять… В том числе выбор по какому пути идти: по пути творения своей жизни или по пути самоуничтожения. И когда мы делаем выбор под управлением чужеродного: идти по пути самоуничтожения, то тут и возникает борьба в нас между Светом и Тьмой. Решение идти по пути творения своей жизни, принятое тобой раньше, и решение идти по пути самоуничтожения начинают каждый тянуть в свою сторону, создавая в нас войну. Мы начинаем войну сами с собой. Войну в себе между родным и чужеродным. Это ясно?

– Не совсем.

– Тогда, давай разберем это на примере, когда у тебя идет протест на то, что мы тебе говорим.

– Давай, – соглашаюсь я, хотя на душе кошки скребут, что мне сейчас снова деда перемалывать кости станет. Но любопытство, что мне скажет деда по моим поступкам, толкает меня на этот разбор.

– Итак, что в тебе вызывает протест, когда мы разбираем темы жизни?

– Что вы эти темы толкуете совершенно по-другому, а не так, как принято в обществе.

– Но заметь, что против одного у тебя идет протест, а против другого нет, хотя то и другое, рассказанное нами, непринято в обществе.

И тут я вспоминаю, что в разговорах со стариками я на что-то реагирую так, словно они мне ничего сверхестественного не сказали, или при этом про себя говорю: «Это он или она заливает». И меня их слова не задевают.

А есть слова, из-за которых мне аж вцепиться им в глотку хочется и перегрызть ее.

Вспоминаю это, да деду важно говорю:

– Бывает.

– А из-за чего возникает протест?

Я немного думаю и отвечаю:

– Дедуля… Не знаю… Ничего в голову не идет… Ничего не вижу. Идет полный туман.

– А кто в тебе этот туман запускает?

– Твари, которые мной сейчас управляют.

– А для чего бы им наводить сейчас на тебя туман?

– Они чего-то от меня скрывают.

– А что конкретно?

– Что они меня уводят не туда, куда необходимо мне.

– Именно так. Тем, что мы разбираем изначальные пути творения своей жизни, мы в тебе пробуждаем твои же ране принятые решения пойти по пути творения, от которых ты когда-то отказался. А управленцы, которые уводят тебя в сторону, заставляя принять разрушительное для тебя решение, возмущаются. Вдруг ты при этих разборах опомнишься, изгонишь их из себя да пойдешь по пути творения своей жизни. Вот в тебе и идет война между твоими решениями, да между родным тебе и чужеродным. Да мало того в себе, но ты еще эту войну выливаешь и на мир, в котором сам и находишься. Это так?

– Так, – соглашаюсь я. Очень странно, но сейчас на слова деда у меня даже нет возражений. Наоборот, происходит какое-то облегчение, и меня что-то отпускает.

– Вот так, сынок, война в природе показывает нам в зеркальном отражении, что творится в нас самих. То, что мы приняли разрушительные решения, сбились со своего жизненного пути, что, обещая, мы проклинаем сами себя, что, давая клятвы, мы заклинаем себя на гибель. Теперь ясно, что показывает нам война в природе?

– Да, – отвечаю я, еле слышно, да оглядываясь на свою прожитую жизнь и видя, что я сам сделал со своей жизнью.

Деда Коля, видя что со мной происходит, говорит мне:

– Сынок, не отчаивайся. Это только твои ошибки, а их можно исправить.

– А как можно убрать в себе протест? – спрашиваю я от безысходности.