Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Женитьба дурака. Теория и предварительная подготовка Страница 24

Единственно действительно точное определение буцет таким — что душе нужно что-то свое, душевное. Мы это можем условно назвать совершенством. Потому что предполагаем, что душа по сравнению с нами несовершенна или совершенна. Вот когда мы говорим своей любимой «душа моя», мы предполагаем, что это что-то из того мира, о котором писал Платон — нечто идеальное. Значит, мы можем дать условное имя тому, зачем пришла душа, — убрать некое свое несовершенство. Если она совершенна, то она бы и проявлялась совершенно. Она бы проявлялась как у святых — совершенством. Но мы видим, что по жизни мы какие-то не такие, странненькие. Значит, можно предположить, что что-то в наших душах тоже несовершенно. И делаем из этого вывод, что душа может эти несовершенства убирать. И замечаем, что вот человек был одним, потом изменился и с годами стал душевнее. Ну, или озверелее… Но предполагаем, что работа над собой, долгая жизнь или опыт жизни должны приводить к душевности. А то и к святости. Предполагаем или видим это иногда.

И поэтому суцим о душе, что она шла ради того, чтобы выявить в себе что-то такое, что стоило бы убрать, но что невозможно убрать прямым решением или прямым созерцанием. Для того, чтобы убрать, надо сначала выявить, выпахтав в самом себе. Как? Почувствовав это как боль, как то, что надо удалить, условно говоря, механически. Это нельзя решением разума сделать, потому что у души нет разума. Душа создает разум для решения жизненных задач. Но разум не может душу понять. Он как бы до мира души существует. Он создан для воплощенного мира.

Значит, то, как душа выявляет несовершенства, делается как-то иначе, неразумно, не умом. Вспоминайте, что мы относим к душевным проявлением? Чувства. Значит, надо это почувствовать, как бы механически ощутить. Для тела это ощущения были бы, а для души, условно говоря, то же самое, но на другом уровне, это чувства. Она должна почувствовать, что вот это, что в ней есть, она еще не осознает себя как молодая неопытная душа, есть несовершенство. Почему? Потому что оно мешает. Как оно мешает? Взаимодействовать с другими душами.

Ты идешь к другой душе и вдруг чувствуешь, у тебя есть то, что из тебя торчит. Оказывается, торчит не часть тебя, о которой всё время думали, а это оказьюается острый осколок, который остался от прошлой битвы, когда тебя выплавили в твоем тигеле или неверной печи, и которым ты задеваешь и режешь всё время близких тебе. И режешь не по телам — душа тела не задевает. Режешь по душам. И вот именно обратная связь, которую дают другие души, то есть другие люди, и показывают душе, дают почувствовать, что вот это в ней болезненно для них.

И как ни странно, палка всегда о двух концах, — и для нее тоже, потому что душа хочет слиться с другими душами. Это мы чувствуем. Но когда это ей не удается, ей больно. И ты тоже чувствуешь, когда ты хочешь проявить любовь, а тебя в ответ ударили, тебе больно. Да? Значит, этот осколок, что из тебя торчит, дает боль и тебе. Но поскольку ты с ним родился, ты считаешь, что это естественное твое состояние.

Вообще предполагалось, что души должны жить в блаженстве и должны обрести его в аду. Э… оговорился, конечно, в раю. Это я потому так оговорился, чтобы вы увидели, что наши устремления жить по душе чаще всего ведут к тому, что мы создаем миры душ, которые в действительности Ады. Потому что мы стараемся воплотить таким, как проявляется душа, а она наружу чаще всего проявляется в виде несовершенства. Мы, считая, что это наши души, это и воплощаем. В том числе и в семье. Вот эти куски своей души, которые являются чужеродными осколками. От какой-то прежней великой битвы богов, от которой души тоже рождались, может, участвовали. Мы хотим рая, а творим ады, как тот вечный дух, что хочет зла, и вечно делает добро. Мы всё время делаем что-то наоборот, обратное, как нам кажется, своей природе, потому что мы её не понимаем и не знаем себя.

Так вот, воплощая эти осколки в жизнь, воплощая эти чужеродные куски адских миров, которые при великом взрыве начала вонзились в наши души, мы воплощаем культуру. Мы ведем себя в соответствии с тем, как предписывает это устройство души. А как оно предписывает? С одной стороны, оно из нас торчит и требует проявиться. С другой стороны, оно делает больно, и значит, заставляет нас обтекать себя. И это проявляется всегда. Значит, это можно запомнить, и составить правила, как не причинять друг другу боль, несмотря на то, что в нас есть эти болезненные, инородные вкрапления. Вот эти правила не причинять друг другу боль и воплощаются в культуру.

В итоге культура оказывается действительно ценным инструментом того, как ужиться в обществе. Культура — слово иностранное, мы понимаем, что по-русски это называлось иначе — это обычай. Но живя по обычаю, обычной жизнью, мы в действительности всячески играем в возможности причинять боль тем, кто рядом. Если ты идешь по правилам поведения, то людям рядом уже жить легче, и это уже как минимум здорово, правда? Но это не ты, и не любовь.

И в итоге, если ты влезаешь в эту колею, по имени культура, как в некий шланг такой, как в трубу, то ты можешь себя вести так, как она предписывает. И вырваться очень трудно. И вы помните по описаниям, которые вами же делались, что вы не могли вырваться из этого. Вроде бы люди замерзли, погода оказалась холоднее, чем рассчитывали, надо бы разжечь костер раньше, а то люди замерзнут и заболеют, и главная задача-семинар, не будет решена. Но сказано в Святках — костер зажигать, когда придут темные силы. Подбегает Всеголов «давай зажжем костер», Ярго жестко отвечает — «нет, темные силы придут, будем зажигать».

Точно так же Потвора видит, что что-то не так идет с ее спектаклем. Что-то не так, люди мерзнут. Но она не может выйти из колеи, она не может сократить это, она может только быстрее… Труба — как она есть, так сквозь нее пройти и надо. Она не может выйти из нее, что-то держит, какая-то пленка, и она не может себя повести иначе.

Более того, кто-то стоит в стороне, не будет участвовать, но время от времени начинает приплясывать. Его спрашивают — ты чего? Да ничего, я тут пляшу… А удержаться нельзя, чтобы не показать людям — я вообще с вами, я всё правильно понимаю, я только стою в стороне.

Много такого, увидьте, и ещё попишите о невозможности сопротивляться культуре. Пописать надо именно об этом, находя куски своего поведения, где ты видишь, что не хочешь этого делать, и мог бы не делать, но «да ладно, так и быть сделаешь». Вот это «да ладно» происходит как некий посыл, или позыв. Как что-то вами правит. Это что-то прозрачное, почти невидимое, вроде наката, но заставляет делать. Да, действительно это пленка сознания, и как она не тонка, она влечет душу и управляет ей. Иначе говоря, если мы осознаем вот это управление, мы подходим прямо к основам прикладной психологии, то есть к прикладной работе. Начинаем понимать управление культуры на таком уровне, которое недоступно теоретикам. Мы начинаем его видеть, чувствовать и можем оказать воздействие.

Я время от времени показывал эти работы с движением души. Мы знаем, когда душа распахивается. Вот смотрите, Дремучая очень хочет быть преподавателем, но ни за что не пойдет. А мы ей говорим: «Дремучая, да как же без тебя?!» {Дремучая идет — ред.)

<…> Источник любого движения — душа, отнюдь не только тела. Тело — источник только перемещения.

Если мы с вами нащупываем видение того, как идет воздействие культуры <…> вы начинаете прямо видеть то, что управляет поведением человека, и это непосредственно истекает из души. Это и есть действительная психология. <…>

Поэтому пописать внимательно и созерцательно — а как же так? Вот ты не хотел участвовать в празднике, а тебя подбрасывало. Хорошо, тебя удержало. Именно в этот миг стоит рассмотреть, ты же от чего-то себя удерживал. Удерживал от какого-то воздействия. Само это удержание — очень ценная вещь, потому что это грань, на которой видно, как на изломе, как оно происходит — воздействие культуры. Как происходит воздействие того, что в психологическом смысле является содержанием культуры.

Культура — только слово, обозначающее нечто. Что оно означает? Некие образы сознания. Образы определенного вида, которые, в сущности, вы должны бы называть мышлением, образцы. Но это сами.

Если мы начинаем видеть само воздействие культуры, то мы понимаем, что у этого воздействия, и у того, что воздействует, есть некое устройство. Как его можно рассмотреть? Опять по проявлениям. А какие проявления? Вот ты был одним человеком, допустим тем, в кого влюбился твой избранник. Но начинается праздник, и вдруг ты чувствуешь, что тебя захватило и ты уже в этом празднике.

Девочка какая-то писала в откликах, что хотелось всех расшевелить, все стоят, неправильно пляшут, надо бы их растолкать. А с какой стати она развеселилась? Почему до этого она не топталась? До этого она была в одном состоянии сознания, включился праздник и должно быть другое состояние сознания, там, возможно, и есть то, что стоит вычистить, то есть чужое, знание, как правильно себя на празднике вести. Это не важно. Не важно, что лежит в основе культурного образца. Твое решение, твое воспитание, или кусочек сумасшествия <…>