Лариса Ренар - Эликсир любви Страница 34

– Я под каждую положила немного синтепона, поэтому они кажутся выпуклыми, – объяснила Карина, заметив, как я провожу рукой по цветку. – Я и не думала, что это так увлечет меня – шить все эти подушечки, валики и полог над кроватью.

– Неужели ты все это сделала сама? – Я никак не могла прийти в себя от изумления и восхищения.

– Я наняла девушку, которая мне помогает, но все придумала и почти все сделала сама. И мы сделали фотографии и роскошный каталог к выставке: шторы, покрывала, подушки, обивку мебели. Положение жены богатого и влиятельного мужчины имеет свои плюсы. Антон чувствует себя виноватым и потакает всем моим прихотям, помогая мне во всем. Но я так рада, что встретила Фабрицио!

Господи, увлекшись, мы совсем забыли о Фабрицио и Спиросе. Мы обнаружили их стоявших в оцепенении посреди студии. Было видно, что Фабрицио сражен вкусом Карины, ее фантазией и скоростью, с которой она успела все это сделать.

– Карина… – наконец-то очнувшись, Фабрицио устремился ей навстречу, поднес ее руки к губам и, начиная их целовать, произнес: – Ты не только красива, но и талантлива. С такой женщиной я могу покорить весь мир. Ты все еще уверена, что не хочешь переехать в Италию, ты все еще хочешь остаться со своим мужем?

– О Фабрицио, – уклоняясь от его объятий, засмеялась Карина. – Сначала мы покорим Москву, а потом посмотрим.

– О, я совсем забыл! – опомнился Фабрицио. – Я приготовил для тебя подарок.

И он достал рулон из своего тубуса с образцами ткани, развернув небольшой, 50×70 сантиметров, холст.

– Какое чудо, – выдохнули мы, переглянувшись с Кариной, вспомнив наше шутливое рассуждение о том, что кувшинка символизирует состояние Девочки.

Прозрачные акварельные краски изображали плавающую кувшинку и обнаженную девушку, раскинувшуюся на этой кувшинке. Чистота и тонкость линий и прозрачность молочно-розовых мазков создавали иллюзию, что цветок превращается в девушку или девушка становится частью цветка. И в ее позе было столько невинности и в то же время чувственности, что казалось, каждый штрих наполнен эротизмом. Карина приложила картину к стене в алькове. И хотя картина совсем не соответствовала французскому стилю, мы вдруг почувствовали, как воздух в комнате завибрировал от проснувшихся желаний. Спирос уже по-другому посмотрел на кровать маркизы де Помпадур и на меня и как бы между делом заметил:

– Хотелось бы мне почувствовать себя Людовиком, делящим ложе с очаровательной возлюбленной.

– О, – рассмеялась Карина, – ложе есть, осталось найти возлюбленную!

– Хотелось бы надеяться, что я ее уже нашел, – обнимая и притягивая меня к себе, пробормотал Спирос. – Когда два человека соединяются – сливаются две энергии, сливаются два мира, и хочется продлить это сладостное мгновение, насладиться им в полной мере. Так же, когда вдыхаешь запах цветка и замираешь от восторга, когда от красоты происходящего захватывает дух. И древние считают, что именно в это мгновение происходит квантовый скачок в другое измерение, когда двое становятся одним, и растворяются друг в друге, и чувствуют друг друга каждой клеточкой своего тела, – шептал он мне на ухо.

Я покраснела, словно уличенная в чем-то постыдном, потому что я, смотря на роскошную кровать, упивалась совсем другими мечтами, представляя себе Богдана и наши сплетающиеся тела. Наверное, мои потемневшие глаза и учащенное дыхание разбудили надежды Спироса, который тут же все принял на свой счет. «Хватит мечтать о мужчине, – остановила я себя, – который так долго ждал, чтобы написать смс. Я же ничего о нем не знаю. Глупо фантазировать о едва знакомом человеке, когда рядом такой мужчина, как Спирос: умный, успешный и притом сексуальный, разделяющий мою увлеченность различными практиками и готовый многое сделать ради меня». И словно подтверждая мои мысли, Спирос достал небольшую бархатную коробочку:

– У меня тоже есть для тебя подарок!

«Только бы не кольцо», – испугалась я, открывая коробочку. В коробочке на белой атласной ткани лежал золотой крестик.

– Это крестик из церкви Святого Спиридона. Меня назвали в честь него. Он будет тебя охранять и напоминать обо мне! – Спирос смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я промолчала, погруженная в свои мысли.

1906

Я вошла, погруженная в свои мысли, вспоминая наш прощальный поцелуй с Сергеем. Мы шли пешком до тетушкиного дома после прогулки на пароходе, болтая ни о чем. Но стоило нам войти под арку Сената и Синода и очутиться на малолюдной улочке, буквально в нескольких шагах от тетушкиного дома, как Сергей схватил меня в объятия. Было что-то в прикосновении его горячих губ, что заставило меня почти потерять сознание и задрожать в его руках. Было чувство, что я вдруг оказалась под палящим солнцем, в лучах которого я плавилась и плавились все мои мысли. И в какой-то момент я сама стала этим солнцем, превратившись в пульсирующий огненный шар желания. Где-то всплыла мысль, что это безумие – стоять на улице посреди дня и так целоваться. Последним усилием воли оторвавшись друг от друга, мы попрощались. Войдя в дом, я все еще продолжала дрожать, пытаясь справиться с нахлынувшим на меня желанием, и застыла, увидев Арсения, увлеченно о чем-то беседовавшего с тетушкой.

Арсений кинулся ко мне, опрокинув чашку с чаем. Смутившись, он остановился.

– Не беспокойтесь, я позову горничную. – Тетушка встала и выскользнула из столовой, оставив нас вдвоем.

– Я все лето думал о вас, но каждый раз, когда я садился писать, все слова казались примитивными и глупыми, и я рвал эти письма. Оказалось, что написать научный труд легче, чем выразить словами то, что хочешь сказать той, которая так много значит для тебя. С нотами оказалось проще.

– С нотами? – переспросила я.

– Да, я написал музыку для вас, – Арсений протянул мне ноты, ожидая, что я скажу. «Какие творческие мужчины меня окружают», – подумала я, уже придя в себя, один подарил томик стихов, другой – сочинил музыку. Но самое ужасное, что, увидев Арсения, я почувствовала, что на меня нахлынули вспоминания о том, как он пел романс. «Какой ужас, – подумала я, – я же только что целовалась с одним и тут же вспоминаю о поцелуях другого». Но, смотря на Арсения, я вдруг поняла, как сильно я соскучилась по нашим прогулкам, по разговорам, по той недоговоренности, что осталась между нами. Но все, что я смогла произнести, было:

– Может, вы сыграете ее для меня и тетушки?

Арсений сел к роялю и заиграл. В этой мелодии слышались шум ветра, обещающего перемены, и плеск волн, несущих радость, и потрескивание веток костра, в котором сгорало все плохое, и дыхание земли, которое обещало покой.

2006

Тапер играл на пианино мелодии Леграна. Это был наш прощальный вечер в итальянском ресторане. Четыре дня выставки пронеслись как одно мгновение. Стенд Карины и Фабрицио вызывал огромный интерес. Девушки кокетничали с Фабрицио, а мужчины пытались привлечь внимание Карины. Со своими карими глазами, длинными черными волосами и пышной грудью она была похожа на итальянку. Не меньшим успехом пользовалась и кровать маркизы де Помпадур. Возвышающаяся на подиуме, она стала местом паломничества. Посетители выставки фотографировались рядом с кроватью, беря проспекты студии Карины и оставляя свои данные. К концу выставки Карина получила пять заказов на изготовление штор и два – на оформление спален. Антон забежал посмотреть на свою жену и ее стенд и был поражен, но не ее успехом, а тем, как Фабрицио смотрел на нее, нечаянно касался, что-то говорил. Вот и сейчас, сидя за столом, он что-то шептал Карине на смеси английского и итальянского. Карина улыбалась, но отрицательно качала головой. Умоляюще посмотрев на меня, она попросила:

– Ларис, может, он не понимает моего английского, скажи ему, что у нас с ним только деловые отношения. Он же видел моего мужа.

Я перевела, Фабрицио сокрушенно покачал головой и простонал:

– Я не теряю надежды, что когда-нибудь они превратятся в нечто большее.

– Я тоже не теряю надежды, что когда-нибудь ты перестанешь от меня убегать и останешься со мной, – прошептал Спирос.

Я промолчала. Во время выставки мы побывали и в Третьяковке, и в музее Пушкина, и в галереях, но каждый вечер я сбегала к Карине домой, мечтая о Богдане. Хотя он опять куда-то пропал и уже неделю ничего не писал.

– Тебе идет мой крестик, – Спирос прикоснулся к крестику, висящему у меня на груди.

– Простите, мне пора на поезд. – Я поцеловала Карину и Фабрицио и направилась к выходу.

– Я провожу тебя! – Спирос вскочил и, даже не скрывая разочарования, ринулся за мной. – Тебе действительно надо ехать или ты просто убегаешь от меня?

– У меня завтра интервью на телевидении, я не могу его пропустить. – Я и извинялась, и оправдывалась одновременно, не понимая, что заставляет меня оправдываться.