Стивен Лаберж - Осознанное сновидение Страница 58

Могу привести еще один пример различия. Во время неосознанного сновидения человек склонен пассивно относиться к событиям. Ему кажется, что они «просто происходят» и никак не зависят от него. Осознанно сновидящий понимает, что он является активным творцом или, по крайней мере, ответственен за все происходящее во сне. Соответствующие бодрствующие качества полностью идентичны только что названным. Все, что говорилось о сновидениях, может быть отнесено и к состоянию бодрствования, если слово «сновидение» заменить на «переживание».

Вследствие собственной пассивности, вы можете считать, что правила вашей сновидческой игры полностью предопределены принципами внешней реальности. Обычный сновидец может оставаться прикованным к земле только из-за того, что даже во сне считает гравитацию универсальным законом физики. Однако если вам хватает осознанности, чтобы увидеть в сновидческой гравитации условность, то вы свободно сможете избавиться от нее, взлетев по своей воле. Подобным образом осознанно сновидящие относятся и к остальным «законам» мира сновидений: это лишь правила, определенные самим сновидцем, поэтому их можно изменить, как только на то появится веская причина. Это качество, однако, невозможно перенести непосредственно в состояние бодрствования. Я полагаю, что в этом случае соответствующее неосознанное отношение заключается в переживании ситуации как определяемой и обусловленной внешними факторами, существенно влиять на которые у вас обычно нет сил. Если вы придерживаетесь такого взгляда, на вашу жизнь обычно влияют другие люди или превратности судьбы. Напротив, осознанное отношение состоит в понимании, что именно вам и определяются обстоятельства вашей жизни. Только от вас зависит, окажется ли конкретный сон кошмаром или возможностью самоинтеграции, а конкретная жизненная ситуация — крахом или вызовом.

Последние два качества касаются здравомыслия, которое отличает осознанность от ее противоположности. Привычка не впадать в размышления не всегда оказывается плохой. В то же время она безусловно вредна. Главным преимуществом сознательного поведения над привычным является возрастающая гибкость. Хотя, правда, при обстоятельствах, требующих стереотипных реакций, привычка — качество довольно рациональное. Автоматическая реакция хороша, если она полностью адекватна ситуации. Если же ситуация относительно непредсказуема или нова, то здравомыслие — понимание того, что вы делаете, — способно оказать полезную услугу.

Жизнь предоставляет нам всегда коктейль из ожидаемого и неожиданного. При любых обстоятельствах очень важно отреагировать самой подходящей формой поведения. Ни о чем не думать и поступать привычным образом проще, чем трезво мыслить и действовать сознательно, что требует определенных усилий. Поэтому человек скорее склонен терпеть неудачу там, где требуется проявить здравомыслие, чем быть излишне сознательным в ситуациях, не требующих осознанных действий. Исходя из сказанного, развитие способности к здравомыслию может принести ощутимую пользу. Из-за того, что в состоянии сна достичь здравомыслия или осознанности сложнее, чем в состоянии бодрствования, практика осознанных сновидений может стать чрезвычайно эффективным средством улучшения способности трезво мыслить.

Идриса Шаха, знаменитого современного толкователя суфизма, спросили однажды, в чем «основная ошибка большинства людей». Он ответил: «Мысль о том, что [мы] живем, тогда как [мы] просто спим в преддверии жизни»2.

Традиционная доктрина эзотерической психологии утверждает, что обычное состояние сознания, которое мы называем бодрствованием, настолько далеко от настоящего видения «объективной реальности», что его более точно следует называть «сном» или «сновидением». Бертран Рассел совершенно другим путем пришел к подобному же заключению: «Если верить современной физике, — пишет философ, — то сон, который мы называем бодрствующим восприятием, лишь ненамного лучше отражает объективную реальность, чем фантастические сновидения, посещающие спящего человека»3.

Оставим философию в стороне. На вопрос, бодрствуете ли вы сейчас, вы, скорее всего, ответите: «Несомненно!» К сожалению, ощущение бодрствования не всегда может гарантировать то, что вы бодрствуете на самом деле. Когда Самюэль Джонсон пинал камень, как бы говоря: «Мы знаем, что такое реальность», то испытывал похожее чувство уверенности. Однако если бы доктор Джонсон спал, то ударив камень, он почувствовал бы то же самое. Иллюзорное ощущение уверенности в полноте и связности нашей жизни приводит к тому, что Уильям Джеймс описал как «безвременную кончину наших взаимоотношений с реальностью»4.

Откуда вы знаете, что не спите сейчас? Вы можете сказать, что помните, как проснулись сегодня утром. Но это могло быть лишь ложное пробуждение, и сейчас вы обманываете себя сновидением о том, что больше не спите. Возможно, то, что мы считаем «истинным пробуждением», всего лишь еще одна ступень в серии ложных пробуждений. Похоже, один писатель был согласен с этим:

Почему, мой друг, эти ступени не могут существовать? Мне часто спилось, что я просыпался ото сна, и в этом сне я вспоминал предшествующий. Проснувшись, я помнил оба сна. Благодаря своей необычайной ясности, второй сон был своеобразным бодрствованием по отношению к первому. Что же касается реального бодрствования, то кто сможет поручиться, что однажды оно так же не покажется мне сном по отношению к еще более ясному взгляду на положение вещей?… Здесь, внизу, все настолько запутано и скрыто от нас; не может быть, чтобы именно в этом состояла истинная пробужденность.5

Давайте попробуем еще раз спросить себя, бодрствуем ли мы. Вы заметите, как трудно задать этот вопрос искренне. Откровенность требует пусть хотя и небольшого, но искреннего сомнения. А это очень нелегкая задача для многих из нас. Сомневаться в несомненном — это занятие философов. Ницше определил это так: «…Человек философского склада предчувствует, что за этой реальностью, в которой мы живем, скрыта иная реальность, и поэтому все — одна лишь видимость»6. Шопенгауэр считал свою склонность время от времени относиться к людям и вещам как к «фантомам и картинам их сновидений» основным критерием философских способностей.

Как это может быть, что мы не полностью бодрствуем? А так, что мы обладаем высшим чувством (назовем его интуицией), которое обычно остается незадействованным, когда используются низшие, хорошо известные чувства. Таким образом, переживание, которое мы называем «бодрствованием», может быть только частичным бодрствованием. Вот что писал Орадж:

Может показаться, что в последовательном развитии этой теории есть нечто патологическое. Склонность смотреть на бодрствование как на специфическую форму сна может уменьшить важность жизни для нас и нашу значимость для нее. Однако такое отношение к возможным и вероятным фактам есть не что иное, как болезненная застенчивость. Истина состоит в том, что так же, как осознание состояния сна является первым симптомом пробуждения в этом сне, первым симптомом пробуждения в состоянии бодрствования — второго понимания религии — может стать осознание того, что наша бодрствующая жизнь — тоже сон. Осознание того, что мы лишь частично бодрствуем, может стать залогом полного пробуждения.8

Однако одни лишь философские выводы практически не способны помочь нам обрести искреннее сомнение в абсолютном бодрствовании. К счастью, существует иное, более эффективное средство для разрешения этой проблемы. Читатели вряд ли удивятся, если в качестве этого средства я предложу осознанные сновидения. Осознанные сновидения могут ясно показать нам, что значит по настоящему бодрствовать, и помочь убедиться в том, что нам еще далеко до такого состояния. Дж. Х.-М. Уитмен привел в своей книге «Мистическая жизнь» пример высшей формы такого открытия. Профессор Уитмен объяснял, что его ночное мистическое переживание было стимулировано состоянием задумчивости, в которое его погрузило прослушивание великолепного струнного квартета. Концерт так потряс его, что в течение нескольких мгновений он ощущал себя «похищенным из пространства музыки необычайной красоты», и через некоторое время он оказался в «новом состоянии созерцательности и радости». Уитмен вспоминал, что ложился спать «совершенно умиротворенным и наполненным спокойной радостью». Мы можем себе представить, какой должна была быть ночь после такого вечера! Первый его сон был довольно иррациональным. «Казалось, — пишет профессор, — что я плавно лечу сквозь пространство. Сильное чувство холода сопровождало меня и странным образом привлекало мое внимание. Я полагаю, что в этот момент сон стал осознанным. Затем внезапно… все перемешалось и мгновенно исчезло. Новое пространство вспыхнуло в своей яркой и абсолютной реальности. Мое восприятие стало свободным и острым как никогда раньше. Сама темнота казалась живой. Мысль, родившаяся у меня, была полна неизбежной уверенности: „Я никогда раньше не просыпался“»9. Обычно осознанно сновидящие не заходят так далеко, как Уитмен, полагавший, что никогда не просыпался. Однако им знакомы переживания такого рода в отношении своей предшествующей жизни во сне. Именно это испытывают большинство людей, впервые столкнувшихся с осознанными сновидениями. Их поражает, что никогда прежде они не пробуждались во сне.