Клавдий Элиан - Пестрые рассказы Страница 16

7

После победы над Дарием[271] Александр отпраздновал свою свадьбу и свадьбы своих друзей. Всего было девятнадцать мужчин и столько же брачных покоев. В мужской пиршественной зале стояло сто лож, каждое из которых имело серебряные ножки, ложе же Александра — золотые. Все они были накрыты пурпурными узорчатыми покрывалами из дорогих иноземных тканей. Царь пригласил на пир также своих личных гостей и отвел им места напротив себя. Прочие же, пехотинцы, воины с кораблей, всадники, члены посольств и прибывшие на торжество эллины, расположились на дворе. Пиршество шло под звуки военной трубы: когда гостям надлежало явиться, трубили сбор, в конце праздника — отступление. Брачные торжества длились пять дней кряду. Не было недостатка в музыкантах и актерах как комических, так и трагических, прибыли также индийские фокусники; они весьма отличились и превзошли всех своих соперников из других стран.

8

Кимон из Клеон, как говорят, создал искусство живописи, в то время только нарождавшееся и бывшее, так сказать, младенцем в пеленках; его предшественники занимались им без правил и истинного умения. Поэтому Кимон стал получать за свой труд гораздо более высокое вознаграждение, чем они.

9

Кратев, возлюбленный македонского тирана Архелая (Платон тоже называет Архелая тираном, а не царем), жаждавший власти не меньше, чем Архелай его, убил своего покровителя, чтобы самому стать тираном и достичь счастья. Однако его правление продлилось всего три или четыре дня: юноша тоже пал от руки заговорщиков. К этой македонской трагедии как нельзя более подходит следующий стих:

Зло замышляя другому, ты сам от него и страдаешь.[272]

Рассказывают, что Архелай, пообещав отдать за Кратева одну из своих дочерей, не сдержал слова и выдал ее за другого. Юноша, разгневанный этим, лишил Архелая жизни.

10

Солон был избран управлять афинянами, а не назначен по жребию.[273] Вступив в свои права, он и в остальном принес городу великую пользу и составил для сограждан соблюдаемые еще и ныне законы. Тогда афиняне отказались от законов Драконта, именуемых установлениями, за исключением тех, которые касаются убийств.[274]

11

Нам не следует удивляться тому, что смертная и преходящая людская природа приводит человеческую жизнь к гибели, когда и речные воды, как мы можем видеть, идут на убыль, а высочайшие горы, как рассказывают, становятся ниже. Мореходы, приближающиеся к Этне с моря, утверждают, что сравнительно с прежним временем гора теперь видна только с более близкого расстояния. То же можно сказать о Парнасе и пиерийском Олимпе. Люди, еще глубже проникшие в природу вселенной, полагают, что самый мир постепенно изнашивается.

12

Разве не поразителен нижеследующий случай? Однако он действительно произошел. Демосфен, приехав в Македонию, лишился дара речи, а сын Атромета Эсхин из дема[275] Котокиды имел там большой успех и, благодаря уверенности в себе, превзошел всех других послов.[276] Причиной тому была его дружба к Филиппу, полученные от него дары и то, что царь милостиво и дружелюбно слушал его, с сочувствием глядя на оратора и показывая ему свою благосклонность. Все это внушило Эсхину спокойствие, так что речь его лилась гладко. Подобное несчастье стряслось не с одним Демосфеном, хотя он и был искуснейшим оратором, но и с Теофрастом из Эресии. И он не смог говорить перед ареопагом, сославшись в оправдание себе на то, что подавлен величием этого совета. Демохар, не задумываясь, едко возразил ему, сказав: «Теофраст, перед тобой афинские судьи, а не двенадцать олимпийских богов[277]».

13

Говорят, что никто не видел, как Анаксагор из Клазомен смеется или даже улыбается. Аристоксен тоже известен как великий противник смеха, а Гераклит неизменно по поводу всего плакал.

14

Диоген из Синопы, смертельно больной, едва передвигая ноги, добрел до моста вблизи гимнасия,[278] упал там и велел сторожу, когда тот заметит, что он уже не дышит, бросить его в Илисс. Столь равнодушен был философ к смерти и погребению.

15

Одержав при Херонее победу над афинянами,[279] Филипп был горд своим успехом, однако обуздывал себя и не преступал дозволенной границы. Поэтому он считал необходимым, чтобы каждое утро кто-нибудь из рабов напоминал ему, что он человек, и назначил для этого особого слугу. Царь, говорят, не покидал своих покоев и никого не допускал к себе, пока слуга трижды не повторял ему эти слова.

16

Старик Солон, сын Эксекестида, заподозрил Писистрата в стремлении к тиранической власти, когда тот явился в народное собрание и потребовал себе телохранителей.[280] Заметив, что афиняне равнодушны к его речам, но сочувственно слушают Писистрата, Солон заявил, что он прозорливее одних и мужественнее других. Прозорливее тех, кто не понимает, что обладатель личной стражи станет тираном, и мужественнее людей, хранящих молчание, отлично угадывая его замысел. Писистрат, между тем, добившись отряда телохранителей, захватил власть.[281] Тогда Солон сел перед домом, положил рядом с собой щит и копье и сказал, что с оружием в руках будет, как ему позволят силы, защищать свое отечество: по летам он уже не годится в стратеги, но предан родине всеми помыслами. Однако Писистрат то ли из почтения к мудрости Солона, то ли в память прошлого (Писистрат, говорят, был его возлюбленным) не стал преследовать Солона. Вскоре Солон умер глубоким старцем, прославив себя мудростью и бесстрашием. Ему поставили на агоре медную статую, похоронили на деньги города у городской стены, вблизи ворот, по правую сторону от входа, и обнесли могилу оградой.

17

Скиф из города Иника, царь занклийцев, бежал в Азию к Дарию.[282] Тот счел его самым порядочным из всех эллинов, которых когда-либо у себя видел, так как, отпущенный на родину с уговором возвратиться назад к царю, остался верен своему слову. Кротонец Демокед не сдержал своего обещания и не вернулся; поэтому Дарий судил о нем дурно, называл обманщиком и негодяем.[283] Нажив большое богатство, Скиф окончил свои дни в Персии глубоким стариком.

18

Локриец Евтим славился в Италии как кулачный боец и обладал, по рассказам, удивительной телесной силой. Локрийцы в подтверждение этого показывают огромный камень, который он принес к дверям своего дома. Кроме того, Евтим положил конец бесчинству темесского героя, взыскивавшего дань с окрестных жителей. Придя в его храм, недоступный для посетителей, Евтим вступил в единоборство с героем и заставил его вернуть не только все, что он награбил, но даже больше. Отсюда и пошла пословица, говорящая о людях, которым накопленное добро не идет впрок, что они вспомнят темесского героя. Молва также передает, что Евтим спустился к реке Кекину, протекающей у города Локр, и исчез без следа.

19

На могиле Анаксагора была такая надпись:

Глубже всех смертных проникший в великие тайны вселеннойНыне последний покой Анаксагор здесь обрел.

Ему также был воздвигнут алтарь, на котором, по утверждениям одних, было написано, что это алтарь Разума, по словам других, — Истины.

Книга IX

1

Гиерон Сиракузский, говорят, благоволил к грекам и высоко ценил в людях образование. Известно также, что он был щедр на благодеяния и оказывал их охотнее, чем просители принимали. Кроме того, Гиерон отличался великой стойкостью духа. С тремя своими братьями он жил в дружбе — искренно любил их и был любим ими. При его дворе, говорят, жили Симонид и Пиндар; Симонид, несмотря на бремя возраста, не колеблясь прибыл в Сиракузы; кеосец ведь был сребролюбив, и щедрость Гиерона его особенно притягивала.

2

Какое-то видение, говорят, в тот же день возвестило отцу Тавростена, жившему в Эгине, о победе сына в Олимпии. По словам других, юноша взял с собой голубку, разлучив ее с еще неоперившимися птенцами, а после своей победы повязал ей красную тряпочку и выпустил птицу на свободу. Она устремилась к птенцам и за один день проделала путь из Писы[284] в Эгину.

3

Александр портил своих друзей, мирволя их жажде роскоши. Агнон носил обувь на золотых гвоздях, Клит принимал посетителей, расхаживая по пурпурным коврам, за Пердиккой и Кратером, большими любителями гимнастических упражнений, возили шатры из звериных шкур обхватом в стадию; в них, не стесненные недостатком места, они занимались гимнастикой; кроме того, в угоду им вьючных животных нагружали большими запасами необходимого для этой цели песка. В обозе страстных охотников Леонната и Менелая хранились тенета в сто стадий длиной. Палатка самого Александра вмещала сто лож, пятьдесят позолоченных столбов разделяли ее и поддерживали потолок, который тоже был вызолочен и украшен дорогими узорными тканями. Внутри в первом ряду было размещено пятьсот персов-мелофоров[285] в пурпурных и оранжевых столах, подальше — тысяча лучников, одетых в цвет пламени и крови, а впереди них — пятьсот вооруженных серебряными щитами македонян. В середине палатки стояло золотое кресло, сидя на котором царь, со всех сторон окруженный стражами, принимал посетителей. Снаружи вдоль стен кольцом располагалась тысяча македонян и десять тысяч персов. Никто не осмеливался приблизиться к Александру — так велик был страх перед ним с тех пор, как высокомерие и удача сделали из него тирана.