Авл Геллий - Аттические ночи. Книги XI - XX Страница 23

(5) Я решил, что эти слова Хрисиппа в особенности заслуживают упоминания для того, чтобы они были доступны для рассмотрения и обсуждения, тем более что, когда мы это читали, некоторые философы, чье направление мысли не столь сурово, утверждали, что это — портрет Жестокости, а не Справедливости.

Глава 5

Спор между известными грамматиками в Риме, посвященный вопросу о звательном падеже слова «egregius» (выдающийся)

(1) Как-то, будучи усталым от длительных научных занятий, ради облегчения и расслабления души я прогуливался по полю Агриппы. [521] Случилось так, что там я заметил двух грамматиков, имена которых в городе Риме были достаточно известны. Я присутствовал при их весьма яростном споре, когда один из них утверждал, что в звательном падеже следует говорить vir egregi, а другой — vir egregie (выдающийся муж). [522]

(2) Довод того, кто полагал, что следует говорить egregi, был вот каков: «Все имена или слова, которые оканчиваются в именительном падеже единственного числа слогом — us и у которых перед [этим] последним слогом находится гласная i, в звательном падеже имеют окончание — i, как-то: Caelius — Caeli (Целий), modius — modi (модий), [523] Accius — Acci (Акций), Titius — Titi (Титий) и тому подобные слова. Итак, слово egregius, так как оно имеет окончание — us в именительном падеже и этому слогу предшествует гласная i, в звательном падеже должно иметь на конце гласную i и, следовательно, правильнее говорить egregi, а не egregie. А что до слов d'wus (божественный), rivus (ручей), clivus (холм), то на — us они не кончаются, но [относятся к] таким, которые следует писать через два и, и для того чтобы отметить звук слога, была изобретена новая буква, которую назвали дигаммой». [524]

(3) Когда это услышал другой [грамматик], он сказал: «О, выдающийся грамматик (egregie grammatice) или, если предпочитаешь, самый выдающийся (egregissime)! [525] Прошу, скажи, каков звательный падеж слов inscius (незнающий) и impius (нечестивый), sobrius (трезвый) и eburius (пьяный), proprius (собственный) и propitius (благосклонный), anxius (тревожный) и contrarius (противоположный), которые заканчиваются на слог — us, а перед [этим] последним слогом у них присутствует буква i? Стыд и робость удерживают меня от того, чтобы произносить их согласно твоему определению». (4) Но, недолго помолчав под впечатлением приведенных в качестве возражения примеров, тот [из грамматиков, что начал спор] все же вскоре собрался и вновь принялся поддерживать и защищать выведенное им правило, утверждая, что слова proprius, propitius, anxius и contrarius должны произноситься в звательном падеже так же, как произносятся aduersarius (противостоящий) и extrarius (внешний). Равным образом inscius, eburius, sobrius должны произноситься в этом же падеже несколько необычно, но более правильно — с i, но не с е. [Грамматики] продолжили свой спор далее, я же, рассудив, что нет смысла больше об этом слушать, оставил их, кричащих и ссорящихся.

Какого рода то, что, имея видимость научности, не приносит ни удовольствия, ни пользы; и тут же — об изменении названий отдельных городов и стран

(1) Один из наших друзей, снискавший определенную известность в изучении литературы и проведший большую часть жизни среди книг, сказал [мне]: «Я хочу помочь тебе и обогатить твои „Ночи“». Тотчас он мне дает объемистую книгу, изобилующую, как он сам сказал, всякого рода ученостями, которая, по его словам, была плодом его усилий по собиранию многих разнообразных и редких текстов, с тем чтобы из нее я взял сколько угодно сведений, достойных упоминания. (2) Я беру с жадностью и интересом эту книгу, как если бы получил в руки рог изобилия, и устраиваюсь в укромном месте, чтобы читать ее без посторонних глаз. (3) И там были записаны — о Юпитер! — чистые чудеса: как звали того, кто первый был назван грамматиком; [526] сколько было знаменитых Пифагоров, [527] сколько — Гиппократов; каков, по словам Гомера, был в доме Одиссея коридор (λαύρη); [528] по какой причине возлежащий Телемах не рукой дотронулся до лежащего рядом с ним Писистрата, но разбудил его ударом ноги; [529] каким видом замка Эвриклея заперла Телемаха; [530] как получилось, что этот же поэт не знает роз, но знает розовое масло. [531] Там было также написано, каковы были имена спутников Одиссея, похищенных и растерзанных Сциллой; [532] блуждал ли Одиссей во внутреннем море, согласно Аристарху (ε̉ν τη̃ 'έσω θαλασσή κατ' 'Αρίσταρχον), или же во внешнем, согласно Кратету (ε̉ν τη̃ 'έξω κατὰ Κράτητα). (4) И там даже написано, какие стихи у Гомера — исопсефные; [533] и какие имена обнаруживаются там в парастихе; [534] затем каков стих, где каждое слово начинается с одного и того же слога; [535] далее, каким образом [Гомер] произвел расчет, когда сказал, что каждая овца каждый год производит на свет троих; [536] а также какой из пяти слоев, которыми покрыт щит Ахилла, [537] был изготовлен из золота — верхний или средний, и, кроме того, у каких городов и областей изменились названия: что Беотия раньше называлась Аония (Aonia), Египет — Эрия (Aeria); что Крит назывался тем же именем — Эрия (Aeria); [538] что Аттика называлась Акта ('Ακτή), а Коринф — Эфира (Ephyre), [539] Македония — Эматия ('Ημαθία); [540] Фессалия — Гемония (Αι̉μονία); [541] Тир — Сарра (Sarra); [542] что Фракия раньше называлась Ситония (Sithonia), [543] а Пестум [544] — Посейдонион (Ποσειδώνιον). (5) Помимо этого и многие другие [вещи] подобного рода были записаны в той книге. Поскольку я тотчас поспешил ее ему отдать, то [при встрече с этим человеком] я сказал: «Да поможет тебе ('Οναιό σου), о ученейший из людей, это многознание (ταύτης τη̃ς πολυμαθίας), [545] и возьми эту богатейшую книгу, совершенно несовместимую с нашими скромными записками. Ибо „Ночи“ мои, которые ты вознамерился дополнить и обогатить, выросли, прежде всего, из одного стиха Гомера, про который Сократ говорил, что слова эти всегда милее чего бы то ни было для его сердца:

'Όττι τοι ε̉ν μεγάροισι κακόν τ' α̉γαθὸν <τε> [546] τέτυκται.(Что у тебя и худого, и доброго в доме случилось)». [547]

О том. что Марк Варрон вручил Гнею Помпею, в первый раз назначенному консулом, заметки о руководстве сенатом (commentarium). которые он сам назвал Ει̉σαγωγικόν (Введение)

(1) Гней Помпей был в первый раз избран консулом вместе с Марком Крассом. [548] (2) Когда Помпей собирался приступить к исполнению этой магистратуры, то, поскольку, проведя длительное время на военной службе, он не имел представления о том, как руководить сенатом, как проводить сенатские совещания и управляться с делами Города, он попросил своего друга Марка Варрона, [549] чтобы тот составил для него <Ε>ι̉σαγωγικόν [550] („Введение“), — ибо такое имя [на греческий манер] сам Варрон дал [своей книге], - откуда он мог бы узнать, что необходимо делать и говорить на заседаниях сената. (3) Эта книга заметок, которую [Варрон] по данному вопросу составил для Помпея, была утеряна, как говорит Варрон в одном письме, отправленном Оппиану. [551] А письмо это находится в четвертой книге „Вопросов в письмах“, где ввиду того, что написанное им ранее не сохранилось, он повторно сообщает много сведений, имеющих отношение к этому делу.

(4) Прежде всего он указывает тех, кто, согласно установлению предков, обычно председательствовал в сенате, и называет их: диктатор, консул, преторы, [552] народные трибуны, [553] интеррекс, [554] префект города. По его словам, никто, кроме них, не имел права издавать сенатусконсульт, и всякий раз, когда возникала необходимость, чтобы все эти магистраты были в Риме в одно и то же время, тогда, в соответствии с указанным списком, тот, кто стоял в нем раньше прочих, имел преимущественное право проводить заседание сената. (5) Далее в силу экстраординарных норм права также военные трибуны, которые были поставлены вместо консулов, [555] также децемвиры, у которых был консульский империй, [556] и, наконец, триумвиры, избранные для устройства государственных дел, [557] также имели право проводить заседание сената.

(6) Потом он писал об интерцессиях и говорил, что право интерцессии, [558] [направленное на то, чтобы] сенатусконсульт не был принят, принадлежало только тем, кто обладал равной властью или большей властью по сравнению с теми, кто хотел принять постановление.

(7) Далее он [Варрон] написал относительно мест, где, согласно закону, могло быть принято постановление сената, а также разъяснил и удостоверил, что сенатусконсульт не считался правомочным, если не был принят в месте, определенном авгурами и именуемом templum (освященное место). Поэтому и в курии Гостилия, [559] и в курии Помпея, [560] и затем в курии Юлия авгуры — поскольку места эти были объявлены лишенными святости (profana) — устроили храмы (templa esse constituta), чтобы в них, согласно обычаям предков, могли приниматься сенатусконсульты. Среди прочего он оставил утверждение о том, что не все святилища (aedes) являются освященными местами (templa), и даже святилище Весты (aedes Vestae) — не есть освященное место (templum). [561]

(8) Затем он говорит, что сенатусконсульт, принятый до восхода или после заката солнца, не имеет должной силы; считалось, что те, чьими стараниями сенатусконсульт был принят в такое время, совершили проступок, подлежащий цензорскому суду.