Золотое Руно. Двенадцать подвигов Геракла [сборник 2000, худож. С. Бордюг] - Лев Васильевич Успенский Страница 4

— Я слышу все, отец! — сказал Язон. — Прости мое невежество: это тот Афамант, сына которого унес за море золотой овен?

— Тот самый, Язон. Что скажешь ты на это?

— Я думаю, отец! Но я никак не пойму, зачем мне знать о несчастье Эсона?

Тогда кентавр положил тяжелую руку на плечо юноши.

— Клянусь моим бессмертием, Язон, ибо ты знаешь, что я бессмертен! Тебе надо услышать об этом. Так слушай же!

Спустя немного лет у Эсона родился сын. Эсон побоялся растить мальчика у себя в Иолке: он думал, что жестокий Пелий может убить его. Он распустил слух, будто ребенок умер, едва родившись. Он даже справил по нем пышные поминки. Когда же стемнело, он запеленал мальчика в белое полотно, взял его на руки и понес в лесистые ущелья горы Пелиона. Он знал, что там обитает старый кентавр Хирон, друг всех обиженных. И вот он принес сына Хирону.

— И добрый, мудрый Хирон взял от него мальчишку? — улыбнувшись, спросил юноша.

— Да, он взял этого мальчика, — отвечал кентавр, — он взял его в свою пещеру и вырастил и воспитал среди других кентавров, и полюбил его, как родного… И — слушай меня хорошенько — по просьбе отца он назвал своего воспитанника Язоном…

Кентавр еще не успел договорить, как юноша спрыгнул с камня. Глаза его засверкали, лицо побледнело.

— Отец мой! Возможно ли? Это был я? — вскричал он. — Значит, я сын Эсона? Отец мой… Теперь я вижу, что мне надо делать. Я должен идти в Иолк сейчас же, немедленно. Я должен предстать перед Пелием… Я должен вернуть отцу его царство!..

При этих словах старый кентавр с шумом поднялся на ноги. Испуганный Ферсандр отпрянул назад и притаился в кустах. Когда же, наконец, он осмелился вновь глянуть на дорогу, на ней уже никого не было.

Тогда хитрый пастух неторопливо пошел было в глубь леса. Но, отойдя немного, он вдруг остановился, оперся на посох и взял в руку свою редкую бороду. Прищурив глаза, шевеля беззубым ртом, он долго стоял так, совершенно неподвижно. Он размышлял о чем-то.

— Ноги юноши легче, чем ноги старца! — усмехнувшись, сказал он. — Но старец знает ближнюю дорогу в Иолк, а юноша нет. Значит, старец первым войдет во дворец Пелия и расскажет ему про все, что видел и слышал. И, — как знать, — может быть, тогда Пелий сделает его пастухом царского стада… Думаю — сделает!..

Он осмотрел своих коз, разбудил мальчугана-подпаска, сказал, что он вернется лишь завтра к вечеру, велел остерегаться волков и змей и ушел извилистой каменистой тропою через гору…

В тот же день, в полуденное время, дряхлая старуха-нищенка сидела на берегу быстрой горной реки, текущей вниз со склонов Пелиона. Солнце пекло, мухи кружились над ней, а по дороге никто не шел. Сама же старуха без помощи боялась идти вброд через бурную речку.

Наконец неподалеку зашуршали кусты, и из них вышел на берег старый пастух с длинным посохом в руке, с кожаным мешком за плечами. Едва выйдя на дорогу, он остановился, зорко оглядел ее в обе стороны из-под руки и усмехнулся.

— Здравствуй, старая! — крикнул он нищей. — Давно ты сидишь тут? Скажи, не проходил ли через этот брод юноша, прекрасный, как бог Гермес, в пестрых сандалиях и в барсовой шкуре, накинутой на одно плечо? Нет? Хорошо. Но все же мне надо торопиться. — И он стал спускаться к воде.

— Помедли, пастырь! — заговорила вслед ему старуха, кряхтя и стараясь встать. — Не уходи один. Ты крепче меня, у тебя посох. Помоги мне перебраться через поток…

Но пастух даже не замедлил шага.

— Куда тебе спешить? — насмешливо крикнул он. — Я тороплюсь!

Он перешел реку и скрылся за скалами на том берегу, а старуха, погрозив ему вслед тощим кулаком, бормоча что-то себе под нос, снова уселась на камнях.

На этот раз ей пришлось ждать не так долго.

Легкие шаги послышались за ее спиной, и из-за поворота дороги вышел юноша. Увидев его, старая нищенка снова начала подниматься с камня.

— Здравствуй, матушка! — крикнул он, как только заметил ее. — Что делаешь ты тут одна среди пустыни?.. Да будет благословен твой путь!

— О юноша-герой! Я не смею утруждать тебя просьбой. Но я так стара, а поток этот такой бурный. Никто не хочет перевести меня на тот берег…

Тогда юноша, не говоря ни слова, сошел со своей дороги. Бережно и ласково поднял он могучими руками слабое старое тело, прижал его к себе, как ребенка, и, перенеся через реку, осторожно опустил на землю. Только бурливая река внезапно сорвала сандалию с его левой ноги и в одно мгновение увлекла ее в свои пенные струи.

Обутый лишь на одну ногу, путник двинулся дальше. Немного спустя он увидел седого пастуха, печально сидящего на краю дороги. Согнувшись, пастух морщился, держась рукой за правую стопу.

— Что с тобой, старый человек? — окликнул его юноша, проходя мимо. — Что тебя печалит? Скажи, может быть, я помогу тебе?

Но старик вместо ответа сердито отвернулся. Он ничего не сказал прохожему: помочь ему было нельзя. Острый шип глубоко вонзился в его пятку. Он не мог идти быстро. Он не мог выполнить того, что ему хотелось сделать. С досадой и гневом глядел он теперь, как все уменьшается вдали на дороге стройная фигура юноши, покрытого шкурой барса, юноши, обогнавшего его на пути в Иолк. Но ни молодой, ни старый не знали одного: нищая старуха, сидевшая у реки, все еще смотрела на них издали. Только она стала теперь молодой и стройной девушкой. На голове ее блестел медный шлем, в руке колебалось легкое копье. И, ослепленная солнцем, у нее на плече сидела сова, ибо эта девушка была богиней мудрости Афиной.

Как Пелий встретил Язона в Иолке

В тот же самый день, но уже к вечеру, царь Пелий возвращался с купанья домой в свой дворец. Пелий был горбат и некрасив. Но колесница, на которой он ехал по городу, запряженная четверкой быстрых коней, была прекрасна, воины его свиты блистали золотыми щитами и доспехами, и простаки, расступаясь перед ним, восклицали: «Велик и славен наш царь Пелий!». Царь ехал задумавшись. Вдруг колесница замедлила бег: посреди площади сгустилась