Гелиодор - Эфиопика Страница 55

– Чужестранцы, – воскликнул он, – мужайтесь. Правосудие постигло вашего врага: умерла Арсака. Удавилась она в петле, лишь только узнала о нашем с вами побеге. Она предпочла сама принять неизбежную смерть, ведь не могла она миновать возмездия Ороондата или царя: ей суждено было или претерпеть казнь, или же во всяческом позоре влачить остаток жизни. Вот что сообщает через гонца Евфрат. Поэтому еще более мужайтесь, не падайте духом: вы ни в чем не повинны, как я достоверно узнал, а вашей обидчицы уже нет.

Вот что сказал Багоас, подойдя к Теагену и Хариклее.

Эллинское произношение его было невнятно, он по большей части с трудом и ошибочно находил слова. Тем не менее он говорил с искренней радостью, так как сам негодовал на необузданность Арсаки и на тираническое ее поведение.

Он ободрял и утешал молодую чету в надежде перед Ороондатом отличиться – а это он ставил высоко, – если спасет ему юношу, который затмит всех остальных слуг сатрапа, и девушку, красоты неоспоримой, которая будет женой Ороондата, раз уже Арсаки более нет.

Обрадовались Теаген и Хариклея при этой вести, призывая великих богов и правосудие. Они думали, что им уже не придется испытать ничего более ужасного, какие бы тяжелые беды ни ждали их; ведь ненавистнейшая для них Арсака мертва. Так-то иным сладкой бывает и гибель, если только их врагам случится тоже погибнуть.

Уже спускались сумерки, и дул легкий ветер, как бы приглашавший отправиться в путь. Весь отряд сел на коней и помчался далее – в течение всего этого вечера, последовавшей ночи и утра ближайшего дня, так как спешил, если возможно застать Ороондата под Фивами. Но это им не удалось. По дороге повстречался им воин из войска Ороондата и сообщил, что сатрап выступил из Фив, а ему поручил спешно собрать всех до единого вооруженных воинов, даже тех, что стоят на страже, и направить их в Сиену, потому что местность полна смятения и есть опасность, что город будет взят, – ведь сатрап запаздывает, а войско эфиопское приближается быстрее, чем слух о нем. Поэтому Багоас, свернув с дороги в Фивы, отправился по направлению к Сиене.

Сиена была уже недалеко, когда Багоас наткнулся на засаду эфиопскую, состоявшую из множества хорошо вооруженных молодых воинов. Они были посланы вперед как лазутчики, чтобы обеспечить своими разведками безопасное продвижение всего войска. Но тогда, из-за темноты ночи и незнакомства с местностью – а было им приказано подальше от остального войска устроить засаду там, где это удобно, – спрятались они в чаще кустов на берегу какой-то реки, чтобы и самим быть в безопасности, и врагов подстеречь, и, не смыкая глаз, сидели в чаще словно за стеной.

На рассвете они заметили приближение Багоаса и его отряда. Увидев их немногочисленность, они дали отряду отойти на небольшое расстояние, чтобы удостовериться, что никто более их не сопровождает, а затем внезапно с криком выскочили из болотистой чащи.

Багоас и его отряд, пораженные ужасом от неожиданного крика, по цвету кожи узнали в этих вдруг появившихся людях эфиопов и заметили, что такому множеству нельзя сопротивляться (ведь на эту разведку была послана тысяча легковооруженных). Поэтому, даже не разглядев их в точности, они обратились в отступление, впрочем, сначала не так быстро, как могли, чтобы это не походило на явное бегство. Эфиопы стали их преследовать, пустив вперед тех из своих, что были троглодитами, – таких было до двухсот.

Троглодиты[141] – эфиопское племя – кочуют на границах Аравии, отличаются очень быстрым бегом; это счастливое природное свойство они вдобавок развивают с детства. К тяжелому вооружению они не привыкли, в битвах мечут из пращи камни, яростно бросаются на противника или, если замечают, что тот сильнее, разбегаются.

Отряд Багоаса сразу понял исход преследования, так как троглодиты сильны в окрыленном беге и к тому же укрываются в узких ущельях и тайных норах. И вот пешие троглодиты опередили тогда всадников и ранили некоторых из них пращою, но ответного натиска не выдержали и в беспорядке убежали обратно к остальному своему войску, сильно отставшему.

Заметив это, персы осмелились перейти в атаку, невзирая на свою малочисленность. Несколько потеснив наступающего противника, они затем снова пустились в поспешное бегство, пришпорив коней. Во весь опор помчались они, отпустив узду. И вот остальным персам удалось убежать, ускакав за какой-то изгиб Нила, словно за укрепление, и скрывшись от неприятеля за скалами. Багоас же был взят в плен, потому что конь его споткнулся и упал, повредив ему одну ногу так, что он не мог двинуться.

Теаген и Хариклея тоже попали в плен: они не решались покинуть Багоаса, человека, выказавшего столько сострадания к ним и обещавшего еще более в будущем. И вот, сойдя с коней, стояли они над Багоасом, хотя они могли бы бежать, но добровольно предали себя неприятелю еще более по следующей причине.

Теаген сказал Хариклее:

– Вот оно, исполнение сна: вот те эфиопы, в землю которых нам было суждено прийти, но прийти пленниками. Все же лучше вручить себя им и предать себя на неверную волю судьбы, чем идти к Ороондату на верную опасность.

А Хариклея понимала, что ими руководит судьба, надеялась на лучшее, считая напавших эфиопов скорее друзьями, чем врагами. Но она ничего не сказала Теагену о своих мыслях, показав только, что согласна с его предположениями.

Эфиопы между тем приблизились. Узнав в Багоасе по его наружности мирного евнуха, увидев, что Теаген и Хариклея не только без оружия, но даже в оковах и отличаются своей благородной красотой, эфиопы задали вопрос, кто они такие.

Для переговоров они выбрали из своей среды одного египтянина, знавшего персидский язык, надеясь, что пленники поймут или оба эти языка, или хоть один из них. Будучи посланы разведчиками и лазутчиками, чтобы выведать все, что делается и говорится вокруг, они на опыте научились необходимости иметь с собой людей, знающих язык как местных жителей, так и неприятеля.

На этот краткий вопрос Теаген, который за время долгого пребывания среди египтян научился понимать их язык, отвечал, что это был передовой отряд персидского сатрапа, а что он с Хариклеей эллины родом, что их до сих пор вели как пленников персы, а теперь они пленники эфиопов, и что они вручают себя, быть может, лучшей доле.

Эфиопы решили их пощадить и взять живыми в плен, чтобы доставить своему царю, как первую и лучшую добычу и самое ценное достояние сатрапа. Ведь у персов при царском дворе евнухи – это очи и слух царя. Не имея ни детей, ни родственников, пользующихся их доверием, евнухи всецело привязаны вверившему себя им господину. А эта молодая чета, решили эфиопы, лучший дар царю: они будут слугами при царском дворе.

И вот повезли они их, посадив на коней, так как Багоас был ранен, Теаген же и Хариклея из-за оков не могли бы иначе поспеть за быстрым ходом верховых.

И было это словно предварительное оглашение в драме или вступление: чужестранцев и узников, пред очами которых еще недавно носилась картина казни, теперь не столько увозили, сколько сопровождали те, чьими пленниками они были сейчас, но чьими повелителями они стали немного спустя. Вот в каких обстоятельствах они находились.

КНИГА ДЕВЯТАЯ

Между тем уже началась решительная осада Сиены – город был, словно сетями, охвачен эфиопами. Ведь Ороондат, еще не зная, что эфиопы приближаются, миновали пороги и двигаются на Сиену, незадолго до этого вступил в город, опередив их; он затворил ворота, снабдил защитников стен стрелами, оружием и военными приспособлениями и стал ждать, что будет. Эфиопский же царь Гидасп, еще находясь далеко, проведал о намерении персов занять Сиену и выступил вдогонку за ними, чтобы успеть напасть на них, но опоздал. Он направил тогда свое войско против города и, окружив его кольцом, неодолимым даже на вид, начал осаду при помощи бесчисленного множества людей, оружия и животных, вытесняя сиенцев с равнины. Здесь его застали лазутчики и подвели к нему пленников.

Он обрадовался при виде юноши и девушки, сразу почувствовал к ним приязнь, как к родным, хотя и не знал их, – то было вещее предчувствие его души. Но всего более он был доволен приведенными узниками, как приметой.

– Прекрасно! – вскричал он. – Боги предают врагов в наши руки в образе этой первой добычи. Эти первые пленники пусть сохраняются, как начатки войны, для победных жертвоприношений, согласно велению прародительского закона, – их надо приберечь для заклания местным богам.

Наградив лазутчиков дарами, Гидасп отослал Теагена, Хариклею и остальных пленников в обоз, приказав стеречь их достаточному количеству людей, знавших эллинский язык, и повелев всячески заботиться о них, доставлять обильную пищу, держать их чистыми от всякой скверны, откармливая уже как жертвенных животных, снять с них оковы и заковать в новые – золотые: ведь где другие народы применяют железо, там эфиопы употребляют золото.