Гелиодор - Эфиопика Страница 56

Его приказ был выполнен. Прежние оковы были сняты – мелькнула надежда на свободу, но на том дело и кончилось: опять были наложены – хотя и золотые – цепи.

Тут на Теагена напал смех, и он сказал:

– Какая блестящая перемена! Вот так великая милость судьбы! Мы обмениваем железо на золото и в богатых оковах стали более почетными узниками.

Улыбнулась и Хариклея и попыталась навести Теагена на другие мысли, полагаясь сама на предсказания богов и завораживая его надеждами на лучшее.

Гидасп подступил к Сиене, рассчитывая с первого же натиска захватить город с не поврежденными еще стенами, но в короткое время был отбит защитниками, которые и на деле блестяще оборонялись, и в речах язвительно издевались, возбуждая ярость и озлобление. Разгневанный тем, что сиенцы с самого начала вздумали сопротивляться, а не сдались сразу и не склонились добровольно, Гидасп решил не томить своего войска длительным окружением и не пускать в ход осадных приспособлений, так как при этом одни воины попадут в плен, а другие, пожалуй, и убегут, но многотрудным и неотвратимым осадным приемом решительно и быстро взять город.

Так он и повел дело. Он делит на части окружность стен и назначает по десяти саженей на каждый десяток людей; отмерив возможно больше вширь и вглубь, он приказал копать ров. Одни рыли, другие выносили землю, третьи насыпали высокий вал, против осажденной стены воздвигая другую стену.

Никто не препятствовал и не противодействовал окружению: жители не смели выступить из города против несчетного войска и видели, что пускать стрелы с зубцов стены бесполезно, так как Гидасп, предусмотрев и это, оставил между обеими стенами такое расстояние, что работающие были вне досягаемости стрел. Исполнив все это быстрее, чем можно сказать – бесчисленное количество рук ускоряло работу, – он начал новое, столь же трудное дело. Оставив ровной и незасыпанной часть круга, шириною в полплетра[142], он удлинил концы насыпи с обеих сторон ответвлениями вплоть до Нила, причем каждый вал шел от низких мест, постепенно подымаясь к более высоким. Можно было бы сравнить это сооружение с Длинными стенами[143], так как везде соблюдали ширину в полплетра, а в длину было занято пространство между Нилом и Сиеной. Связав насыпь с берегом Нила, Гидасп там же прорезал устье в реке и направил поток в канал, образуемый валами.

Падая с высоких мест вниз, из беспредельной ширины Нила в узкий проход, вода, стесненная искусственными берегами, клокотала в устье с невыразимой силой, а в канале стоял гул, слышный на очень далекое расстояние.

Сиенцы, слыша и уже видя все это, сообразили, в какую беду они попали: цель окружения – затопить их, но они не имели возможности вырваться из города, так как и насыпь и уже приближавшаяся вода запирали выход. Видя, однако, что и оставаться небезопасно, сиенцы начали всеми средствами, бывшими в их распоряжении, готовиться к обороне. Сначала они стали заделывать паклей и смолой зазоры между досками в воротах, затем принялись укреплять стену, с целью придать ей больше прочности. Один приносил землю, другой – камни, третий – бревна, – каждый что попадется, и никто не оставался праздным, даже женщины, дети и старики взялись за дело: смертельная опасность не щадит ни пола, ни возраста.

Люди посильнее, годные к военной службе, были выделены, чтобы рыть узкий подземный канал от города к вражеской насыпи.

Делалось это так. Выкопав у стены колодец глубиной примерно в пять саженей и миновав под землей основания стены, они затем, при свете факелов, рыли подкоп, шедший прямо наперерез насыпи, причем стоявшие сзади и вторыми в рядах непрерывно принимали от первых землю, выносили ее в ту часть города, где издавна были сады, насыпали там курган. Этим они хотели заранее обеспечить сток для воды, если она прорвется.

Все же беда опередила их усердие: Нил, заполнив длинный проход, ворвался в круг и затопил пространство между стенами со всех сторон. Островом тотчас же стала Сиена; город, что был посреди суши, оказался окруженным водой, и волны Нила омывали его. Сначала, днем, стены короткое время сопротивлялись, но когда воды прибыло и она поднялась, а затем по трещинам, образовавшимся в тучном черноземе от летней жары, проникла вглубь и подошла под основание стен, – тогда низ их подался под давившей его тяжестью, и в той части, где он осел, опустилась и стена; стало очевидно, что ей грозит опасность обрушиться, зубцы их зашатались, а защитников качало от тряски.

К вечеру часть стены между башнями рухнула. Хотя стена после падения не была ниже уровня воды и не впускала волн, однако, возвышаясь над ними на какие-нибудь пять локтей, она грозила бедой, и каждое мгновение можно было опасаться затопления. Тут общий вопль всех, кто был в городе, дошел и до врагов. Поднимая руки к небу, жители призывали богов-спасителей, свою последнюю надежду, и умоляли Ороондата вступить через глашатаев в переговоры с Гидаспом. Ороондат хотя и согласился, против воли став рабом судьбы, но, отрезанный водой, не знал, каким образом послать кого-нибудь к врагам.

Нужда, однако, подсказала ему выход. Написав то, что хотел, и привязав письмо к камню, он с помощью пращи отправил к противнику посольство, метнув заморскую свою мольбу. Этим, однако, он ничего не достиг, так как камень, не преодолев длины пути, упал в воду. Снова метнув такое же письмо, он опять промахнулся. Все стрелки и пращники изо всех сил старались, чтобы письмо дошло по назначению – ведь целью, в которую они метили в своем состязании, было их спасение, – но всем это одинаково не удавалось.

Наконец, простирая руки к врагам, стоявшим на насыпях и смотревшим на их беду, как на театральное представление, сиенцы, насколько могли, своим жалким видом старались дать понять, что означают их послания: то протягивали они руки ладонью вверх, обращаясь с мольбой, то закидывали их за спину, словно давая связать их и соглашаясь быть рабами.

Гидасп понимал, что его молят о спасении, и был готов даровать его – ведь покоряющийся враг внушает жалость порядочным людям, – но, не имея сейчас для этого средств, решил яснее узнать намерения противников. Он располагал речной флотилией, ее он привел из Нила по течению канала; когда же лодки достигли круговой насыпи, он задержал их. Выбрав из них десять самых новых, посадив туда стрелков и тяжеловооруженных, объяснив, что следует говорить, Гидасп отправил их к персам. Переправляющиеся все были вооружены, чтобы быть готовыми к обороне на случай, если те, кто был на стене, неожиданно что-либо предпримут.

И было зрелище никогда, не виданное: судно, переправляющееся от стен к стенам; гребец, несущийся на лодке над сушей; лодка, мчащаяся по пашне. Война всегда творит невиданные дела, но тогда она чудодействовала еще больше и уж совсем необычайно, столкнув корабельных бойцов с защитниками стен и направив оружие сухопутного воина против гребца.

Увидя челноки и плывущих в них вооруженных людей, устремляющихся туда, где обрушилась стена, осажденные, пораженные страхом и преисполненные ужаса перед окружавшими их опасностями, приняли тех, кто хотел спасти их, за врагов (ведь все внушает подозрение и недоверие человеку, находящемуся в крайней опасности) и начали метать со стен в них копья и стрелы. Так люди, даже совсем отчаявшиеся в своем спасении, все же считают каждый лишний час выгодной отсрочкой смерти. Пустив в ход оружие, сиенцы и не старались ранить, но только воспрепятствовать подплытию. Эфиопы, со своей стороны, начали пускать стрелы, не понимая намерения персов и попадая более метко, они пронзили двоих-троих, а некоторые при внезапном и непредвиденном ранении стремглав попадали со стен в воду. И битва разгорелась бы еще сильнее – ведь пока что жители города еще щадили врагов, и только не давали им подплыть, а те, эфиопы, гневно оборонялись, – если бы один из почтенных сиенцев, уже старик, не пришел к стоявшим на стене.

– Вы повредились рассудком и обезумели от ужаса! – сказал он. – Тех, кого мы до сих пор с мольбою призывали на помощь, мы отгоняем теперь, когда они, вопреки ожиданию, идут к нам. Приходя как друзья и возвещая мир, они будут для нас спасителями. Замыслив же что-либо враждебное, они после своей высадки без труда будут побеждены. Если мы их убьем, то что будет дальше, когда такая туча и с суши и с воды обволокла город? Подпустим их и спросим, чего они хотят.

Все одобрили его речь, похвалил ее и сатрап, и, расступившись в ту и другую стороны от обрушившейся стены, сиенцы спокойно ждали, не пуская в ход оружия.

После того как стена между башнями освободилась от стоявших на ней и народ, размахивая в воздухе одеждами, тем самым показывал, что позволяет пристать, эфиопы приблизились и начали говорить с лодок осажденным зрителям, как будто на народном собрании, следующее:

– Персы и находящиеся здесь сиенцы! Гидасп, царь восточных и западных эфиопов[144], а теперь и ваш, знает, как губить врагов, но ему свойственно и сострадание к умоляющим; он считает первое – мужеством, а второе – милостью, одно – делом руки всякого воина, другое – особенностью своих взглядов. Держа в своих руках решение – быть вам или нет, – он избавляет вас, умоляющих, от видимой всем и несомненной военной опасности, а условия, на которых вы согласились бы освободиться от ужасов, не сам определяет, но вам выбрать предоставляет: он победитель, но не тиран, людей он не обижает, но судьбу их устрояет.