А. Ибрагимов - Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe Страница 13

Вернёмся от дома Израиля к дому Куру. Надо отметить, что свои аргументы Дхритараштра произносит несколько вяло и просительно, тогда как речь Дурьйодханы полна силы и страсти. Он возражает, что Пандавы не пользуются серьёзной поддержкой при дворе, а исчерпав логические доводы, апеллирует к чадолюбию отца (Мбх I, 130, 20): «Не разжигай же этим делом ужасного огня скорби, возникшего в моём сердце! Он лишает сна и действует мучительно, как (острие) дротика».

Не желая обрекать своего любимца на такие страдания, Дхритараштра наконец одобряет план Дурьйодханы и даже принимает в его исполнении деятельное участие, веля своим советникам распускать слухи о прекрасном городе Вaранавате. Пандавы должны поверить слухам и отправиться туда c ознакомительно-развлекательным визитом. Разумеется, без санкции своего опекуна-дяди уехать из столицы Пандавы не могут. В этот момент Дхритараштра, возможно, ещё не осведомлён о секретной части плана: живущие в далёком городе Пандавы и Кунти должны быть, по замыслу Дурьйодханы, сожжены в специально построенном для этой цели «смоляном доме». Но даже если Дхритараштра и не был соавтором плана по устранению Пандавов, в какой-то момент он, вероятно, об этом плане узнал. Когда Пандавов, уже прибывших в Вaранавату, предупреждает об опасности посланник Видуры, он говорит Юдхиштхире следующее (Мбх I, 135, 5): «Пандавы должны быть сожжены вместе с матерью, – такое решение, как мне известно, о Партха (метроним Пандавов, их мать – Притха – А. И.), принято Дхритараштрой». Этого же мнения придерживаются горожане. Уже после пожара (Пандавы тайно спаслись по подземному ходу) народ говорит (Мбх I, 136, 12): «О позор подло-злоумному Дхритараштре. Подлый при помощи своего советника предал огню юных, чистых Пандавов!» Разумеется, сам царь мог и не отдавать приказа о сожжении, достаточно было, как полагают горожане, что он потакал козням Дурйодханы (Мбх I, 137): «Нет сомнения, что сын Дхритараштры, с ведома самого Дхритараштры, предал сожжению Пандавов, ибо он не остановил его». Нам остаётся только гадать, что на самом деле думал царь, когда, «услышав о такой прискорбной гибели сыновей Панду, стал сетовать, глубоко опечаленный». Есть основания полагать, что печаль старого царя не была слишком глубокой. Ещё при уходе Пандавов в Вaранавату «некоторые брахманы, лишённые страха» (очевидно, Дхритараштру и Дурьйодхану подданные уже побаивается – А. И.), «стали говорить так, весьма беспокоясь о сыновьях Панду: „Царь Дхритараштра, погружённый в темноту, всегда видит только ложное; весьма злоумный, он не видит закона! …Дхритараштра не может вынести того, что царство им досталось от отца“ (то есть совершенно законно – А. И.). „…И с тех пор как тот тигр среди мужей нашёл свою смерть, Дхритараштра не выносит этих юных царевичей“». Возможно, это преувеличение, и Дхритараштра по-своему любил племянников, просто сыновей он любил ещё больше. Кроме того, старый царь не мог не замечать, что окружающие подозревают его в дурных чувствах к Пандавам. Очевидно, поэтому царь считает необходимым публично проявлять свою любовь к ним, что получается натужно и неискренне. Когда на состязании принцев Арджуну приветствует рёв толпы, Дхритараштра спрашивает у Вьясы, что происходит. Узнав, что это выступил Пандава, царь поспешно заявляет (Мбх I, 125, 17): «Я доволен и счастлив, о премудрый, ибо охранён, словно тремя огнями, тремя Пандавами…» (имеются ввиду три старших брата – А. И.).

Слепота Дхритараштры V. Жертва неведения

Несмотря на сокровенное знание и «потустороннюю» мудрость, в обыденной жизни слепец часто беспомощен [например, преследуемый гарпиями и доведённый ими до полусмерти прорицатель Финей (Арг)], и даже может стать игрушкой в руках интригана. У слепого Исаака Ревекка хитростью выманивает благословение младшему сыну Иакову в обход старшего – Иcавa, притом, что Исав является любимцем отца. Tрикстер древнегерманской «Старшей Эдды» (в дальнейшем – СЭ) Локи ухитряется убить благородного Бальдра руками его же брата, слепого Хёда, который за невольную вину поплатился смертью и пребыванием в аду (Хель древнегерманской мифологии). В кельтском сказании ревнивый король Коннахта Айлиль, который по зароку не может ревновать и мстить любовникам королевы, вкладывает в руку слепого Лугайда копьё и поворачивает его лицом к «оленю» в озере, где в действительности герой Фергус купается с королевой Медб (СУ «Смерть Фергусa, сына Ройга») – и таким элегантным способом расправляется со счастливым соперником. Следует подчеркнуть, что эпический слепец может совершить роковую ошибку не только из-за коварства окружающих, но и по их недосмотру или по собственной оплошности. В апокрифическом древнееврейском сказании на темы пятикнижия говорится, что могучий Ламех к старости ослеп, но продолжал охотится с луком по «наводке» своего сына Тувалкаина. В результате однажды он убил своего прапрадеда Каина. Осознав содеянное, он в ужасе взмахнул руками и случайно убил своего сына (Р. Грейвс, Р. Патай «Иудейские мифы. Книга Бытия», М., 2002, с. 156). Древняя традиция может слепоте уподоблять невежество: египетский папирус I в. н. э. сравнивает несведущего с человеком, «глаза которого во мраке».

Амбивалентное отношение к слепоте (с одной стороны – признак мудрости, с другой стороны – символ заблуждения или неведения) отражено в бесчисленных противоположных по смыслу отзывах окружающих о Дхритараштре: его то превозносят как обладающего «оком мудрости», то порицают как «погружённого в тьму» и «не видящего нравственного закона». Вот характерный пример того, как обычное отождествление физической слепоты старого царя с его духовным зрением подвергается отрицанию. Великий подвижник Рама говорит своему брату Кришне о Дхритараштре (Мбх III, 119): «Он всё ещё не постиг разумом, что же такое он совершил, что оказался воистину слепцом на земле, а всё оттого, что при царях изгнал из царства Каунтею (Юдхиштхиру – А. И.)!» Отметим, что в «Чхандогья Упанишаде» повязка на глазах, то есть временная слепота, используется как аллегория неведения (VI, 14, 1–2). Таким образом, и в индийской традиции слепота может быть не признаком мудрости, а напротив, символом невежества и моральной дезориентации. Именно в таком контексте о слепоте говорит праведный Вьяса, увещевая Дхритараштру (Мбх V, 67, 13–14): «Те, кто недоволен своим богатством, ослеплённые желанием, всё снова и снова попадают во власть Ямы» (бога смерти – А. И.), «увлекаемые своими поступками, как слепые с незрячими глазами».

Примеры зависимости от окружающих и использования ими слепого царя в своих корыстных целях, хотя и в смягчённом виде, мы ещё не раз найдём у Дхритараштры. Старый царь сам прекрасно осознаёт это обстоятельство и сетует на свою инвалидность (Мбх III, 46, 34): «Видя, что я лишён зрения, не могу сознавать (происходящее) и действовать, не внемлет… словам моим злосчастный Дурьйодхана!» Ситуация усугубляется тем, что праведная Гандхари вслед за мужем отказалась видеть окружающий мир (из весьма благородных побуждений), и теперь также полагается только на доносы придворных. Ещё раз подчеркнём, что слепота старого царя во многих сказаниях символизирует его неведение и зависимость от окружающих, но не является их непременным условием. Лёгкость, с которой Ревекка обманывает слепого Исаака и добивается первородства для младшего сына, находим и когда прекрасная Вирсавия дурачит престарелого, пусть и зрячего царя Давида, обеспечив престол своему сыну Соломону в обход старшего принца Адонии (3 Цар 1, 17–21). Аналогично, старого царя Дашаратху обольщает молодая царица Кaйкейи, и престол достаётся её сыну Бхарате, а не старшему принцу, доблестному и праведному Раме (Рм).

7. Воскресшие племянники

Спасшиеся от пожара смоляного дома Пандавы и Кунти уходят по подземному ходу, так что все, кроме предупредившего их об опасности Видуры и всевидящего Вьясы, считают их погибшими. Пандавы скитаются по лесам и весям инкогнито под видом брахманов, живя милостыней. Навестивший скитальцев Вьяса сообщает братьям, что царь панчалов Друпада приглашает претендентов на руку его дочери принять участие в состязании, после чего прекрасная Драупади сама выберет достойнейшего (т. наз. обряд сваямвары). На сваямвару собирается множество героев. Помимо Пандавов, в качестве претендентов на руку царевны там присутствуют сыновья Дхритараштры в сопровождении Карны, а также дядя Пандавов царь мадров Шалья и многие другие цари и знатные кшатрии. Только неузнанному Арджуне под личиной юного брахмана удаётся выполнить условие состязания, натянув богатырский лук и поразив цель. Разгневанные и униженные конкуренты во главе с Карной и Шальей нападают на Арджуну с Бхимасеной, но те выходят из схватки победителями и уводят Драупади, так и не открыв своего имени. Из всех присутствовавших на сваямваре только божественный Кришна узнал Пандавов, но секрета их не выдал. Юдхиштхира решает, что Драупади будет общей женой пятерых братьев. Затем происходит свадьба, и Пандавы приобретают могущественных союзников в лице царя Друпады и его доблестных сыновей Дхриштадьюмны и Шикхандина, будущих убийц непобедимых Дроны и Бхишмы, соответственно. Это один из стандартных мотивов фольклора: принцы-изгнанники удачной женитьбой восстанавливают своё пошатнувшееся положение, а впоследствии и обеспечивают возвращение царства (ср. изгнанные дядей и кузеном из Микен Агамемнон и Менелай женятся на дочерях царя Спарты Клитемнестpе и Елене, а в союзники получают своих шурьёв Диоскуров). Можно думать, что Пандавы сразу восстановили тестя против дяди: «Услышав же то, что было рассказано сыном Кунти, царь Друпада осудил тогда Дхритараштру…»