А. Ибрагимов - Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe Страница 14

7. Воскресшие племянники

Спасшиеся от пожара смоляного дома Пандавы и Кунти уходят по подземному ходу, так что все, кроме предупредившего их об опасности Видуры и всевидящего Вьясы, считают их погибшими. Пандавы скитаются по лесам и весям инкогнито под видом брахманов, живя милостыней. Навестивший скитальцев Вьяса сообщает братьям, что царь панчалов Друпада приглашает претендентов на руку его дочери принять участие в состязании, после чего прекрасная Драупади сама выберет достойнейшего (т. наз. обряд сваямвары). На сваямвару собирается множество героев. Помимо Пандавов, в качестве претендентов на руку царевны там присутствуют сыновья Дхритараштры в сопровождении Карны, а также дядя Пандавов царь мадров Шалья и многие другие цари и знатные кшатрии. Только неузнанному Арджуне под личиной юного брахмана удаётся выполнить условие состязания, натянув богатырский лук и поразив цель. Разгневанные и униженные конкуренты во главе с Карной и Шальей нападают на Арджуну с Бхимасеной, но те выходят из схватки победителями и уводят Драупади, так и не открыв своего имени. Из всех присутствовавших на сваямваре только божественный Кришна узнал Пандавов, но секрета их не выдал. Юдхиштхира решает, что Драупади будет общей женой пятерых братьев. Затем происходит свадьба, и Пандавы приобретают могущественных союзников в лице царя Друпады и его доблестных сыновей Дхриштадьюмны и Шикхандина, будущих убийц непобедимых Дроны и Бхишмы, соответственно. Это один из стандартных мотивов фольклора: принцы-изгнанники удачной женитьбой восстанавливают своё пошатнувшееся положение, а впоследствии и обеспечивают возвращение царства (ср. изгнанные дядей и кузеном из Микен Агамемнон и Менелай женятся на дочерях царя Спарты Клитемнестpе и Елене, а в союзники получают своих шурьёв Диоскуров). Можно думать, что Пандавы сразу восстановили тестя против дяди: «Услышав же то, что было рассказано сыном Кунти, царь Друпада осудил тогда Дхритараштру…»

Наконец, весть о Пандавах достигает Хастинапурa. Реакция разных персонажей на эту новость многое говорит о настроениях при дворе Кауравов. Например, о Видуре аудитория узнаёт, что он не только сочувствует Пандавам, но и способен радоваться неудачам Кауравов (Мбх I, 192, 16): «Между тем Видура, услышав о том, что Пандавы избрали Драупади и о том, что сыновья Дхритараштры, устыдившись, возвратились (в Хастинапур) с разбитой гордостью, – возрадовался душою». Со своей стороны, Дхритараштра верил, что Пандавы с Кунти погибли в огне, и был удивлён, узнав, что они спаслись. Очевидно, старый царь верит тому, чему он хочет верить. Ведь слухи о спасении Пандавов и раньше расходились по разным странам. «Мы слышим, что Партхи спаслись от сожжения в огне», – говорит принц панчалов Дхриштадьюмна ещё до сваямвары своей сестры (Мбх I, 185). В сцене получения известия о «воскресших» племянниках устойчивая эвфемистическая характеристика Дхритараштры как «наделённого оком разума» выглядит издевательской, как бы намекая на парадигму слепота=неведение (см. предыдущую главу). Услышав от Видуры после сваямвары Драупади, что «Кауравы благополучно здравствуют» (в данном случае под общим родовым именем Видура имел ввиду Пандавов), Дхритараштра возрадовался. «Ибо владыка людей, обладая вместо зрения разумом, по неведению считал, что (прекрасною) Драупади избран его старший сын Дурьйодхана» (курсив наш – А. И.).

Можно себе представить, что когда Дхритараштра неожиданно узнаёт, что его племянники живы, да ещё и отбили невесту у Дурьйодханы, его радость, высказанная Видуре, не слишком искренна. Свои настоящие чувства царь выкладывает Дурьйодхане и Карне сразу после ухода Видуры. Когда молодые заговорщики убеждают царя в необходимости плана, «дабы Пандавы не проглотили нас вместе с сыновьями, войском и родственниками» (Мбх I, 192, 29), Дхритараштра отвечает (Мбх I, 193, 1–2): «Я думаю об этом точно так же, как и вы, но я не хочу подать вида Видуре. Именно поэтому я особенно превозносил их достоинства, чтобы Видура не узнал о моём намерении…»

Действительно ли царь «думает об этом точно так же»? Можно подозревать, что слабовольный Дхритараштра в очередной раз симулирует решимость, которой у него на самом деле нет, и делает это, чтобы угодить двум по-настоящему решительным молодцам, Дурьйодхане и Карне. В действительности же старый царь готов на компромисс и примирение с племянниками. Именно поэтому скоро он отправит посольство ко двору Друпады, чтобы передать богатые дары и пригласить Пандавов «домой». Возглавит миссию Видура, и это очень важно. Прежде всего, это самый представительный посол, какого только может найти Дхритараштра – его единокровный брат и наиболее высокопоставленный (пусть не самый желанный) советник. Кроме того, всем известна благосклонность Видуры к Пандавам. Всё это значит, что царь искренне хочет мира и готов разделить царство (если и не пополам, то хоть выделить Пандавам долю в глуши). Позже мы увидим, что перед войной, когда у Дхритараштры не будет искреннего стремления к миру, переговоры будут вестись совсем другим способом и с привлечением других послов.

Эпический правитель

Рассмотрим роль правителя в героическом эпосе. Царь, хан, конунг, ярл, патриарх сказания может быть пассивен из-за старческой немощи, освобождая поле деятельности для наследника. В этой ситуации заложена возможность конфликта между «зажившимся» отцом (шах Гоштасп ШН) или, чаще, дядей (король Марк, Гильом Оранжский), и претендующим на престол или наследство молодым витязем (Исфендиар, Тристан и Вивьен, соответственно). Другой вариант – старый правитель без наследника, который в случае военной угрозы или любой «недостачи» (по классификации сюжетов В. Проппa) нуждается в помощи посторонних витязей. Когда состарившийся конунг данов Хродгар оказывается не в состоянии защитить свой народ от чудовищного Гренделя, на сцену выходит заезжий герой – молодой гаут Беовульф (БB). Эпический правитель может быть обречён на пассивность просто потому, что он вовсе не является эпическим героем, но исключительно олицетворяет в сказании государственную власть. Такой правитель даёт герою службу, награждает, наказывает и милует, но сам подвигов не совершает. Интересный пример даёт анализ эпоса среднеазиатских народов «Алпамыш» (В. М. Жирмунский «Сказание об Алпамыше и богатырская сказка», М., 1960). В тех вариантах сказания, где единственным соперником заглавного героя в борьбе за руку красавицы Барчин оказывается калмыцкий хан, мотив богатырского сватовства оказывается редуцирован: Тайча-хан является типичным пассивным эпическим монархом, поэтому богатырское состязание (борьба, стрельба по мишени) с ним невозможно, остаётся только скачка, но и мчится на шахском скакуне не сам шах, a его конюх!

Крайний пример «державной» пассивности – Киевский князь Владимир Красное Солнышко былин РГЭ. В былинax все собственно героические функции князь делегирует богатырям. На другом конце спектра находится могучий Зигфрид ПН. Даже став королём Нидерландов, Зигфрид остаётся воином и рыцарем par excellence, и аудитория никогда не видит его на троне, но только в седле на турнире или в битве. Его роль витязя подчёркивается тем, что воспетые ПН военные подвиги он совершает не защищая родные Нидерланды, а ради Бургундского королевства своего побратима и шурина Гунтера (то есть выступает в роли не сюзерена, а добровольного вассала). Всё же наиболее распространённым является «сбалансированный» вариант монарха-воителя: многочисленные цари Ил, CУ и самой Мбх. Не следует думать, что роль правителя как военного вождя является особенностью сказаний классической древности. Даже в европейском эпосе зрелого средневековья мы встречаем образы монархов, соединяющих черты мудрого короля и могучего воина (Карл Великий ПР). В сказаниях, населённых подобными царями-воинами, особенно выделяются редкие и жалкие фигуры царей-инвалидов вроде Дхритараштры или немощных старцев, таких, как Приам. Параллель Дхритараштра – Приам интересна для наших разысканий. У обоих старых царей есть могучий сын-воитель, замещающий старца в роли военного вождя, Дурьйодхана и Гектор, соответственно. Важное различие состоит в том, что Гектор служит царю и народу Трои, подчиняясь решениям Приама и старейшин, тогда как завистливый и властолюбивый Дурьйодхана действует исключительно в личных интересах, советы мудрецов игнорирует и манипулирует отцом, а в случаях его несговорчивости готов, как мы убедимся, и на обман старого царя.

8. Возвращение Пандавов

Нам стоит разобраться, как Пандавы вернулись в царство Кауравов: детали этой интриги могут многое сказать о старом царе. После ухода Видуры, сообщившего о «воскресших» Пандавах, Дхритараштра открывает совещание с явившимися к нему Дурьйодханой и Карной. Предложения Дурьйодханы сводятся к тому, что следует расправиться с Пандавами и их новым союзником Друпадой. Вопрос в том, как это сделать. Обезумевший от ненависти и зависти принц (воскресшие Пандавы снова создают угрозу его притязаниям на престол, да ещё и отняли у него невесту) сыпет предложениями, как горохом, но все они выглядят крайне непродуманными. Даже его друг Карна не может не возразить своему сюзерену (Мбх I, 194, 1): «О Дурьйодхана, твоё суждение неправильно – таково моё мнение, ибо Пандавов невозможно убрать твоими средствами, о потомок Куру!» Вместо неуклюжих хитростей и интриг Карна предлагает спешно, пока не явился верный и могучий союзник Пандавов Кришна, напасть на них (Мбх I, 194, 20–21): «Ведь в самом деле ни переговорами, ни подкупом, ни внесением раздора невозможно погубить Пандавов; поэтому сокрушим их своею силой. И, победив их силой, владей всей землёю. Я не вижу здесь другого средства действовать, о повелитель людей!»