Кодзима-хоси - ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ Страница 20

— Издревле ведётся так, что, когда новый государь принимает свой ранг от Неба, его предшественник сам передаёт ему Три священные сокровища. Хотя и говорят, что есть люди, некоторое время сжимающие в своих дланях Поднебесную, мы не слыхивали о таких случаях, когда кто-то своевольно передавал бы Три сокровища новому императору. Кроме того, священное зерцало оставили в главном павильоне в Касаги, поэтому оно, по-видимому, обратилось в пепел на поле битвы. Священная яшма была подвешена на ветви дерева, когда мы блуждали в горах, поэтому она в конце концов снова сможет защищать нашу страну. Что касается драгоценного меча, то, если люди из воинских домов, не боясь кары Неба, приблизятся к яшмовому телу государя, я сам лягу на этот меч и не выпущу его ни на миг.

Так государь изволил молвить, и оба посланца с Востока и протекторы из Рокухара удалились, не произнеся ни слова.

На следующий день вызвали Повозку дракона с тем, чтобы перенести августейшего в Рокухара, но государь твёрдо произнёс, что без проведения прежних церемоний по высочайшим выездам его возвращение в столицу не состоится. Делать нечего, приготовили носилки с навершием в виде феникса и облачили государя в церемониальное платье. Государь оставался в храме Бёдоин до трёх дней, после чего благоволил прибыть в Рокухара.

Императорский выезд отличался от вчерашнего. Повозка феникса была окружена десятками тысяч воинов, а лунные вельможи и гости с облаков ехали в грубых паланкинах, на носилках или верхом на почтовых лошадях. Когда процессия двигалась по Седьмой линии на восток, к берегу реки, и была направлена в сторону Рокухара, люди, видевшие её, проливали слёзы, а те, кто слышал, испытывали скорбь. Как это печально!

Ещё вчера государь высоко восседал в северной части дворца Пурпурных покоев, Сисиндэн, его окружали сотни чиновников, наряженных в церемониальные платья, а теперь изволит нисходить к грубым восточным варварам из жилищ под камышовыми крышами и заставляет страдать своё августейшее сердце из-за суровости десятков тысяч воинов охраны, Времена меняются, дела уходят в прошлое; радость истощается, приходит печаль. У небожителя есть пять печатей смерти, но у людей они представляются всего лишь пустыми мечтами. Неподалёку отсюда находится государева облачная обитель, и в это время государь вспоминалось многое. Одно время государю послышались беглые звуки дождя, преграждавшего свет луны на стрехах и тогда он сочинил:

В деревне

Я слушаю звуки дождя.

Здесь в кровлю из дранки

Он так непривычно стучит.

А рукав мои уже намокает…

Дня через четыре или пять от императрицы прислали лютню-бива и письмо:

Представьте себе —

Одна только пыль покрывает

Четыре струны.

Не в силах я вытереть пыль,

Как и слёзы свои.

Государь сразу же послал ответ:

Из-за слёз

Полумесяц

Подёрнулся дымкой.

Только мне не забыть

Проведённых с тобою ночей.

В восьмой день той же луны оба инспектора — Такахаси Гёбу Саэмон и Касуя Сабуро Мунэаки прибыли в Рокухара; все пленники по одному были переданы наместникам сёгуна. Первого принца, главу Ведомства центральных дел, передали судье Сасаки Токинобу, второго принца из храма Мёхоин — судье из Ведомства ближней охраны, чиновнику пятого ранга Нагай Сакон Такахиро, советника среднего ранга Гэн Томоюки — Садатомо, прежнему протектору провинции Тикуго, содзё из Юго-Западного павильона — Токимото, прежнему протектору провинции Хитати, советника среднего ранга Мадэнокодзи Фудзифуса и Младшего военачальника Рокудзё Тадааки поместили под стражу в Рокухара как правонарушителей, сказав, что они могут выполнять обязанности ближних слуг государя.

В девятый день той же луны государь передал Три священные регалии новому императору из храма Дзимёин. Получив их, старший советник Хорикава Томотика и советник среднего ранга Хино-но Сукэна отправились в зал Тёгодо. В почётный эскорт были назначены цензор, чиновник Административного ведомства Нагай, воин охраны, чиновник Административного ведомства Мидзутани, чиновник пятого ранга из Народного ведомства Тадзима и судья из провинции Оки Сасаки Киётака. В тринадцатый день той же луны новый император изволил из Тёкодо прибыть во дворец, чтобы занять престол. Вельможи его свиты шествовали в процессии словно цветы, воины сопровождения, облачённые в шлемы и доспехи, предупреждали всякого рода происшествия.

Судя по их внешнему виду, вельможи из свиты прежнего императора, виновные и невиновные, переживали всяческие невзгоды, по любому случаю опасались за себя и беспокоились. Люди, прислуживавшие новому императору, как преданные ему, так и нет, считая, что теперь-то и начинается их процветание, радовали себе взоры и услаждали слух.

Семя проросло и стало отбрасывать тень, цветы осыпались и падали с веток. Процветание и успех, слава и позор разделились между собой. Мир страданий начался не теперь, но именно в это время сновидения стали особенно неразделимы с явью.

4

О БИТВЕ ПРИ ЗАМКЕ АКАСАКА

Замок Касаги пал ещё раньше, чем даже могучее войско, направлявшееся в столицу из далёких восточных провинций, вошло в провинцию Оми, поэтому из чувства досады ни один человек из этого войска в Киото не въехал. Некоторые из них пересекли горы Ига и Исэ, другие пересекли дорогу на Удзи и Дайго и направились к замку Акасака, где заперся воин охраны Кусуноки Масасигэ. Когда они проследовали через долину реки Исикава, им открылся общий вид этого замка. Всё в нём казалось сделанным наспех, неглубокими были вырыты рвы, была сооружена лишь оштукатуренная ограда в один ряд не более одного-двух тё с четырёх сторон и с двадцатью или тридцатью башнями внутри неё.

Всякий, кто увидел это, подумал: «Что за жалкий вид у нашего противника! Если бы надо было взять этот замок в руку и швырнуть его, мы могли бы и швырнуть. Пусть Кусуноки ко всеобщему удивлению продержится хотя бы один день, тогда мы захватим его, прославим свои имена и добьёмся наград».

Не было человека, который бы так не думал. С такими мыслями нападающие силой в тридцать тысяч всадников в едином порыве спешились, спрыгнули в ров и, встав под башнями рядами, стали спорить, кто из них раньше ворвётся внутрь.

Масасигэ с самого начала управлял из своей ставки согласно плану, решив «одержать победу с расстояния в тысячу ри». Он был человеком мудрым, вроде Чжэнь Пина и Чжан Ляна, поэтому закрыл в замке больше двухсот выдающихся лучников, а своему младшему брату Ситиро и Вада Горо Масато предоставил триста с лишним всадников и разместил их вне замка, в горах. Нападающие об этом и не подозревали. Они мыслили однобоко; готовясь одним лишь штурмом взять замок, все собрались на дне крутого рва, окружавшего замок со всех четырёх сторон. Но лучники в тени бойниц натянули тугие тетивы и выпустили стрелы с острыми наконечниками. В один миг замертво упали больше тысячи нападавших. Воины из восточных провинций не ожидали этого.

— Ну, нет! Судя по виду этого замка, он не падёт за один или два дня. Немного подождём и, установив места скопления противника и его службы управления, мы разделимся на группы и начнём сражение.

С такими словами они немного отступили, расседлали коней, сняли с себя доспехи и расположились на отдых в боевых порядках.

Кусуноки Ситиро и Вада Горо спустились с отдалённых гор и, решив, что подходящее время пришло, разделили своих триста с лишним всадников на два отряда. Они тихо пустили коней из-под укрытия деревьев на восточных и западных горах и с двумя развевающимися на ветру среди сосен знамёнами с цветками хризантем на воде двинулись вперёд, окутанные туманом.

Увидев их, воины из восточных провинций засомневались, противники это или свои, а триста с лишним всадников улучили момент и с двух сторон клиньями врезались в войско из трёхсот тысяч всадников, расстелившихся подобно облакам и туману. Они рвались на восток, на запад, на юг и на север, кружились, разрезая осаждавших на четыре стороны и восемь частей. Силы осаждавших, потрясённые, были не в силах организоваться.

Трое ворот замка вдруг одновременно распахнулись, и более двухсот всадников с луками наготове вырвались из них, изо всех сил пуская стрелы. Силы осаждающих были так велики, но оторопевшие от шума, поднятого немногочисленными врагами, некоторые вскакивали на привязанных коней и понукали их, пришпоривая и стегая плётками, другие пытались отстреливаться из луков, не натянув как следует тетиву, но выстрелить не могли. За одни и те же доспехи хватались по два-три человека и тянули их каждый к себе: «Это моё, это чужое!» — а в это время подданный не знал, что убит его господин, сын не знал, что убит его отец, и все, словно падающие пауки, отступали к долине реки Исикава. На протяжении пятидесяти те их пути некуда было поставить ногу из-за брошенных коней и доспехов. Похоже, что жителям уезда Тодзё неожиданно привалило богатство!