Сыма Цянь - Исторические записки. Том 2 Страница 27

Чжан Лян вышел и пригласил Сян-бо. Сян-бо тотчас же вошел и встретился с Пэй-гуном. Пэй-гун поднес Сян-бо чашу с вином, пожелал ему долголетия и предложил ему [в знак дружбы] породниться семьями [98], сказав: “С тех пор как я вступил в земли за заставами, я не посмел прикоснуться даже к самой маленькой вещице, [а, наоборот], произвел учет чиновников и населения, опечатал дворцовые хранилища и стал ожидать прибытия командующего. Я послал военачальников защищать заставу потому, что хотел принять меры предосторожности против прихода различных грабителей и [быть готовым] ко всяким непредвиденным обстоятельствам. Дни и ночи я ожидаю прибытия командующего, и разве я бы посмел выступить против него! Прошу вас, [Сян-бо,] обо всем рассказать [Сян Юю] и сообщить, что я не посмею нарушить свой долг”.

Сян-бо обещал передать это и, обращаясь к Пэй-гуну, добавил: “Вам придется завтра рано утром лично приехать и извиниться перед Сян-ваном”. — “Хорошо”, — ответил Пэй-гун. После этого Сян-бо той же ночью уехал обратно и, прибыв в свой лагерь, подробно доложил Сян-вану о словах Пэй-гуна. В конце он добавил: “Если бы Пэй-гун не занял первым район Гуаньчжуна, разве вы решились бы вступить в эти земли? Ныне, когда этот человек совершил большой подвиг, нападение на него явится несправедливостью. Лучше встретить его по-дружески”. Сян-ван согласился с этим [советом].

На следующий день Пэй-гун в сопровождении более ста [133] всадников приехал на встречу с Сян-ваном. Прибыв к Хунмыню, он принес извинения [Сян Юю], сказав: “Я, ваш покорный слуга, и вы, командующий, соединили свои силы для нападения на Цинь. Вы, командующий, сражались к северу от реки, а я к югу от реки, но совершенно неожиданно мне удалось первым вступить за заставы и разбить Цинь, что позволило мне вновь встретиться с вами, командующий, в этом месте. Сейчас из-за болтовни низких людей в отношениях между мной, вашим покорным слугой, и вами появилась трещина”. Сян-ван ответил: “Эта болтовня исходит от командующего левым крылом вашей армии Цао У-шана. Не будь ее, разве у меня, Цзи, возникли бы такие [мысли]?”. В тот же день Сян-ван оставил Пэй-гуна у себя и устроил пиршество.

[На этом пиршестве] Сян-ван и Сян-бо сидели, [обратясь] лицами на восток, а Я-фу сидел, [обратясь] лицом на юг. Я-фу — это был Фань Цзэн [99]. Пэй-гун сидел, [обратясь] лицом на север, а Чжан Лян — на запад, в качестве сопровождающего [Пэй-гуна]. Фань Цзэн несколько раз делал глазами знаки Сян-вану и трижды поднимал висевшее у него на поясе нефритовое кольцо с прорезью, но Сян-ван молчал и не отвечал на подаваемые знаки [100]. Тогда Фань Цзэн встал, вышел и позвал Сян Чжуана [101], сказав ему: “Наш повелитель по характеру невыносим [102]. Поэтому войди внутрь [шатра], пожелай гостю долголетия, а когда закончишь пожелание, попроси разрешения исполнить танец с мечом, во время которого напади на сидящего Пэй-гуна и убей его. Если ты не сделаешь так, мы все окажемся его пленниками”. Сян Чжуан вошел внутрь [шатра], пожелал гостю долголетия, а закончив пожелание, сказал: “Ныне вы, наш повелитель, и Пэй-гун пируете здесь, но в воинском лагере нет ничего такого, что могло бы доставить вам радость, потому прошу позволить мне исполнить танец с мечом”. “Согласен”, — ответил Сян-ван. Сян Чжуан выхватил из ножен меч и стал танцевать. Сян-бо также выхватил меч и начал танцевать, все время прикрывая своим телом, словно крыльями, Пэй-гуна, так что [Сян] Чжуану не удавалось нанести удар. [134]

В это время Чжан Лян вышел к воротам лагеря встретиться с Фань Куаем [103]. Фань Куай спросил: “Как сегодня дела?”. Чжан Лян ответил: “Грозит большая опасность! В настоящий момент Сян Чжуан танцует с мечом и думает лишь, как бы убить Пэй-гуна”. “Какое опасное положение! — воскликнул Фань Куай. — Я попробую войти, чтобы разделить с ним его судьбу”. Фань Куай тотчас же опоясался мечом и, прикрываясь щитом, вошел в ворота лагеря. Стражники, стоявшие со скрещенными алебардами, хотели остановить его и не допустить внутрь лагеря, но Фань Куай, поставив щит ребром, толкнул стражников, так что они попадали на землю. Фань Куай тут же проник в лагерь, откинул полог шатра и, обратясь лицом к западу, гневно уставился на Сян-вана, причем [от гнева] волосы на его голове поднялись кверху, а зрачки настолько расширились, что казалось, разорвут глаза. Положив руку на рукоять меча и опустившись на одно колено, Сян-ван спросил: “Кто этот гость?”. Чжан Лян ответил: “Это телохранитель на колеснице Пэй-гуна по имени Фань Куай” [104]. “Бравый воин, — сказал Сян-ван, — жалую тебе чару вина”, и Фань Куаю подали огромную чару вина [105]. Фань Куай, склонившись в поклоне, поблагодарил за честь, поднялся и стоя выпил всю чару. После этого Сян-ван сказал: “Жалую тебе свиную лопатку”. Фань Куаю поднесли полусырую свиную лопатку [106]. Фань Куай положил свой щит на землю внутренней стороной кверху, поместил на него свиную лопатку, вынул меч и, отрезая куски мяса, стал их поедать. Сян-ван спросил: “Бравый воин, а сможешь ли ты выпить еще?”. — “Я не уклоняюсь даже от встречи со смертью, стоит ли отказываться от чары вина? — ответил Фань Куай. — Циньский ван [107], как известно, обладал сердцем тигра и волка, он убивал людей, словно [думал], что не успеет перебить всех; он наказывал людей, словно боялся, что не успеет наказать всех, вот почему все в Поднебесной восстали против него. [Чуский] Хуай-ван, договариваясь с военачальниками, сказал: “Тот, кто первым разобьет Цинь и войдет в Сяньян, будет править этими землями”. Ныне Пэй-гун первым разбил Цинь и [135] вступил в Сяньян, он не посмел, присвоить себе даже самой малости, он закрыл и опечатал дворцовые палаты и вернулся, став лагерем в Башане, чтобы дождаться там вашего, Великий ван, прибытия. [Пэй-гун] послал военачальников защищать заставу [Ханьгугуань] потому, что хотел принять меры предосторожности против прихода различных грабителей и чтобы быть готовым к непредвиденным обстоятельствам. И вот, при всех своих тяжких трудах и высоких заслугах, [Пэй-гун] до сих пор еще не пожалован титулом хоу, напротив, [вы], слушая подлые наветы, хотите казнить такого заслуженного человека. Это не более как продолжение пути, который привел к гибели династию Цинь, и я смиренно полагаю, что вы, Великий ван, не пойдете по нему!”

Сян-ван не нашелся что ответить и только сказал: “Садись!”. Фань Куай сел рядом с [Чжан] Ляном. После того как они немного посидели, Пэй-гун поднялся, чтобы справить нужду, по пути дав знак Фань Куаю выйти за ним. Когда Пэй-гун вышел, Сян-ван сразу же послал военного советника Чэнь Пина позвать его обратно [108]. Пэй-гун в это время говорил [Фань Куаю]: “Сейчас я вышел, не попрощавшись, как быть?”. На что Фань Куай ему ответил: “При совершении великих дел не обращают внимания на мелочи этикета, при исполнении важных церемоний не страшатся мелких отступлений [от правил]. Ныне этот человек действует, [словно держит в руках] нож и доску для резки пищи, а нас считает рыбой и мясом, для чего же еще прощаться!”. Вслед за этим они бежали. [При этом Пэй-гун] приказал Чжан Ляну остаться и принести извинения. Чжан Лян спросил его: “А какие вещи вы, Великий ван, привезли с собой?”. Пэй-гун ответил: “Я привез с собой пару пластин белой яшмы с намерением поднести их Сян-вану и пару яшмовых сосудов для вина с намерением поднести их Я-фу, но, обнаружив, что Сян Юй разгневан, я не посмел вручить эти подарки. Поднесите их за меня!”. — “С почтением выполню это”, — сказал Чжан Лян.

В это время войска Сян-вана стояли лагерем в Хунмыне, а войска Пэй-гуна — в Башане на расстоянии сорока ли друг [136] от друга. В связи с этим Пэй-гун оставил колесницу и сопровождавших его всадников на месте, а сам, спасая жизнь, сел на коня и в сопровождении лишь четырех человек — Фань Куая, Ся-хоу Ина, Цзинь Цяна и Цзи Синя, которые с мечами и щитами в руках следовали за ним пешком, направился вдоль подножия горы Лишань окольным путем через Чжиян [109] [в свой лагерь]. Пэй-гун [перед бегством] сказал Чжан Ляну: “По этой дороге до моего лагеря не более двадцати ли. Рассчитай так, чтобы войти [в шатер] только после того, как я доберусь до своих войск”. После того как Пэй-гун уехал и по времени уже, [вероятно], достиг своего лагеря, Чжан Лян вошел и, принеся извинения, сказал: “Чары с вином оказались непосильными для Пэй-гуна, поэтому он не смог проститься, однако, преисполненный к вам почтения, он приказал мне, Ляну, поднести к вашим стопам, Великий ван, с двукратным поклоном пару белых яшм, а два яшмовых сосуда для вина с двукратным поклоном поднести к стопам вашего великого военачальника” [110]. Сян-ван спросил: “А где же Пэй-гун?”. Чжан Лян ответил: “Узнав, что вы, Великий ван, намерены выразить ему порицание за ошибки, он, избегая этого, бежал и уже прибыл в свой лагерь”.

Тогда Сян-ван принял пластины из яшмы и положил их около себя на сиденье. Я-фу принял яшмовые сосуды, поставил их на землю, а затем выхватил меч и разбил их, воскликнув при этом: “Ах, этот глупец не достоин того, чтобы разрабатывать с ним планы! [111] Человеком, который отнимет у Сян-вана Поднебесную, будет не кто иной, как Пэй-гун, а все мы в тот день сделаемся его пленниками!”.