Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков Страница 5

«Узнал я сегодня…»

Перевод Н. Стефановича

Узнал я сегодня так много печали и зла —Я вспомнил о милой, о той, что навеки ушла.

Сулейма сказала: «В разлуке суровой и длиннойТы стал стариком — голова совершенно бела.

Теперь с бахромой я сравнила бы эти седины,Что серыми клочьями мрачно свисают с чела…»

А прежде когда-то мне гор покорялись вершины,Доступные только могучей отваге орла.

«Предчувствуя, что наш конец…»

Перевод Н. Стефановича

Предчувствуя, что наш конец неотвратим,Предаться похоти и пьянству мы спешим.

Волкам подобны мы — но злее и упрямей,—И насекомыми бываем, и червями…

Довольно, может быть, хулы, укоров, брани?Я тоже не лишен ни опыта, ни знаний.

С корнями всей земли мои сплетались жилы,Но смерть меня везде недаром сторожила:

Похитить молодость она уже сумела,И скоро в вечной тьме мое исчезнет тело…

Я много воевал и странствовал, и я жеВерблюдов вел в степи, где двигались миражи.

А разве за врагом я не стремился вследПо верному пути успехов и побед?

Не я ль завоевал и славу и величье?Могла бы вся земля моею стать добычей.

И вот стремлюсь теперь к добыче лишь однойИ жажду одного: вернуться в край родной.

«Я, словно девушку…»

Перевод Н. Стефановича

Я, словно девушку и светлую весну,Когда-то прославлял кровавую войну.

Но ужас я познал теперь ее господства —О, ведьма старая, что держит всех в плену,

Что хочет нравиться и скрыть свое уродство,И отвратительную прячет седину…

«И снова дождь!..»

Перевод Н. Стефановича

И снова дождь! Опять, стекая с крыш,Ты монотонно каплями стучишь.

И ящерица ловкая сквозь грязьЛегко скользит, куда-то торопясь.

Чехлом дождя деревья все накрыты,Как головы отрубленные чьи-то.

Струится дождь, уныл и непрерывен,И, наконец, свирепый хлынул ливень.

С востока налетел внезапный шквал,И ветер южный вдруг забушевал.

Но, гнев излив и душу отведя,Стал затихать — и нет уже дождя.

«Мой ум созвучьем рифм…»

Перевод Н. Стефановича

Мой ум созвучьем рифм излишне перегружен,Их рой, как саранча, назойлив и ненужен.

Ты гонишь саранчу, которой окружен,Однако кое-что возьмешь себе на ужин…

Так камни тусклых рифм выбрасывая вон,Бесценных несколько я отберу жемчужин.

«Поплачем над прежней любовью…»

Перевод Н. Стефановича

{11}

Поплачем над прежней любовью, над старым жилищем,Хотя и обломков его мы уже не отыщем.

Далекие дни, погребенные в этих руинах,—Как стертые буквы молитвы на свитках старинных.

Мне вспомнилось племя, и в сердце опять зазвучалиТяжелые стоны моей бесконечной печали.

Молчанье хранил я, и только потоками слезБезгласное горе внезапно на плащ пролилось.

Лишь тот удержать не умеет болтливый язык,Кто сердцем своим и страстями владеть не привык.

Смотри, я качаюсь в седле, и больной, и бессильный,По ветру уже развевается саван могильный…

К попавшим в беду я на помощь спешил неизменно,И сколько несчастных я спас от оков и от плена.

А сколько с друзьями, пьянея от терпкого хмеля,Узнали мы в жизни восторгов, любви и веселья.

Легко сквозь пустыни, где пыль ураганы метут,Меня проносил быстроногий и сильный верблюд.

А сколько изъездил долин я цветущих и нив,И тучи летели, их зелень дождем окропив.

Мой конь, неизменный в скитаньях, в походах, в бою,—Умел он заране угадывать волю мою.

Стремительным бегом он даже газель превзошел,Которую грозно преследует жадный орел.

Бывал я в пустынях, подобных долине Химара{12},Которую в гневе спалила небесная кара.

Мой конь был — как ветка, всегда устремленная ввысь,—Без удержу мы, обгоняя верблюдов, неслись.

Я вел мое войско, я верил, что с нашим оружьемКоварных врагов мы и в их крепостях обнаружим.

Я вел мое войско все тверже и все непреклонней,Пока не устали верблюды и крепкие кони.

Пока не увидел, что конь вороной недвижимИ коршунов стая уже закружилась над ним…

«В этих землях не внемлют…»

Перевод Н. Стефановича

В этих землях не внемлют призывам моим —Или я разговаривал с глухонемым?

Разве здесь не друзья мои? Разве не тутЯ всегда находил и ночлег и приют?

Так любовно и радостно так не меня лиЗдесь когда-то в шатрах дорогих принимали?

Я беспомощен — или не видите вы,Что уже я не в силах поднять головы?

И боюсь, погружаясь в кромешную бездну,Что в беспамятстве черном навеки исчезну…

А когда-то несчастных, врага поборов,Я от смерти спасал, от беды и оков.

А когда-то, успехом и славой увенчан,Я любил полногрудых и ласковых женщин.

И блаженство я с ними познал в изобильи.Как стремились ко мне, как на зов мой спешили!

Но я знаю, что друга не жалко им бросить,Если друг обнищал и в кудрях его проседь…

Как бурлила отважная молодость в жилах,А теперь я ни встать, ни одеться не в силах.

Если б сразу из плоти мне вырваться тленной,Но душа покидает меня постепенно.

И здоровье мое, и успех постоянныйЗаменили внезапно кровавые раны.

Ждет чего-то, кто беден, кто стар и кто сед,—Лишь из мрака загробного выхода нет.

«Предателем судьбу я называл не зря…»

Перевод Н. Стефановича

Предателем судьбу я называл не зря,—Повсюду рыскает, лишь подлости творя.

Она разрушила и царство Зу-Рияша{13},Владенья йеменского славного царя.

Она безжалостно людей к востоку гонит,Все хочет истребить — и земли и моря,

Воздвигла груды гор пред Гогой и Магогой{14},Чтоб к свету путь закрыть, когда взойдет заря.

«О, если б вы родным…»

Перевод Н. Стефановича

О, если б вы родным пересказать могли б,Как на чужбине я, покинутый, погиб,

Как тяжко я страдал и мучился вдалиОт дома своего и от родной земли!

На родине легко я умирал бы, зная,Что неизбежно жизнь кончается земная,

Что даже из царей не вечен ни один,И только смерть одна — всевластный властелин.

Но страшно погибать от грозного недуга,Когда ни близких нет, ни преданного друга.

О, если бы, друзья, мне раньше встретить вас!Тогда покинутым я не был бы сейчас…

«Нам быть соседями…»

Перевод Н. Стефановича

Нам быть соседями — друзьями стать могли б:Мне тоже здесь лежать, пока стоит Асиб{15}.

Я в мире одинок, как ты — во мраке гроба…Соседка милая, мы здесь чужие оба.

Друг друга мы поймем, сердца соединим,—Но вдруг и для тебя останусь я чужим?

Соседка, не вернуть промчавшееся мимо,И надвигается конец неотвратимо.

Всю землю родиной считает человек —Изгнанник только тот, кто в ней зарыт навек.

«Нет, больше не могу…»