Алишер Навои - Поэмы Страница 8

ОБ АБДУРРАХМАНЕ ДЖАМИ[7]

Он, как звезда Полярная в пути,К познанью призван избранных вести.

Он клады перлов истины открыл,В зерцале сердца тайну отразил.

С семи небес совлек он тьму завес,Разбил шатер поверх семи небес.

Он обитает в мадрасе своей,Вкушая мир средь истинных друзей.

Его цветник — высокий небосвод,Он пьет из водоема вечных вод.

Как небо несказанное, высокЕго словоукрашенный чертог.

Там ангелы крылатые парят,Чертог его от нечисти хранят.

Под сводом худжры, где живет мой пир,Скажи — не мир блистает, а Сверхмир.

Дервишеской одеждою своейОн затмевает блеск земных царей.

Душа его есть плоть и естество,Хоть пышно одеяние его.

От лицемерия освобожден,Лохмотьев странничьих не носит он.

Невидимое, скрытое от нас,Он видит, совершая свой намаз.

Его походка — молнии полетЛетящий изумляет небосвод.

Перелистав страницы мира, онСоткал, как облак, занавес времен.

Из крови сердца, а не из чернилСоткал он занавес — и тайну скрыл.

В его чернильнице сгустилась тьма,Но в ней — вода живая — свет ума.

Кто из его чернильницы возьметХоть каплю, тот бессмертье обретет.

Стихом он все иклимы покорил,А прозой новый мир сердцам открыл.

Им пленены дервиши и цари,Ему верны дервиши и цари.

Но преданности в круге бытияСтоль твердой нет, как преданность моя!

Хоть солнцем вся земля озарена,В нем и пылинка малая видна.

Один — средь певчих птиц в тени ветвей,Шах соловей над розою своей.

Прочесть мне было прежде всех даноВсе, что ни создал мудрый Мавлоно.[8]

Так солнце озарит вершины горПред тем, как осветить земной простор.

Так видит роза, к свету бытияРаскрыв бутон: шипы — ее друзья.

Мне помнится одна беседа с ним:Был наших мыслей круг необозрим.

И вот — в потоке сокровенных слов —Возникли Низами и Мир Хосров.

Две «Пятерицы» создали они,Тревожащие мир и в наши дни.

По среди этих дивных десятиТы первых два дастана предпочти.

Что ты в «Сокровищнице тайн» открыл,Найдешь и в «Восхождении светил».

И остальные все дастаны ихПрекрасны; в них — глубины тайн живых.

«Сокровищница тайн»… в ней глубина,Где вечных перлов россыпь рождена.

И отблеск «Восхождения светил»Нам Истины завесу приоткрыл.

Коль слово жаром Истины горит,Оно и камень в воду превратит.

Но если слово — правды лишено,Для перлов нитью станет ли оно?

А если нить надежна и прочна,Без жемчуга какая ей цена?

И дни прошли после беседы с ним.И счастье стало вожаком моим.

Вновь навестил я пира моегоИ вижу рукопись в руках его.

Он оказал мне честь, велел мне сесть,Дал мне свой «Дар», как радостную весть.

Сказал: «Возьми, за трудность не сочти,Сначала до конца мой труд прочти!»

А я — я душу сам ему принес,Взял в руки «Дар», не отирая слез.

«Дар чистых сердцем» — тут же прочитал,[9]Как будто чистый жемчуг подбирал.

То — третий был дастан; хоть меньше в немСтихов, но больше пользы мы найдем.

В нем скрыто содержанье первых двух,Но есть в нем все, чтоб радовался дух.

И, потрясенный, сердце я раскрыл,Его творенье в сердце поместил.

И, завершив прочтенье песни сей,Желанье ощутил в душе своей,

Желанье вслед великим трем идти —Хоть шага три пройти по их пути.

Решил: писали на фарси они,А ты на тюркском языке начни!

Хоть на фарси их подвиг был велик,Но пусть и тюркский славится язык.

Пусть первым двум хвалой века гремят,Но тюрки и меня благословят.

Коль сути первых двух мне свет открыт,То будет третий мне и вождь и щит.

Когда я к цели бодро устремлюсь,Когда с надеждой за калам возьмусь,

Я верю — мне поможет Низами,Меня Хосров поддержит и Джами.

Тогда смелее к цели, Навои!И пусть молчат хулители твои.

Порой бедняк, к эмиру взятый в дом,Эмиром сам становится потом.

Ведь мускус родствен коже; а рубинИз горных добыт каменных глубин.

Сад четырех стихий — усладный хмель;Ограда сада — бедная скудель.

Отрадны пламя, воздух и вода,Земля же — их основа навсегда.

Красив цветочный дорогой базар,Но рядом есть и дровяной базар,

Пусть у тебя одежд атласных тьма,Но ведь нужна для дома и кошма.

В цене высокой жемчуг южных вод,Солому же один янтарь влечет.

Царь выпьет чистый сок лозы златой,Пьянчужка рэнд потом допьет отстой.[10]

Я псом себя смиренным ощутил —И вслед великим двинуться решил.

Куда б ни шли, и в степь небытия,Везде, как тень, пойду за ними я.

Пусть в подземелье скроются глухом,За ними я пойду — их верным псом.

ГЛАВА XIV

О СЛОВЕ

Я славлю жемчуг слова! Ведь оноЖемчужницею сердца рождено.

Четыре перла мирозданья — в нем,Всех звезд семи небес блистанье — в нем.

Цветы раскрылись тысячами чашВ саду, где жил он — прародитель наш.

Но роз благоуханных тайникиЕще не развернули лепестки.

И ветер слова хлынул с древних горИ роз цветущих развернул ковер.

Два признака у розы видишь ты:Шипы и благовонные цветы.

Тех признаков значенье — «Каф» и «Нун»,То есть: «Твори!» Иль, как мы скажем: «Кун!»

И все, что здесь вольно́ иль не вольно́,От этих букв живых порождено.

И сонмища людей произошлиИ населили все круги земли.

Как слову жизни я хвалу скажу,Коль я из слов хвалу ему сложу.

Ведь слово — дух, что в звуке воплощен,Тот словом жив, кто духом облачен.

Оно — бесценный лал в ларцах — сердцах,Оно — редчайший перл в ларцах — устах.

С булатным ты язык сравнил клинком,С алмазным слово я сравню сверлом.

Речь — лепесток тюльпана в цветнике,Слова же — капли рос на лепестке.

Ведь словом исторгается душа,Но словом очищается душа.

Исус умерших словом воскрешал —И мир его «Дающим Жизнь» назвал.

Царь злое слово изронил сплеча,Так пусть не обвиняют палача.

По слову в пламя бросился Халил,И бремя слова тащит Джабраил.

Бог человека словом одарил,Сокровищницу тайн в него вложил.

Не попади душой кумиру в плен,Чей рот молчанием запечатлен.

Она прекрасна, уст ее рубинТвой ум пьянит сильнее старых вин.

Но пусть она блистает, как луна,Что в ней — всегда безмолвной, как стена?

Ты, верно, не сравнишь ее с иной,Не спорящей с небесною луной.

Пусть не лукавит взглядом без конца,Пусть не пронзает стрелами сердца.

Пусть даже внешне кажется простойИ пусть не ослепляет красотой.

По если дан ей ум, словесный дар,То он сильнее самых сильных чар.

Она упреком душу опьянит,Посулом смуту в сердце породит.

И пусть обман таят ее слова,Но как от них кружится голова!

И видишь ты, что все ее чертыПолны необычайной красоты.

Как устоишь перед таким огнем,Хоть ты сгораешь, умираешь в нем?

А коль она прекрасна, как луна,И в речи совершенна и умна,

Коль, наряду с природной красотой,Владеет всею мудростью земной.

Она не только весь Адамов род,Но коль захочет — целый мир сожжет.

Такой красе, сжигающей сердца,В подлунной нет достойного венца.

Когда певец прославленный средь насВедет напев под звонкострунный саз,

То как бы сладко он ни пел без слов,Нам это надоест в конце концов;

Мелодия любая утомит,Когда мутриб пграет и молчит.

Но если струны тронет он своиИ запоет газели Навои,

Как будет музыка его жива,Каким огнем наполнятся слова!

И гости той заветной майханыЗарукоплещут, радостью полны,

И разорвут воротники одежд,Исполнены восторга и надежд.

Что жемчуг, если слово нам дано?Оно в глубинах мира рождено!

Пусть слова мощь сильна в простых речах,Она учетверяется в стихах.

Стих — это слово! Даже ложь верна,Когда в правдивый стих воплощена.

Ценнее зубы перлов дорогих;Когда ж разрушатся — кто ценит их?

В садах лелеемые дереваИдут в нагорных чащах на дрова.

Речь обыденная претит порой,Но радует созвучной речи строй.

Когда дыханье людям дал творец,Он каждому назначил свой венец.

Шах, расцветая розой поутру,Главенствует в суде и на пиру.

И каждый место пусть свое займет,Тогда во всем согласие пойдет.

Царь должен за порядком сам смотреть,И не дозволено ему пьянеть.

Не должен бек с рабами в спор вступать,Строй благолепный пира нарушать.

Фигуры, бывшие в твоей руке,Рассыпались на шахматной доске

И кто-то из играющих двоихВ порядке, по две в ряд, расставит их.

Встают ряды и стройны и крепки —В двух песнях две начальные строки.

Но силы их пока затаены,Меж ними есть и кони и слоны.

Коль у тебя рассеян ум и взгляд,Твой шах и от коня получит мат.

Столепестковой розою цвететТетрадь, чей сшит любовно переплет;

Но вырви нить, которой он прошит, —Лист за листом по ветру улетит.

Так участь прозы — с ветром улетать,Поэзии же — цветником блистать.

Удел ее поистине велик —Она цветет в предвечной Книге Книг.

Ее одежда может быть любой,А суть в ней — содержанье, смысл живой.

Не ценится газель, хоть и звучна,Когда она значенья лишена.

Но смысл поэма выскажет сильней,Когда прекрасен внешний строй у ней.

О боже, дай мне, бедному, в удел,Чтоб я искусством слова овладел!

ГЛАВА XV