Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа Страница 12

Совсем ночью, до того как укладываться спать, шли на самое открытое место – посмотреть небо, и наблюдали кометы, если они были, или положение, внешний аспект, противостояние и сочетания светил.

Затем Гаргантюа вкратце, по пифагорейскому способу, повторял с наставником все прочитанное, виденное, заученное, сделанное и слышанное в течение дня.

После же, помолившись, ложился спать.

ГЛАВА XXIV. Как Гаргантюа проводил время в дождливую погоду

Если случалась дождливая и холодная погода, то все время до обеда проводилось как и всегда, с тою разницею, что приказывалось развести яркий огонь, чтобы ослабить суровость погоды. Но после обеда, вместо гимнастических упражнений, оставались дома и, в гигиенических целях, принимались сгребать сено, колоть и пилить дрова, молотить в риге зерно; затем упражнялись в живописи и в скульптуре, или же возобновляли древний обычай игры в тали[76], как ее описал Леоник, и как играет наш друг Ласкарис[77].

Во время игры они повторяли места из древних авторов, где упоминается об этой игре. Иной раз или ходили смотреть, как плавят металлы, или как льют орудия, или же ходили смотреть мастерские гранильщиков, ювелиров, резчиков драгоценных камней; лаборатории химиков и монетчиков; ковровые мастерские, шелковые и бархатные, ткацкие; ходили к часовых дел мастерам, к зеркальщикам, типографщикам, органистам, красильщикам и всякого рода другим мастерам. Везде давая на вино, они изучали всякие мастерства и разные нововведения в них.

Ходили слушать публичные лекции, на торжественные акты, ораторские упражнения, декламации, на соревнования искусных адвокатов и на выступления евангелических проповедников.

Ходили в залы и места, устроенные для фехтования, и там Гаргантюа выступал против мастеров всякого оружия и доказывал им наглядно, что знал столько же, если не больше их. Вместо того чтобы собирать растения, они посещали лавки москательщиков, собирателей трав и аптекарей и внимательно рассматривали плоды и корни, листья, смолу, семена, всякие чужеземные мази и также, как их подделывали. Ходили смотреть акробатов, жонглеров и фокусников, и Гаргантюа изучал их Уловки и движения, прыжки и красноречие: особенно уроженцев Шони в Пикардии, так как те от природы большие краснобаи и молодцы дурачить людей.

Возвратившись к ужину, ели меньше, чем в другие дни, выбирая пищу более сушащую и более тощую, чтобы этим противодействовать сырости воздуха, в силу необходимости сообщающейся телу, и чтобы уменьшить вред от того, что они не имели обычных физических упражнений.

Так воспитывался Гаргантюа и преуспевал изо дня в день, извлекая, как вы сами понимаете, ту пользу, какую может извлечь юноша, соответственно своему возрасту одаренный умом, из таких непрерывных упражнений, которые хотя сначала и показались ему трудными, но впоследствии – такими легкими, приятными и любезными, что походили больше на королевские развлечения, чем на школьные занятия. Однако Понократ, желая дать своему воспитаннику отдохнуть от сильного умственного напряжения, раз в месяц выбирал погожий и ясный день, когда они с утра двигались за город и отправлялись в Жантильи, или в Булонь, или в Мон-Руж, в Пон-Шарантон, в Ванв, или в Сен-Клу. И там проводили весь день, услаждаясь, как только могли: шутили, смеялись, вдоволь угощались вином, играли, распевали песни, танцовали, валялись на траве лужаек, искали по гнездам птиц, ловили перепелов, лягушек и раков.

Но хотя такой день проходил без книг и чтения, все же не без пользы, потому что на лужайках они повторяли наизусть какие-нибудь приятные стихи из агрикультуры Виргилия, из Гезиода, из «Рустико» Полициана; списывали забавные латинские эпиграммы и потом перекладывали их во французские стихи в форме рондо и баллад.

Угощаясь, отделяли воду от вина, как учит Катон в сочинении «О деревенских делах» и Плиний, пользуясь для того плющом. Вино промывали в полном чану, откуда выливали его через воронку, а воду заставляли переливаться из одного сосуда в другой. Таким образом они соорудили несколько приборов-автоматов, то есть самодвижущихся.

ГЛАВА XXV. Как между пекарями из Лернэ и людьми из страны Гаргантюа возник великий спор, следствием чего были крупные войны

В то время года, когда бывает уборка винограда, в начале осени, местные пастухи занимались охраной виноградников и сторожили, чтобы скворцы не клевали винограда. В это время по большой дороге проезжали пекаря из Лернэ, с обозом в десять-двенадцать возов, нагруженных лепешками. Пастухи вежливо попросили пирожников снабдить их этим товаром по рыночной цене. Заметьте, что это божественная еда – съесть за завтраком винограду с лепешками (все равно какого: дамских пальчиков, изабеллы, малаги, коринки) для страдающих запором.[78]

Просьбу пастухов пекаря не только не были склонны удовлетворить, но – что хуже – стали их оскорблять, обзывая их пустомелями, зубоскалами, пачкунами, тупоумными чурбанами, глухарями, тетерями, бездельниками, обжорами, пьяницами, фанфаронами, негодяями, бараньими башками, щелкунами, собаками, петухами, жадинами, флюгарками, тюфяками, дубинами, оборванцами, лохмачами, сквернословами, скрипунами, пастухами и другими, еще худшими словами. И к этому прибавили, что лепешки им-де не к лицу, и что они должны довольствоваться серым хлебом.

На такие оскорбления один из обиженных, по имени Форжье, очень честная личность и юноша знатный, тихо ответил:

– С каких пор у вас выросли рога, что вы стали так наглы? Ведь прежде вы нас обыкновенно охотно снабжали лепешками, а теперь отказываетесь. Это не по-соседски, и мы никогда не поступаем с вами так, когда вы приезжаете к нам покупать прекрасную пшеницу, из которой вы печете свои пироги и лепешки. Мы бы дали вам за них в придачу винограду, но теперь, клянусь богородицей, вы раскаетесь в этом: и вам как-нибудь придется иметь дело с нами, и тогда мы поступим с вами подобным же образом, – помните это.

Тогда Маркэ, великий жезлоносец[79] братства пекарей, отвечал:

– Право, ты очень петушишься сегодня. Не наелся ли ты вчера на ночь проса? Поди сюда, поди, я тебе дам лепешку.

Тогда Форжье, в простоте душевной, подошел и вытащил было из пояса монету, полагая, что Маркэ отпустит ему лепешек; но тот хлестнул его кнутом по ногам так, что появились рубцы, а сам хотел спастись бегством. Но Форжье, закричав во всю мочь: – Убийца! Насильник! – бросил в него толстой дубиной, которую носил под мышкой, и попал ему в шов лобной кости, прямо над височной артерией с правой стороны, так что Маркэ свалился со своей кобылы и похож был скорее на мертвого, чем на живого.

Тем временем подбежали хуторяне, которые неподалеку сбивали орехи длинными палками, и начали колотить пекарей как сыромолотную рожь. Другие пастухи и пастушки, заслышав крики Форжье, прибежали с прутьями и палками и стали осыпать их камнями как градом. В конце концов они захватили их и отняли у них дюжины четыре-пять лепешек; все-таки они заплатили за них по обычной цене и дали им впридачу орехов и три корзинки белого винограду.

Пекаря помогли тяжело раненому Маркэ сесть на лошадь и вернулись в Лернэ, не продолжая пути в Парелье и крепко и сильно угрожая пастухам и хуторянам из Севилье и Синэ. После этого пастухи с пастушками отлично угостились лепешками с чудесным виноградом, повеселились под звуки волынки, подсмеиваясь над хвастливыми пекарями, которым не повезло, потому что, верно, утром они не той рукой перекрестились.

К ногам Форжье заботливо и тщательно прикладывали кисти грубого винограда, так что он скоро излечился.

ГЛАВА XXVI. Как жители Лернэ под предводительством короля Пикрошоля напали без предупреждения на пастухов Гаргантюа

Вернувшись в Лернэ, пекаря сейчас же, не пивши, не евши, двинулись в Капитолий и на свою обиду изложили жалобу королю, которого звали Пикрошоль Третий, показали ему свои сломанные корзины, ободранные шляпы, разорванные плащи, раздавленные лепешки, а прежде всего тяжело раненого Маркэ, рассказав, что все это наделали пастухи и хуторяне Грангузье на большой дороге за Севилье.