Анна Рэдклифф - Роман в лесу Страница 27

Тем временем молодой незнакомец, которого маркиз называл Теодором, оставался в аббатстве с мадам Ла Мотт и Аделиной. Первая, при всем ее такте, едва умела скрыть волнение. То и дело, заслышав шаги, она невольно спешила к двери и несколько раз даже выходила из залы, чтобы бросить взгляд в сторону леса, но каждый раз возвращалась разочарованная. Никто не появлялся. Теодор все свое внимание, какое вежливость позволяла отнять у мадам Ла Мотт, посвящал Аделине. Его манеры, столь мягкие, но при этом исполненные достоинства, мало-помалу избавили ее от стеснительности и преодолели сдержанность. В ее речах более не чувствовалось мучительной скованности, теперь в них, напротив, открывалась красота ее души, порождая, видимо, взаимное доверие. Вскоре стало очевидно сходство их чувствований, внезапное удовольствие то и дело освещало черты Теодора, который часто угадывал, по-видимому, еще и не высказанные мысли Аделины.

Отлучка маркиза показалась им совсем короткой, тогда как для мадам Ла Мотт она была слишком длинной; услышав наконец топот копыт у дверей, она просияла.

Маркиз вошел лишь на минуту и сразу удалился с Ла Моттом в другую комнату, где они некоторое время что-то обсуждали; после этого маркиз немедленно отбыл. Теодор попрощался с Аделиной, которая вместе с Ла Моттом и его супругой проводила их до дверей; лицо молодого человека выражало нежное сожаление, и, отъезжая, он часто оглядывался на аббатство, пока оно совсем не скрылось из виду за ветвями деревьев.

Недолгая радость, осветившая лицо Аделины, исчезла вместе с молодым незнакомцем, и, возвращаясь в зал, она вздохнула. Образ Теодора сопровождал девушку и в ее комнату; она помнила каждое сказанное им слово… его суждения, столь сходные с ее собственными… его манеры, такие приятные, его лицо, такое одушевленное, оригинальное, благородное, в котором мужское достоинство сочеталось с милой благожелательностью… Аделина вспоминала все эти и многие другие прекрасные его качества, и ею овладела тихая печаль. «Я никогда больше его не увижу», — прошептала она. Невольный вздох сказал ей больше о ее сердце, чем ей хотелось бы знать. Она вспыхнула и опять вздохнула, затем, взяв себя в руки, попыталась обратить свои мысли на другой предмет. Некоторое время она размышляла об отношениях Ла Мотта и маркиза, однако, не умея раскрыть их тайну, постаралась укрыться от собственных переживаний в тех, что черпала из книг.

В это время Луи, потрясенный и страшно удивленный отчаянием, которое охватило его отца при первом посещении маркиза, обратился к Ла Мотту с расспросами. Он не сомневался, что маркиз имеет прямое отношение к тому событию, из-за которого Ла Мотту пришлось покинуть Париж, и высказал свои мысли без утайки, сетуя при этом на несчастную случайность, которая заставила отца искать приют в таком месте, какое менее любого иного подходило для этого — во владениях его врага. Ла Мотт не возражая выслушал соображения сына и также стал жаловаться на злую судьбу, которая привела его в эти края.

Срок увольнения Луи из полка близился к концу, и он воспользовался случаем, чтобы выразить свое огорчение из-за того, что вынужден покинуть отца в столь опасных для него обстоятельствах.

— Я бы оставил вас, сэр, с более легким сердцем, — продолжал он, — если бы был уверен, что знаю все о ваших несчастьях. Сейчас же я вынужден гадать об опасностях, которых, возможно, и не существует. Избавьте же меня, сэр, от этой мучительной неопределенности и позвольте доказать, что я достоин вашего доверия.

— Я уже дал вам однажды ответ на ваш вопрос, — сказал Ла Мотт, — и запретил впредь касаться этой темы. Теперь я вынужден сказать вам, что мне нет дела до того, что вы уезжаете, коль скоро вы считаете возможным подвергать меня этим расспросам.

Резко повернувшись, Ла Мотт удалился, оставив сына в сомнениях и тревоге.

Появление маркиза развеяло ревнивые страхи мадам Ла Мотт, и она осознала, как жестока была к Аделине. Представив себе ее сиротство… неизменную преданность, о которой прежде свидетельствовало все ее поведение… мягкость и терпение, с какими она переносила ее несправедливое отношение к себе, мадам Ла Мотт была сражена и при первой же встрече стала держаться с Аделиной так же ласково, как когда-то. Однако она не могла ни объяснить это непоследовательное на первый взгляд поведение, не выдав своих подозрений, о которых теперь ей было совестно вспоминать, ни попросить за него прощения, не объяснив все.

В конце концов она удовлетворилась тем, что в своем обращении с Аделиной выражала искреннюю симпатию, вновь воскресшую. Аделина сперва удивилась, но перемена эта была ей слишком приятна, чтобы допытываться о ее причинах.

Однако, как ни рада она была вернувшемуся расположению мадам Ла Мотт, Аделина часто обращалась мыслями к собственному странному и даже отчаянному положению. Она не могла не чувствовать меньшего доверия к дружбе мадам Ла Мотт, чей нрав оказался не столь благожелательным, как она воображала прежде, и слишком склонен к капризам. Аделина то и дело вспоминала странное поведение маркиза в аббатстве, волнение его и Ла Мотта, а также очевидную неприязнь их друг к другу; ее недоумение в равной мере вызывало и то, что Ла Мотт предпочел, а маркиз ему позволил остаться в аббатстве.

К этой теме ее мысли возвращались, пожалуй, всего чаще, ибо имели отношение к Теодору; впрочем, она не осознавала истинную причину. Свою заинтересованность она относила к тревоге за благополучие Ла Мотта и за собственное свое будущее, которое было теперь столь тесно с ним связано. Правда, она иногда ловила себя на попытках угадать, каковы родственные отношения Теодора и маркиза, но тотчас одергивала себя и сурово корила за то, что позволила своим помыслам сбиться на предмет, который, как она угадывала, может оказаться слишком опасен для ее душевного покоя.

Глава VII

Воображаемые страхи хуже Действительных[47].

Несколько дней спустя после событий, рассказанных в предыдущей главе, Аделина, которая сидела у себя в комнате, предаваясь раздумьям, была потревожена лошадиным топотом, замершим у дверей. Выглянув из окна, она увидела маркиза де Монталя, входившего в аббатство. Его приезд удивил ее, и чувство, в причине которого она не пожелала дать себе отчет, заставило ее отпрянуть от окна. Впрочем, та же причина тотчас вернула ее назад, но тот, кого искал ее взгляд, не появился; однако на этот раз она не спешила отойти.

Пока она стояла так, задумчивая и разочарованная, маркиз вышел из дверей вместе с Ла Моттом и, сразу же взглянув вверх, увидел Аделину и поклонился. Она почтительно ответила на поклон и удалилась от окна, раздосадованная тем, что ее заметили. Мужчины ушли в лес, но спутники маркиза не последовали за ними, как в прошлый раз. Когда они вернулись — а до этого прошло немало времени, — маркиз вскочил на коня и ускакал вместе со свитой.

Весь остаток дня Ла Мотт выглядел мрачным и больше молчал, погруженный в свои думы. Аделина следила за ним с особенным вниманием и беспокойством; она заметила, что после каждого посещения маркиза он становится печальнее, и потому удивилась, услышав, что маркиза ждут на следующий день к обеду.

Сообщив об этом, Ла Мотт произнес целый панегирик, расхваливая характер маркиза и особенно подчеркивая его щедрость и душевное благородство.

Аделине сразу пришли на память толки об аббатстве, слышанные ею ранее, и они набросили тень на то совершенство, о котором повествовал Ла Мотт, так что блеск его несколько потускнел. Впрочем, слухи не заслуживали, по-видимому, большого внимания; ведь если отрицание чего-либо может служить доказательством, то в одной своей части они уже оказались ложными: так, говорилось, что в аббатстве водятся привидения, — однако же никаких сверхъестественных явлений нынешними его обитателями замечено не было.

Все же Аделина решилась спросить, к нынешнему ли маркизу относятся те оскорбительные слухи. Ла Мотт с иронической усмешкой ответил:

— Сказки о привидениях и домовых от века обожало и лелеяло простонародье. Я же склонен полагаться на мой собственный опыт, по меньшей мере столько же, сколько на россказни этих мужланов. Если вам довелось видеть что-либо, подтверждающее их выдумки, не откажите в любезности сообщить мне об этом, чтобы и я утвердился в вере.

— Вы неверно меня поняли, сэр, — сказала Аделина, — я спрашивала не о сверхъестественных силах; я имела в виду другие слухи, о том, что по приказу маркиза здесь был спрятан некто, умерший, как говорили, не своей смертью. Именно это называли причиной, по которой маркиз покинул свое аббатство.

— Все это досужие выдумки, — сказал Ла Мотт, — романтические сказки, создаваемые ради того, чтобы удивить. Одного того, что маркиз здесь, достаточно, чтобы их опровергнуть; если мы вздумаем поверить хотя бы половине этих россказней, имеющих тот же источник, что и первые, мы сами покажем себя немногим выше тех простаков, которые их выдумывают. Полагаю, ваш здравый смысл, Аделина, подскажет вам, что всему верить нельзя.