Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа Страница 27
- Категория: Старинная литература / Европейская старинная литература
- Автор: Рабле Франсуа
- Страниц: 33
- Добавлено: 2020-09-18 14:09:17
Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа» бесплатно полную версию:Перед нами книга, составившая эпоху в истории французской общественной мысли и вошедшая в фонд мировой классической литературы. Четыреста лет живет она, расширяя круг своих читателей по мере роста культуры и образованности среди народов мира.
Издание снабжено великолепными работами французского художника Гюстава Доре, ставшими классикой иллюстрирования «Гаргантюа и Пантагрюэля».
Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа читать онлайн бесплатно
ГЛАВА I. О происхождении и древности рода великого Пантагрюэля
В начале главы рассказывается о том, что вскоре после убийства Каином Авеля наступил такой год, когда пропитанная кровью праведника земля была необыкновенно урожайна, особенно же на кизил, который был крупен, красив и вкусен, но обладал свойством заставлять каждого, кто его съест, распухать: у кого вздувался живот, у кого – плечи, и получались горбуны, из рода коих вышел впоследствии Эзоп; у кого вытягивались ноги, у кого нос, у кого уши, так что они могли из одного уха сшить себе полный костюм, а другим накрываться как плащом.
Иные же вырастали во всех измерениях, и от них произошли великаны. Первым из них был Шальброт, который родил Сараброта, который родил Фариброта, который родил Гюртали, любителя супа, царствовавшего во время потопа который родил Немврода, который родил Атласа, подпиравшего плечами небо, чтобы оно не упало, который родил Голиафа, который родил Эрикса, изобретателя фокусов.
Далее следует более пятидесяти имен знаменитых великанов.
В числе их встречаем известные имена: Полифема, Тифона, Бриарея Сторукого, Адамастора, Антея, Пора, «с которым воевал Александр Великий», еше раз Голиафа, Геммагога, Сизифа, «который родил Титанов, от которых произошел Геркулес», который родил Энея, который родил Фьерабраса, побежденного пэром Франции Оливье, другом Роланда, который родил Моргана который «первый в мире играл в кости с очками на носу»… В конце списка стоят имена: Грангузье, Гаргантюа и, наконец, «благородного Пантагрюэля, моего господина».
Закончив список, Раблэ высказывает от имени читателя недоумение: каким образом сохранились великаны во время потопа? В числе заключенных Ноев ковчег людей великана Гюртали не было; но он сидел верхом на ковчеге, как маленькие дети на деревянных лошадках, или как «большой бернский бык, убитый при Мариньяне» (т.-е. трубач, прозванный быком за то, что пользовался вместо трубы рогом быка; с ним мы встретимся в конце четвертой книги), скакал верхом на пушках. Именно он, Гюртали, спас ковчег, так как правил ногами вместо руля. Из недр ковчега ему подавали в трубу съестные припасы…
«Вы все хорошо поняли? Ну, так выпейте, только не разбавляйте вина водой. Если же вы не верите, – ну, и я не верю».
ГЛАВА II. О рождении грозного Пантагрюэля
В возрасте пятисот двадцати четырех лет Гаргантюа родил сына своего Пантагрюэля от своей жены, по имени Бадэбек, дочери короля аморотов в Утопии. Мать умерла от родов, ибо ребенок был столь чудесно громаден и тяжел, что не мог появиться на свет, не задушив своей матери.
Чтобы вполне понять, почему при крещении дали ему такое имя, надо вспомнить, что в этом году по всей Африке была такая великая засуха, что тридцать шесть месяцев три недели четыре дня и тринадцать с лишним часов и даже немного больше не было дождя, а солнце пекло так, что вся земля пересохла. Даже во времена Илии не было такого зноя, как тогда: на этот раз не было дерева на земле, на котором остался бы хоть лист или цветок; травы пожелтели, реки высохли, источники иссякли; несчастные рыбы, лишенные их родной стихии, в ужасе подпрыгивали и кричали на голой земле. От недостатка росы птицы падали замертво; волки, лисицы, олени, кабаны, козули, кролики, зайцы, ласки, куницы, барсуки и другие звери валялись повсюду на полях мертвые, с разинутыми пастями.
Жалко было смотреть на людей! Они ходили высунув язык, как борзые собаки после шестичасового бега. Иные бросались в колодцы, другие залезали в брюхо коровы, чтобы укрыться в тень. Гомер таких называл алибантами. Жизнь в стране замерла. Жалостно было видеть человеческие усилия, чтобы избавиться от этой страшной жажды. Настоящим подвигов было спасти святую воду для церквей, чтобы она не была уничтожена. Но советом господ кардиналов и святого отца было приказано, что каждый мог получать ее только раз. Несмотря на это, когда кто-нибудь входил в церковь, то можно было всегда видеть до двадцати несчастных страдальцев, теснившихся вокруг того, кто раздавал воду пришельцам, с разинутыми ртами, чтобы получить хоть капельку, точно злой богач в притче о Лазаре. О, как счастлив был в этот год тот, у кого был холодный и хорошо снабженный погреб!
Философ, обсуждая вопрос – отчего морская вода солона, – говорит, что в те дни, когда Феб позволил управлять своею светозарной колесницей сыну своему Фаэтону, – последний, несведущий в этом деле, не сумел проехать по линии эклиптики, проходящей между двумя тропиками солнечной сферы, сбился с дороги и настолько приблизился к земле, что засушил все лежащие под ним страны и прожег значительную часть, которую философы зовут Млечным Путем, а лифрелофры[132] называют Путем Иакова, хотя наиболее хитроумные поэты говорят, что Млечным Путем называется то место, куда пролилось молоко Юноны во время кормления ею Геракла.
Как бы там ни было, земля нагрелась до того, что неимоверно вспотела, отчего вспотело и море и стало соленым, потому что всякий пот солон. Вы убедитесь в этом, когда попробуете ваш собственный пот или пот больных венериков, которых заставляют потеть – мне все равно.
Нечто подобное произошло и в описываемом году. В одну из пятниц все отправились крестным ходом, с многочисленными молебнами и литиями, умоляя всемогущего бога соблаговолить воззреть на их бедствие милостивым своим оком… И вдруг молящиеся увидели, как из пор земли выступают крупные капли воды, точь-в-точь как пот у сильно потеющего человека. Бедняги обрадовались, так как считали возможным извлечь из этого для себя пользу, ибо иные объясняли это явление тем, что в воздухе не осталось ни капли влаги, от которой можно было бы ждать дождя и что земля восполняет этот недостаток. Иные же ученые говорили, что это идет дождь у антиподов, как рассказывает Сенека, в четвертой книге «Натуральной истории», говоря о происхождении и истоках реки Нила. Однако они ошибались, потому что когда кончился крестный ход и каждый захотел вволю напиться этой росы, то оказалось, что это рассол, – солонее и хуже, чем морская вода. И вот в этот самый день родился Пантагрюэль. Потому отец его и дал ему это имя. Ибо «Панта» по-гречески означает «все», а «грюэль» на языке агарян[133] – «жаждущий». Этим отмечалось, что в год, день и час его рождения все в мире жаждало. Это было как бы пророчество: отец младенца предвидел, что некогда тот будет властителем жаждущих. То же самое в тот же час было возвещено еще более очевидным знамением. Когда царица Бадэбек разрешалась младенцем и повитуз готовились его принимать, прежде всего из живота выскочило шестьдесят восемь погонщиков мулов, и каждый держал за уздцы лошак нагруженного солью; за ними последовали девять дромадеров, навьюченных тюками с ветчиной и копчеными языками, семь верблюдов, нагруженных угрями, и затем двадцать пять возов с луком-пореем, чесноком и зеленым луком. Это ужаснуло повитух; но некоторые из них сказал:
– Доброе предзнаменование, чудесная еда: мало мы, значит, пили. После такой пищи много надо вина.
И пока они болтали друг с другом, вылез сам Пантагрюэль, мо натый как медведь. При виде его одна повитуха сказала в пророческом вдохновении:
– Он родился весь в волосах – значит, совершит замечательные подвиги, и если будет жив, проживет долго.
Глава ІІІ. О скорби Гаргантюа по случаю смерти жены его Бадэбек
Когда Пантагрюэль родился, кто был смущен и угнетен, так это его отец Гаргантюа. Видя, с одной стороны, умершую жену Бадэбек с другой – родившегося сына Пантагрюэля, такого красивого и такого большого, он не знал, что ему говорить и что делать. Сомнение, смущавшее его разум, состояло в том, что он не знал, должен ли он плакать от горя по своей жене или смеяться от радости при виде сына. В пользу того и другого у него были софистические доводы, которые подавляли его, потому что хотя он рассуждал in modo et figura, но не мог их разрешить. Под тяжестью сомнения он оцепенел как мышь в мышеловке, как коршун в силках. Он говорил сам с собою:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.