Анна Рэдклифф - Роман в лесу Страница 30

Когда чувства эти улеглись и разум возобладал вновь, Аделина устыдилась своего, как она назвала это, ребяческого всплеска самолюбия. Словно в первый раз она вспомнила слова Теодора: «Я боюсь, что вас обманывают и опасность совсем близко». Теперь ее здравый смысл оправдывал обидчика и видел лишь друга. Суть этих слов, в справедливости которых она более не сомневалась, вновь ее встревожила. Ради чего он взял труд прийти сюда с виллы, ради чего намекал на грозившую ей опасность, если не желал остеречь ее? А если так, какое препятствие помешало ему прийти на свидание?

Эти мысли сразу заставили ее принять решение. Завтра, в тот же час она придет на заветную полянку, куда участие к ее судьбе, без сомнения, приведет Теодора в надежде с нею там встретиться. Она не могла не верить тому, что над нею нависло какое-то несчастье, но что это за несчастье, угадать не могла. Мсье и мадам Ла Мотт были ее друзья, но кто же еще мог обидеть ее здесь, где, как она полагала, отцу до нее не добраться? И почему Теодор сказал, что ее обманывают? Поняв, что не в состоянии выбраться из лабиринта догадок, она постаралась не поддаваться тревоге до следующего вечера. И все усилия употребила на то, чтобы как-то развлечь мадам Ла Мотт, которая после отъезда сына очень нуждалась в утешении.

Наконец, удрученная собственными бедами и сострадая бедам мадам Ла Мотт, Аделина удалилась на ночь к себе. Вскоре она забылась сном, но это было тревожное забытье, из тех, что слишком часто посещают ложе страдальцев. В конце концов ее растревоженная фантазия навеяла ей следующее сновидение[48].

Она увидела себя в просторном старинном покое аббатства, кое-как обставленном, но более старом и запущенном, чем все, какие она видела до сих пор. Помещение было крепко заперто, однако никого в нем не было. Она стояла, раздумывая и озираясь, как вдруг услышала слабый голос, который звал ее; повернувшись в ту сторону, откуда он раздался, она увидела в слабом свете лампы фигуру, распростертую на брошенном прямо на пол ложе. Тот же голос вновь позвал ее, и, подойдя ближе, она отчетливо увидела лицо человека, по-видимому, умиравшего. Он был мертвенно-бледен, однако сохранял выражение мягкости и достоинства, глубоко ее поразившие.

Пока она смотрела на него, его черты изменились, искаженные предсмертной агонией. Потрясенная, она отпрянула, но он внезапно протянул руку и, схватив ее кисть, крепко сжал. Она в ужасе боролась, пытаясь освободиться, и вдруг, опять взглянув на него, увидела мужчину лет тридцати, но совершенно здорового, хотя черты лица его были те же и излучали доброту. Он ласково ей улыбнулся и приоткрыл губы, словно собирался что-то сказать, как вдруг пол комнаты разверзся, и он исчез. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не последовать за ним, и от этого она проснулась… Сон так сильно потряс ее, что потребовалось время, прежде чем она преодолела вызванный им ужас и даже по-настоящему осознала, что находится в своей спальне. Но в конце концов она успокоилась настолько, что могла снова уснуть. И опять ей приснился сон.

Ей привиделось, что она заблудилась в извилистых коридорах аббатства, что почти темно и она давно уже бродит, но никак не может найти дверь. Внезапно откуда-то сверху донесся погребальный звон и вскоре затем — отдаленные невнятные голоса. Она с удвоенной силой принялась искать выход. Было тихо; наконец, усталая, она села на ступеньку в коридоре. Так она просидела недолго и вдруг увидела вдали отблески света на стенах, однако поворот коридора, очень длинного, не позволял ей увидеть, что там происходит. Некоторое время отблески были едва заметны, но потом стали ярче, и тут она разглядела в коридоре человека, облаченного в длинное черное платье, похожее на то, какое надевают служители на похоронах, и с факелом в руке. Он приказал ей следовать за ним и повел по длинному коридору к подножию лестницы. Ей стало страшно, она побежала назад, и тогда человек повернулся и погнался за ней… От ужаса она проснулась.

Взбудораженная этими сновидениями, а еще более их явной связью между собой, глубоко ее поразившей, она решила бодрствовать, чтобы отвязаться от кошмарных образов. Однако некоторое время спустя усталость вновь погрузила ее в дремоту, хотя и не приносившую отдохновения.

Теперь она увидела себя в огромной старинной галерее и в одном конце ее разглядела дверь в комнату, чуть-чуть приоткрытую; оттуда просачивался свет. Она подошла и обнаружила человека, которого уже видела раньше; он стоял возле двери и знаком звал ее подойти. С непоследовательностью, столь свойственной сновидениям, она более не старалась уйти от него и, приблизившись, последовала за ним через анфиладу комнат, завешенных черным и освещенных как для похорон. Он вел ее все дальше, пока она не поняла, что находится в комнате, которую видела в предыдущем сне. Покрытый саваном гроб стоял в дальнем конце ее, освещенный свечами, в окружении нескольких человек, погруженных, по-видимому, в глубокое горе.

Внезапно ей представилось, что все эти люди ушли, она же осталась одна; она подошла к гробу, поглядела на него и вдруг услышала голос, звучавший словно бы изнутри, но никого не увидела. Человек, которого она встретила недавно, вскоре оказался подле гроба, и она, подняв саван, увидела мертвеца, в котором узнала того умиравшего дворянина, который привиделся ей в прошлом сне. Черты его уже были тронуты смертью, но еще хранили ясность. Она стояла, глядя на него, и вдруг из его бока хлынула на пол кровь, залив всю комнату; одновременно голос, который она слышала ранее, произнес несколько слов, но тут ужас от всего увиденного охватил ее с такой силой, что она вздрогнула и пробудилась.

Едва придя в себя, она встала с кровати, дабы убедиться, что все это был только сон; волнение было так сильно, что она побоялась оставаться одна и почти решила уже позвать Аннетт. Черты покойного и комната, где он лежал, отчетливо запечатлелись в ее памяти, и ей все еще казалось, что она слышит тот голос и видит лицо, представшее ей во сне. Чем дольше она думала об этих снах, тем больше им дивилась; они были так ужасны, так часто возвращались и казались столь явно друг с другом связанными, что она никак не могла считать это случайностью; но и счесть их чем-то сверхъестественным она также не находила причин. В эту ночь она больше не уснула.

Конец первого тома

Том второй

Глава VIII

Все эти чудесаСовпали так, что и сказать нельзя:«Они естественны, они обычны».Я думаю, что зло они венчают[49].

Когда Аделина вышла к завтраку, мадам Ла Мотт была поражена ее утомленным, измученным видом и спросила, не больна ли она. Аделина, заставив себя улыбнуться, сказала, что дурно спала, так как ее терзали кошмары. Она уже готова была пересказать их, но какой-то сильный непроизвольный импульс помешал ей. К тому же Ла Мотт так безжалостно высмеял ее беспокойство, что она почувствовала себя пристыженной, вообще заговорив об этом, и постаралась изгнать самое память о том, что было его причиной. После завтрака она надеялась отвлечься от своих мыслей, беседуя с мадам Ла Мотт, но ничего не могла поделать с собой: события последних двух дней, разные эпизоды из сновидений и попытки догадаться о том, что же все-таки хотел сообщить ей Теодор, не давали ей покоя. Некоторое время женщины сидели вдвоем, как вдруг у портала аббатства послышались голоса, и Аделина, подойдя к оконной нише, увидела на поляне внизу маркиза и его спутников. Некоторых из них, скрытых от нее порталом, она видеть не могла — возможно, среди них был и Теодор. С великой тревогой она ждала его появления, пока маркиз и кое-кто из его свиты не вступили в зал, сопровождаемые Ла Моттом; мадам Ла Мотт вышла им навстречу, Аделина же поднялась к себе.

Вскоре, однако, Ла Мотт прислал к ней сказать, чтобы она присоединилась к обществу, но тщетно надеялась она увидеть среди гостей Теодора. Когда она вошла, маркиз встал и сделал ей несколько обычных комплиментов, после чего потекла оживленная беседа. Аделина, почувствовав, что неспособна изображать оживление, в то время как ее сердце сжимается от тревоги и разочарования, почти не принимала в ней участия: имя Теодора не было упомянуто ни разу! Она спросила бы о нем сама, если бы могла сделать это, не нарушая приличий, а потому была вынуждена довольствоваться надеждой на то, что он, возможно, появится к обеду или хотя бы перед отъездом маркиза.

Так в бесплодных ожиданиях прошел этот день. Уже близился вечер, а она все еще осуждена была сидеть перед маркизом, делая вид, что внимает беседе, которую, сказать по правде, едва ли слышала, а тем временем ускользал, быть может, случай, от которого зависела ее судьба. Неожиданно она была избавлена от этой пытки, но предана другой, возможно, еще более мучительной.