Мари Мадлен де Лафайет - Принцесса Клевская (сборник) Страница 4

– Сегодня вечером смотрите только на ее высочество, прошу вас, это мой приказ. Я не стану ревновать. Не подходите ко мне больше, за мной следят.

Едва сказав это, она сразу же отошла, а герцог Анжуйский застыл, словно громом пораженный. Он понял, что у него есть счастливый соперник. Поскольку речь шла об ее высочестве, он сообразил, что это герцог де Гиз и что его сестра оказалась той самой жертвой, которой де Гиз купил расположение принцессы де Монпансье. Досада, ревность и ярость неистово бушевали в его душе, где уже и без того гнездилась ненависть к де Гизу, и отчаяние его незамедлительно привело бы к какой-нибудь кровавой выходке, если бы прирожденная скрытность не помогла ему совладать с собою и, учитывая обстоятельства, отложить свою месть. Однако он не мог отказать себе в удовольствии сообщить герцогу де Гизу, что знает тайну его любви, и, выходя из зала, где они танцевали, сказал:

– Вы чересчур самонадеянны, герцог, если осмеливаетесь посягать на мою сестру, одновременно отнимая у меня возлюбленную. Только почтение к королю не позволяет мне дать волю гневу. Но запомните: смерть будет, возможно, наименьшей ценой, которой вы заплатите мне за свою дерзость.

Гордый де Гиз не привык сносить подобные угрозы. Ответить он не успел, ибо в этот момент король подозвал их обоих к себе, но слова герцога Анжуйского заронили в его душу жажду мести, не угасавшую в нем на протяжении всей жизни. В тот же вечер герцог Анжуйский начал настраивать против него короля. Он сумел убедить его в том, что их сестра никогда не согласится на предлагаемый ей брак с королем Наварры, пока вокруг нее будет вертеться герцог де Гиз, и что это позор – позволять ему ради собственного тщеславия препятствовать браку, который должен принести Франции мир. Король и без того уже был раздражен против де Гиза, слова брата подлили масла в огонь, и назавтра, когда герцог де Гиз явился на бал к королеве, блистая одеянием, расшитым драгоценными каменьями, но еще более своей красотой, король встал у дверей и резко спросил, куда он направляется. Герцог, не смутившись, сказал, что пришел оказать его величеству посильные услуги. Король объявил в ответ, что в его услугах более не нуждается, и повернулся к нему спиной. Взбешенный герцог вошел, однако, в зал, затаив в сердце гнев и против короля, и против герцога Анжуйского. Оскорбление разожгло его природную гордыню, и он, словно бросая обидчикам вызов, вопреки обыкновению буквально не отходил от ее высочества, тем более что намек герцога Анжуйского на его отношения с принцессой де Монпансье не позволял ему теперь даже взглянуть в ее сторону. Герцог Анжуйский внимательно наблюдал за ними: глаза принцессы, против ее воли, выдавали досаду, когда де Гиз говорил с ее высочеством, и герцог Анжуйский, уже зная из ее слов, сказанных ему по ошибке, что она ревнует, подошел к ней в надежде их поссорить.

– Сударыня, – сказал он, – должен сообщить вам, заботясь не столько о себе, сколько о вас, что герцог де Гиз вовсе не заслуживает того предпочтения, которое вы оказываете ему передо мной. Прошу вас: не перебивайте меня и не пытайтесь отрицать правду, которая, увы, мне слишком хорошо известна. Он обманывает вас, жертвуя вами ради моей сестры, точно так же, как ею ради вас. В этом человеке нет ничего, кроме честолюбия. Но коль скоро вы одарили его своей благосклонностью, то не стану более соперничать с ним. Я не намерен препятствовать счастью, которого он заслуживает, несомненно, меньше, чем я, но я был бы недостоин вас, если бы продолжал упорствовать, стараясь завоевать сердце, уже отданное другому. Я встретил в вас одно лишь равнодушие, и с меня довольно. Не хочу, чтобы оно сменилось ненавистью, если я стану и дальше докучать вам своей любовью, самой верной и преданной, какой когда-либо была любима женщина.

Герцог Анжуйский с трудом договорил последние слова – его любовь и обида были неподдельными, и, хотя он начинал говорить побуждаемый главным образом досадой и жаждой мести, он постепенно расчувствовался, глядя на красоту принцессы и понимая, как много теряет, лишаясь надежды на ее любовь. Не ожидая ответа, он покинул бал, сделав вид, будто почувствовал себя дурно, и отправился к себе упиваться в одиночестве своим страданием. Легко вообразить, в каком смятении и отчаянии оставил он принцессу. Знать, что ее доброе имя и сокровеннейшая тайна ее жизни находятся в руках человека, которого она отвергла, и услышать от него, не имея возможности усомниться в его словах, что она обманута своим возлюбленным, – все это отнюдь не способствовало веселому настроению, которое надлежало изображать на празднестве. Однако покинуть бал она не могла; к тому же ей пришлось отправиться ужинать к своей свекрови, герцогине де Монпансье, желавшей непременно увезти ее с собой. Герцог де Гиз, одержимый нетерпением поделиться с госпожой де Монпансье тем, что услышал накануне от герцога Анжуйского, последовал за ней к сестре. Но каково же было его удивление, когда, попытавшись заговорить с прекрасной принцессой, он услышал от нее лишь ужаснейшие упреки, причем столь запальчивые и невразумительные, что он ничего не мог понять, за исключением того, что она обвиняет его в неверности и предательстве. Герцог был потрясен обрушившимся на него новым несчастьем: он ждал от принцессы утешения, а не отповеди. Но он любил ее со всей страстью и не мог жить ни минуты, не будучи уверенным во взаимности. Он принял отчаянное решение.

– Вы будете довольны, сударыня, – сказал он. – Я сделаю ради вас то, чего не мог добиться от меня сам король при всем своем могуществе. И пусть на карту будет поставлено мое будущее, но это ничто для меня в сравнении с вашим спокойствием.

Не задерживаясь более ни минуты в доме сестры, он тотчас отправился к своим родственникам кардиналам и, сославшись на оскорбительное поведение короля, убедил их отбросить мысль о его возможной женитьбе на ее высочестве и устроить его брак с принцессой Порсьенской[21], о котором уже шла речь прежде. Это было немедленно сделано и оглашено назавтра. Все изумились, а принцесса де Монпансье и обрадовалась, и опечалилась одновременно. Ей приятно было сознавать свою власть над де Гизом, но досадно, что он отказался от такой блестящей женитьбы. Проиграв в положении, герцог рассчитывал, по крайней мере, вознаградить себя выигрышем в любви: он настоял на том, чтобы принцесса встретилась с ним наедине и объяснилась по поводу несправедливых упреков, которые обрушила на него после бала. Она согласилась приехать к его сестре, герцогине де Монпансье, в такое время, когда ее не будет дома, с тем чтобы и он приехал туда же. Как и было решено, герцог де Гиз получил наконец счастливую возможность броситься к ее ногам и без свидетелей поведать о своей любви и о страданиях, виной которым была ее подозрительность. Принцесса, однако, не могла забыть все, что наговорил ей герцог Анжуйский, хотя поступок герцога де Гиза так наглядно это опроверг. Она объяснила ему, почему сочла его предателем – ведь, по ее убеждению, герцог Анжуйский мог говорить только с его собственных слов. Герцог де Гиз не знал, как оправдаться, и недоумевал не меньше, чем сама принцесса, каким образом могла открыться их связь. Разговор продолжался, и принцесса сказала, что он напрасно так поторопился с женитьбой на принцессе Порсьенской и отказался от столь выгодного брака с сестрой короля, тем более что она нисколько не ревновала к ней и сама просила его в тот день, когда был балет, чтобы он смотрел только на ее высочество. Герцог ответил, что, видимо, таково было ее намерение, но уста ее этого не произнесли. Принцесса стояла на своем. Наконец, после долгих споров и разбирательств, они поняли, что она, видимо, спутала его с герцогом Анжуйским из-за сходства костюмов, и сама невольно выдала их тайну. Герцог де Гиз, который и без того уже почти оправдался перед принцессой своей женитьбой, теперь был совершенно чист в ее глазах. Она не могла не отдать свое сердце человеку, который уже владел им некогда и который всем пожертвовал ради нее. Она благосклонно выслушала клятвы и позволила ему думать, что не совсем равнодушна к его страсти. Возвращение герцогини де Монпансье прервало их беседу и помешало герцогу де Гизу излить свой восторг.

Вскоре после этого двор переехал в Блуа[22], куда отправилась и принцесса де Монпансье; там был заключен брак между ее высочеством и королем Наварры, и герцог де Гиз, не желавший иного величия и успеха, кроме счастья быть любимым принцессой де Монпансье, встретил это событие с радостью, хотя прежде оно повергло бы его в отчаяние. Он не настолько хорошо скрывал свои чувства, чтобы не дать повода для беспокойства ревнивому принцу де Монпансье, и тот, желая избавиться от терзавших его подозрений, приказал жене ехать в Шампиньи. Для принцессы это был страшный удар, однако ей пришлось повиноваться. Она изыскала возможность проститься наедине с герцогом де Гизом, но не могла придумать надежный способ для переписки. Наконец, после долгих размышлений, она решила прибегнуть к помощи графа де Шабана, в котором по-прежнему видела своего друга, не желая считаться с тем, что он еще и влюблен. Герцог де Гиз, зная, как предан граф принцу, пришел в ужас от ее выбора, но она успокоила его, уверив, что ручается за надежность графа; герцог расстался с ней мучительно, испытывая всю горечь, какую только может причинить разлука со страстно любимой женщиной.