Мари Мадлен де Лафайет - Принцесса Клевская (сборник) Страница 5

Все время, пока принцесса оставалась при дворе, граф де Шабан лежал больной у себя дома, но, узнав, что она едет в Шампиньи, догнал ее по дороге, чтобы ехать вместе. Он был счастлив, увидев, как рада принцесса встрече с ним и как ей не терпится с ним поговорить. Но каково же было его разочарование, когда он понял, что нетерпение это вызвано единственным желанием поскорее сообщить ему, как горячо любит ее герцог де Гиз и как любит его она сама. От горя он не мог отвечать. Но принцесса испытывала столь сильную потребность говорить о своей любви, что не замечала его молчания, она принялась рассказывать в мельчайших подробностях историю своих отношений с герцогом и сказала, что они условились вести переписку через него. Для графа это было последним ударом: его потрясло, что любимая женщина предлагает ему оказывать услуги сопернику и говорит об этом как о чем-то само собой разумеющемся, ни на миг не задумываясь о том, какой пытке она его подвергает. Однако он безукоризненно владел собой и сумел скрыть свое состояние, выразив лишь удивление произошедшей в ней переменой. В первый момент он подумал, что эта перемена, убив в нем надежду, неминуемо убьет и страсть, но, любуясь против воли красотой принцессы и появившейся в ней новой утонченностью, приобретенной при дворе, почувствовал, что любит ее еще сильнее, чем прежде. Слушая ее, он оценил всю чистоту и изысканность ее чувств к герцогу де Гизу, все благородство ее сердца, и его охватило безумное желание это сердце завоевать. Поскольку страсть графа была поистине необыкновенной, то и действие она произвела необыкновенное: он согласился передавать своей возлюбленной письма соперника. Разлука с герцогом повергла принцессу в смертельную тоску, и, не ожидая облегчения ни от чего, кроме писем, она беспрестанно изводила графа, спрашивая, нет ли для нее письма, и чуть ли не винила его в том, что оно запаздывает. Наконец он получил для нее письмо с нарочным и немедля отнес ей, чтобы ни на миг не отдалять ее минутного счастья. Принцесса была счастлива безмерно. Она даже не пыталась скрыть свою радость от графа и заставила его до дна испить горчайший яд, читая ему вслух это письмо и свой любезный, нежный ответ. Он отнес ответ посланцу герцога, исполненный все той же преданности и еще большей печали. Его немного утешала надежда, что принцесса все же поймет, чего стоит ему роль посредника, и выкажет ему свою признательность, но она становилась день ото дня все суровее по отношению к нему, измученная страданием, которое причинял ей другой. Наконец он не выдержал и взмолился, прося ее хоть на миг задуматься о том, как она терзает его. Но все помыслы принцессы были заняты только герцогом, которого она считала единственным человеком, достойным поклоняться ей. Обожание другого смертного показалось ей столь оскорбительным, что она дала графу еще более резкую отповедь, чем тогда, когда он в первый раз признался ей в любви. Граф, потеряв самообладание, вышел от нее, покинул Шампиньи и отправился к одному из своих друзей, жившему неподалеку. Оттуда он написал принцессе гневное, но почтительное письмо, в котором прощался с ней навсегда. Принцесса пожалела, что так жестоко обошлась с человеком, над которым имела безграничную власть, и, не желая потерять его окончательно – ибо ценила его как друга и не могла обойтись без него в своих отношениях с герцогом де Гизом, – написала ему, что непременно хочет поговорить с ним в последний раз, а потом он волен поступать как ему будет угодно. Человек слаб, когда он влюблен. Граф вернулся, и не прошло и часа, как красота принцессы, очарование ее ума и несколько приветливых слов сделали его еще более покорным, чем прежде, – он даже вручил ей письма от герцога де Гиза, которые только что получил.

В это время при дворе было решено вызвать в Париж всех вождей гугенотов с тем чудовищным умыслом, который осуществился в день святого Варфоломея[23], и король, дабы ввести их в заблуждение, удалил от себя всех принцев дома Бурбонов и дома Гизов. Принц де Монпансье вернулся в Шампиньи, усугубив своим приездом муки принцессы, а все де Гизы отправились к своему дяде, кардиналу Лотарингскому. Любовь и вынужденная праздность вызвали у герцога де Гиза столь безудержное желание увидеться с принцессой де Монпансье, что, не думая о том, чем это может обернуться и для нее, и для него, он под предлогом путешествия оставил всю свою свиту в небольшом городке и, взяв с собой лишь одного дворянина, того, который уже не раз ездил в Шампиньи, отправился туда на почтовых лошадях. Поскольку с принцессой можно было связаться только через графа де Шабана, он велел своему провожатому написать графу записку с просьбой прибыть в условленное место. Граф отправился на встречу, считая, что речь идет просто о получении писем для принцессы, но каковы же были его удивление и горе, когда он увидел там самого герцога де Гиза! Герцог, всецело поглощенный желанием увидеть принцессу, обратил на смятение графа не больше внимания, чем принцесса на его молчание, когда рассказывала ему о своей любви. Герцог принялся расписывать ему во всех красках свою страсть и объяснять, что непременно умрет, если граф не добьется от принцессы разрешения увидеть ее. Граф де Шабан сказал лишь, что передаст принцессе его просьбу и вернется с ответом. Он пустился в обратный путь, страдая так, что временами почти терял рассудок. Несколько раз он склонялся к тому, чтобы отослать герцога назад, ничего не говоря принцессе, но потом вспоминал о данном ей обете верности и отбрасывал это решение.

Так он добрался до Шампиньи, все еще не зная, как ему поступить, но, услышав, что принц де Монпансье на охоте, направился прямо в покои принцессы; та, увидев, как сильно он взволнован, немедленно отослала прочь дам своего окружения, желая поскорее узнать, что случилось. Стараясь сохранять хладнокровие, граф сообщил, что герцог де Гиз находится поблизости от Шампиньи и просит позволения увидеться с ней. Принцесса громко вскрикнула при этом известии, и ею овладело смятение, сравнимое лишь со смятением графа. В первый момент она думала лишь о счастье, которое сулила ей встреча с любимым. Но потом, когда она поняла, что эта встреча идет вразрез с ее долгом, что увидеться с герцогом она сможет, лишь впустив его ночью к себе в комнату потихоньку от мужа, она пришла в полное отчаяние. Граф ждал ее ответа, как если бы для него это был вопрос жизни и смерти, но, догадавшись по ее молчанию, что она колеблется, он решился заговорить и принялся объяснять ей, каким опасностям она подвергнет себя, если согласится на это свидание. Желая доказать, что его слова продиктованы лишь заботой о ней, он добавил:

– Если после всего, что я сказал вам, сударыня, страсть возобладает над разумом и вы все-таки решитесь встретиться с герцогом, то пусть мое мнение вас не останавливает, раз вас не останавливает забота о собственном благополучии. Я не хочу лишать радости женщину, которую боготворю, и не хочу вынуждать вас искать людей менее надежных и преданных, чем я, чтобы исполнить свое желание. Если вам будет угодно, я отправлюсь за герцогом де Гизом сегодня же вечером, ибо слишком опасно надолго оставлять его там, где он находится, и приведу его к вам.

– Но как вы проведете его? – перебила принцесса.

– Ах, сударыня, – воскликнул граф, – значит, все уже решено, раз вы обсуждаете только, как это сделать! Не волнуйтесь, он придет к вам, счастливец! Я проведу его через парк, вы лишь прикажите самой преданной из ваших камеристок, чтобы она ровно в полночь опустила маленький подъемный мост, который ведет из ваших покоев в цветник, и больше ни о чем не тревожьтесь.

Не дожидаясь ответа, граф вышел, вскочил на лошадь и отправился за де Гизом, который ждал его, сгорая от нетерпения. Принцесса была так взволнована, что не сразу пришла в себя. Первым ее порывом было вернуть графа и запретить ему ехать за герцогом, но у нее не хватило сил, и она решила, что если он и поедет, то она может просто не опускать мост. Остановившись на этом решении, она считала его непоколебимым, но, когда время подошло к одиннадцати, почувствовала, что не может более противиться желанию увидеть герцога, которого полагала столь достойным любви, и приказала камеристке опустить подъемный мостик. Тем временем герцог и граф де Шабан подъезжали к Шампиньи, испытывая прямо противоположные чувства. Герцог упивался предвкушением встречи и сладостью надежд, граф же был охвачен бешенством и отчаянием и тысячу раз готов был проткнуть соперника шпагой. Наконец они добрались до парка, оставили лошадей стремянному герцога де Гиза, пробрались через пролом в стене и направились к цветнику. Граф де Шабан при всем своем отчаянии еще хранил крохотную надежду, что рассудок вернется к принцессе и она откажется от встречи с герцогом. Только увидев опущенный мостик, он понял, что надеяться больше не на что, и в этот миг он был способен на все. Однако стоило ему подумать о том, что если он устроит шум, то его наверняка услышит принц де Монпансье, чьи покои выходили в тот же самый цветник, и гнев его обрушится на принцессу, ярость его мгновенно остыла, и он благополучно доставил герцога к ногам госпожи де Монпансье. Он не решился присутствовать при их свидании, хотя принцесса просила его и сам он втайне желал этого. Он удалился в небольшой коридор, ведущий на половину принца, и стоял там во власти самых горьких мыслей, когда-либо посещавших влюбленного. Между тем, хотя они почти не шумели, принц де Монпансье, который, на беду, не спал в этот час, услышал в парке шорох и, разбудив лакея, велел ему посмотреть, что происходит. Лакей выглянул в окно и увидел сквозь тьму, что мостик опущен. Он доложил об этом своему господину, и тот приказал ему тотчас же спуститься в парк и узнать, в чем дело. Через минуту принцу послышались шаги, он встал и направился прямо на половину жены, ибо именно туда и вел подъемный мост. В это время принцесса де Монпансье, смущенная тем, что осталась с герцогом наедине, несколько раз просила графа войти в комнату. Он, извиняясь, отказывался, но она продолжала настаивать, и он, от гнева потеряв осторожность, ответил ей так громко, что это услышал принц, как раз подходивший к коридору, где находился граф. Принц не разобрал слов, но до него явственно донесся мужской голос, в котором он не узнал голоса графа. Подобная неожиданность могла бы взбесить и человека не столь ревнивого и вспыльчивого. Принц пришел в ярость, он неистово застучал в дверь и потребовал, чтобы ему отворили, жесточайшим образом поразив принцессу, герцога де Гиза и графа де Шабана. Услышав крики принца, граф сразу понял: утаить, что в комнате принцессы кто-то есть, уже невозможно, но если принц застанет там герцога де Гиза, он убьет его на глазах у принцессы, и еще неизвестно, оставит ли в живых ее самое, поэтому он решил, движимый беспримерным благородством, принять гнев принца на себя и этим спасти свою неблагодарную возлюбленную и счастливого соперника. Пока принц колотил в дверь, он бросился к герцогу де Гизу, не знавшему, что предпринять, и передал его камеристке, чтобы та вывела его из замка, а сам приготовился встретить принца. Едва герцог вышел через переднюю комнату, как принц, выломав дверь, ворвался в покои жены, ища глазами, на кого обрушить свою ярость. Но, увидев графа де Шабана, который стоял, опершись на стол и словно окаменев от горя, он и сам застыл, потеряв от удивления дар речи, ибо меньше всего ожидал застать здесь этого человека, столь для него дорогого. Принцесса лежала на полу в полуобмороке. Наверно, никогда еще судьба не сталкивала между собой трех человек, охваченных столь бурными чувствами. Наконец принц, не веря своим глазам и желая выяснить, что значит весь этот хаос, обратился к графу, и в тоне его чувствовалось, что дружеские чувства еще борются в нем с подозрениями.