Алексей Парин - Чудесный рог: Народные баллады Страница 7

3

Робин Гуд и шериф

             Двенадцать месяцев в году,             Считай иль не считай.             Но самый радостный в году             Веселый месяц май.

             Вот едет, едет Робин Гуд             По травам, по лугам             И видит старую вдову             При въезде в Ноттингам.

— Что слышно, хозяйка, у вас в городке? —Старуху спросил Робин Гуд.— Я слышала, трое моих сыновейПред казнью священника ждут.

— Скажи мне, за что осудил их шериф?За что, за какую вину:Сожгли они церковь, убили попа,У мужа отбили жену?

— Нет, сударь, они не виновны ни в чем.— За что же карает их суд?— За то, что они королевскую ланьУбили с тобой, Робин Гуд.

— Я помню тебя и твоих сыновей.Давно я пред ними в долгу.Клянусь головою, — сказал Робин Гуд,—Тебе я в беде помогу!

             Вот едет, едет Робин Гуд             Дорогой в Ноттингам             И видит: старый пилигрим             Плетется по холмам.

— Что слышно на свете, седой пилигрим? —Спросил старика Робин Гуд.— Трех братьев у нас в Ноттингамской тюрьмеНа смерть в эту ночь поведут.

— Надень-ка одежду мою, пилигрим.Отдай-ка свое мне тряпье,А вот тебе сорок монет серебром —И пей за здоровье мое!

— Богат твой наряд, — отвечал пилигрим,—Моя одежонка худа.Над старым в беде и над нищим в нуждеНе смейся, сынок, никогда.

— Бери, старичок, мой богатый наряд.Давай мне одежду свою,И двадцать тяжелых монет золотыхТебе я в придачу даю!

Колпак пилигрима надел Робин Гуд,Не зная, где зад, где перед.— Клянусь головой, он слетит с головы,Чуть дело до дела дойдет!

Штаны пилигрима надел Робин Гуд.Хорошие были штаны:Прорехи в коленях, прорехи с боков,Заплата пониже спины.

Надел Робин Гуд башмаки старикаИ молвил: — Иных узнаютПо платью, а этого можно узнать,Увидев, во что он обут!

Надел он дырявый, заплатанный плащ,И только осталось емуКлюкой подпереться да взять на плечоНабитую хлебом суму.

             Идет, хромая, Робин Гуд             Дорогой в Ноттингам,             И первым встретился ему             Шериф надменный сам.

— Спаси и помилуй, — сказал Робин Гуд.—На старости впал я в нужду.И если ты честно заплатишь за труд,К тебе в палачи я пойду!

— Штаны и кафтан ты получишь, старик,Две пинты вина и харчи.Да пенсов тринадцать деньгами я дамЗа то, что пойдешь в палачи!

Но вдруг повернулся кругом Робин ГудИ с камня на камень — скок.— Клянусь головою, — воскликнул шериф,—Ты бодрый еще старичок!

— Я не был, шериф, никогда палачом,Ни разу не мылил петлю.И будь я в аду, коль на службу пойдуК тебе, к твоему королю!

Не так уж я беден, почтенный шериф.Взгляни-ка на этот мешок:Тут хлеба краюшка, баранья ногаИ маленький звонкий рожок.

Рожок подарил мне мой друг Робин Гуд.Сейчас от него я иду.И если рожок приложу я к губам,Тебе протрубит он беду.

— Труби, — засмеялся надменный шериф,—Пугай воробьев и синиц.Труби сколько хочешь, покуда глазаНе вылезут вон из глазниц!

Протяжно в рожок затрубил Робин Гуд,И гулом ответил простор.И видит шериф: полтораста конейС окрестных спускаются гор.

И снова в рожок затрубил Робин Гуд,Лицом повернувшись к лугам,И видит шериф: шестьдесят молодцовНесутся верхом в Ноттингам.

— Что это за люди? — воскликнул шериф.— Мои! — отвечал Робин Гуд.—К тебе они в гости явились, шериф,И даром домой не уйдут.

В ту ночь отворились ворота тюрьмы,На волю троих отпустив,И вместо охотников трех молодыхПовешен один был шериф.

Джордж Кемпбелл

Долиной рекиИ по горной странеДоблестный КемпбеллСкакал на коне.

Оседлан и взнузданБыл конь вороной.Без всадника в полночьПришел он домой.

Встала с постелиСтарая мать.Жена молодаяВышла встречать.

«Зелен мой луг,Но никем он не кошен.Бедный ребеночек мойНе доношен!»

Оседланный, взнузданный,Конь вороной,Обрызганный кровью,Вернулся домой.

Тяжко вздымалисьБока у коня.Стремя о пряжкуБилось, звеня.

Баллада о загадках

Три девушки шили в саду над водой,Дженнифер, Джентль и Розмари.К ним рыцарь приехал гостить молодой,А в роще поют соловьи до зари.

Одна усадила его у огня,—Дженнифер, Джентль и Розмари,—Другая овсом накормила коня.А в роще ноют соловьи до зари.

Постель приготовила третья сестра,—Дженнифер, Джентль и Розмари,—И сна пожелала ему до утра.А в роще поют соловьи до зари.

Но девушкам рыцарь сказал перед сном:— Дженнифер, Джентль и Розмари,Загадки мои разгадайте втроем! —А в роще поют соловьи до зари.

— Что в мире звучнее, чем рог егерей?Что в мире колючек терновых острей?

Что слаще, чем хлеб, утоляет сердца?И что на земле тяжелее свинца?

Что в мире длиннее дороги мирской?Что глубже на свете пучины морской?

Продумали сестры всю ночь до утра,Дженнифер, Джентль и Розмари.И вот что придумала третья сестра.А в роще поют соловьи до зари.

— Звучнее молва, чем рога егерей,А голод колючек терновых острей.

Для совести грех тяжелее свинца,И хлеба дороже нам слово отца.

Длиннее дороги лишь ветер один,И глубже любовь всех подводных глубин!

Загадки разгаданы все до одной,—Дженнифер, Джентль и Розмари,—Отгадчица рыцарю станет женой.А в роще поют соловьи до зари.

Лорд Рональд

— Где был ты, мой Рональд? — В лесах, моя мать.— Что долго скитался, единственный мой?— Гонял я оленя. Стели мне кровать.Устал я сегодня, мне нужен покой.

— Ты голоден, Рональд? — О нет, моя мать.— Где нынче обедал, единственный мой?— В гостях у невесты. Стели мне кровать.Устал я сегодня, мне нужен покой.

— Что ел ты, мой Рональд? — Не помню я, мать.— Подумай и вспомни, единственный мой!— Угрей я отведал. Стели мне кровать.Устал я сегодня, мне нужен покой.

— А где же борзые? — Не помню я, мать.— Подумай и вспомни, единственный мой!— Они околели… Стели мне кровать.Устал я сегодня, мне нужен покой.

— Ты бледен, мой Рональд! — О мать, моя мать!..— Тебя отравили, единственный мой!— О да, я отравлен! Стели мне кровать.Мне тяжко, мне душно, мне нужен покой.

Трагедия Дугласов

— Проснись поскорее, мой лорд, мой супруг,Надень свой тяжелый доспех.Пусть люди не скажут, что Дугласа дочьОбвенчана тайно от всех.

Проснитесь, проснитесь, мои сыновья,Седлайте коней вороных.Пусть люди не скажут, что Дугласа дочьВенчалась тайком от родных!

Беглянка несется на белом коне,А рыцарь — на сером за ней.В руке его — меч, на поясе — рог,И оба торопят коней.

Назад оглянулся и слушает он,Что слышится в поле глухом.Там слышится топот и ржанье коней —Семь рыцарей скачут верхом.

— Мой шелковый повод, подруга, возьми.Держи моего жеребца.Средь чистого поля я встречу одинИ братьев твоих, и отца!

Стояла она, смотрела она,И горько ей было смотреть,Как шестеро братьев один за другимДолжны за нее умереть.

Стояла она, смотрела онаИ слез удержать не могла,Когда наконец ее старый отецСвалился с крутого седла.

— Опомнись, опомнись, безжалостный лорд.Постой, не рази до конца.Я нового друга могла бы найти,—Найду ли другого отца?

Сняла она с шеи узорный платокГолландского полотна.Но алая кровь из отцовской грудиБежала, как струйка вина.

— Ты хочешь ли дальше поехать со мнойИль, может, вернешься к родне?— Поеду с тобой, мой единственный друг,—Других не оставил ты мне!

Опять они скачут вперед и вперед.Луна над полями взошла,С коня он спустился у бледной водыИ снял свою даму с седла.

Вот оба склонились уста освежитьСтуденой водою ручья.Но кровью горячего сердца егоПод ним обагрилась струя.

— Ты ранен, ты ранен, — сказала она,—И кровь твоя в воду бежит!— О нет, дорогая, пурпурный мой плащ,В воде отражаясь, дрожит.

Опять они скачут при свете луны,Несутся всю ночь напролет.У темного замка сошел он с коняИ крикнул, стучась у ворот:

— Открой поскорее, сударыня мать,Усталого сына впусти.Желанную гостью на краткую ночьЕму довелось привезти.

Спеши приготовить для сына постель,Вели ее мягче постлать.Жену молодую со мной положи —И долго мы будем спать!

Он тихо скончался ночною порой,Подруга — в предутренней мгле.Пусть горестный жребий влюбленной четыНе ждет никого на земле!

У церкви Марии беглянка лежит,А рядом — погибший любовник.Над ней белоснежная роза цветет,Над ним — темно-красный шиповник.

Кусты разрослись и ветвями сплелись,И в мае цветут они оба,И шепчут они, что лежат в их тениДва друга, любивших до гроба.

Прекрасная Анни из Лох-Роян