Юрий Медведев - Русские легенды и предания. Иллюстрированная энциклопедия Страница 15

Там растет мировое древо (наши предки полагали, что это береза или дуб, а иногда дерево так и называется — Ирий, Вырий), у вершины которого обитали птицедевы и души умерших. На этом дереве зреют молодильные яблоки.

В Ирии, у колодцев, находятся места, приуготовленные для будущей жизни хороших, добрых людей. Это студенцы с чистой ключевой водою — живой и мертвой, при которых растут благоухающие цветы и сладко поют райские птицы.

Праведных ожидает в Ирии такое несказанное блаженство, что время для них как бы перестанет существовать. Целый год пролетит как единый неуловимый миг, а триста лет покажутся всего-навсего тремя счастливыми, сладостными минутами… Но на самом деле — это лишь ожидание нового рождения, ведь из Ирия аисты приносят младенцев, наделенных душами ранее существовавших людей. Так они обретают новую жизнь в новом обличье и с новой судьбой.

Ирии-птицы (Вырии-птицы) — так называли первых весенних птиц, обычно жаворонков, которые на своих крыльях как бы несут весну из райских садов. Именно у птиц находятся ключи от неба — улетая на зиму, они запирают небеса и уносят ключи с собой, а возвращаясь весной, открывают, и тогда отворяются небесные животворные источники.

В числе хранителей назывались ласточка, кукушка, а иногда и сам Перун, который, просыпаясь с прилетом птиц, своими молниеносными золотыми ключами открывает небо и низводит на страждущую землю плодоносящий дождь.

КАПИЩА

Сны капища

Когда Рудый воротился из похода на лютичей, он пришел к князю и сказал:

— Сегодня ты, князь, предоставишь нам право выбрать из воинской добычи все, что нам по нраву. Однако скажу тебе, княже: не надобно мне ни золота, ни серебра, ни прекрасных дев-полонянок. Другой награды прошу от тебя. Хочу попытать свои силы на службе богам.

— Но разве ты ведаешь руны и резы? Разве умеешь ворожить на судьбу? Разве слышал когда-нибудь голоса богов и толковал их? — вопрошал князь.

— Я научусь, — твердил Рудый. — Надоело мне лить свою и чужую кровь — желаю жить отныне в тиши священной рощи, слушать пение священных птиц и журчанье священного источника. Испытай меня, княже!

Князь растерянно обернулся к своему волхву, стоящему позади кресла, уверенный, что встретит гневливый взор, однако седобородый старик лишь усмехнулся.

— Будь по-твоему, воин, — сказал он мягким, словно соболиный мех, голосом. — Дам тебе испытать себя. Кто-то еще хочет пойти служить в капище?

Вызвались несколько человек. И старый волхв повел их на холм Перуна, где стояли грозные идолы и лежали священные камни, меченные стрелами громоносного бога.

Свершили возлияния в честь бога, а потом почтили его обильным ужином. Вскоре после сытной еды глаза воинов начали слипаться и они крепко уснули. Едва-едва продрали глаза и никак не хотели поверить, что спали целые сутки.

— А теперь поведайте мне, дети мои, что видели вы во сне?

Рудый начал первый. Он аж захлебывался от нетерпения поведать свой сон!

— Видел я того лютича, который пер на меня с саженным двуручным мечом. Но я извернулся — и всадил свой клинок прямо в печень врагу! Тогда я подумал: не иначе, боги за меня. Тогда-то и решил сделаться их служителем.

Старый волхв обратился к другим воинам. И что же? Всем им привиделись картины сражений! Молчал только Сумерек — княжеский стремянной.

— А ты что скажешь, сыне? — вопросил его волхв.

— Чудилось мне, будто лежу я здесь на траве — и в то же время иду вон-он там, по лесу. И вижу этот священный холм, и островерхие фигуры идолов наших, и спящих товарищей моих, и даже себя самого. А над ними сбираются тучи. Смотрю я, смотрю — не туча это, а голова огромного существа! И рек он: «У каждого свой путь. Узрит лишь тот, кому зреть дано!»

— Узрит лишь тот, кому зреть дано! — задумчиво повторил волхв. — Воистину так! Узреть в святилище Перуна самого грозного бога может лишь тот, кому это дано как великий дар небес. А вы все — видели каждый стезю свою.

И он отправил Рудого и его приятелей с холма, приказав им воротиться в войско. Сумерек остался в святилище Перуна.

У древних славян капищами назывались места приношения жертв богам и божествам, отправления служб. «Капь» — означает изображение бога, идола, статую. Святилища под открытым небом нередко были круглыми, состоящими из двух концентрических валов, на которых разводились костры. Во внутреннем кругу ставились идолы, обычно деревянные; здесь горел жертвенник и здесь «жрали бесам», то есть приносили жертвы богам. Это именовалось капищем. Внешний круг предназначался для потребления жертвенной пищи и назывался требищем. Треба — это языческое приношение и само ритуальное съедение жертвенной пищи волхвами и всеми присутствующими на богослужении.

КОРОВЬЯ СМЕРТЬ

Черная лечейка

Ехал с мельницы мужик поздней вечерней порою. Плетется обочь дороги старуха и просит:

— Подвези, милок, до деревни.

— А ты кто, бабушка?

— Лечейка, родимый, коров лечу.

— Да где ж ты лечила?

— Была в деревне Истоминой, да вот беда — все коровы там переколели. Мужику бы погнать ее, а он глуповат был — посадил на воз и двинулся дальше. Приблизившись к околице, оборачивается к старухе:

— Тебя к которому дому доставить? — А на возу уже и нет никого, только вдали черная собака промелькнула.

Поехал мужик к себе домой, а наутро узнал, что за ночь в деревне пало уже три коровы, а остальные захворали. Не лечейку он привез, а саму Коровью Смерть!

Злое существо, несущее погибель всему крестьянскому стаду, живет в народном воображении и доныне. Является оно в образе безобразной, злобной старухи, у которой, вдобавок ко всей ее уродливости, руки с граблями. По старинному поверью, она никогда сама в село не приходит, а непременно завозится или заносится прохожим-проезжим человеком или местной ведьмой.

Чтобы узнать ведьму, которая занесла Коровью Смерть, сначала добывают трением живой огонь: на большой камень кладут кусок сухого дерева, и двое начинают тереть по дереву канатом, пока оно не загорится. Всех женщин заставляют прыгать через камень, и та, что откажется прыгать через живой огонь, — и есть ведьма.

Пытаясь оберечься от беды, деревенские женщины совершают по осени древний таинственный обряд опахивания деревни.

Накануне с вечера обегает все дворы старуха-«повещалка», созывающая баб на заранее обусловленное дело. Те, кто был согласен идти за нею, умывали руки, вытирая их полотенцем, принесенным повещалкою. Мужики (от мала до велика) должны были во время свершения обряда сидеть по избам и не выходить, чтобы избежать беды великой.

Наконец наступал заветный час — полночь. Баба-повещалка в надетой поверх шубы рубахе выходила к околице и била-колотила в сковороду. На шум собирались одна за другою женщины — с ухватами, кочергами, помелами, косами, серпами, а то и просто с увесистыми дубинами в руках. Скотина давно вся была заперта крепко-накрепко по хлевам, собаки — на привязи. К околице притаскивалась соха, в которую и запрягали повещалку. Зажигались пучки лучины, и начиналось шествие вокруг деревни. Она троекратно опахивалась межевою бороздою. Для устрашения чудища, способного, по словам сведущих в подобных делах людей, проглатывать коров целыми десятками сразу, в это время производился страшный шум: кто чем и во что горазд, причем произносились различные заклинания и пелись особые, приуроченные к случаю песни.

Если при опахивании попадалось навстречу какое-нибудь животное, или, храни Бог, человек, на него накидывались всей толпой, всячески терзали и старались прогнать подальше. Поверье гласило, что облик того встречного существа принимала сама Коровья Смерть.

В этом обряде опахивания деревни сохранились отголоски глубочайшей древности — матриархата, а также неискоренимая вера в то, что женщинам подвластны потусторонние силы.

КОЩЕЙ БЕССМЕТНЫЙ

Про Кощея, Ивана-царевича и Марью Моревну

Жил на свете Иван-царевич, и было у него три сестры. Однажды поехал он на охоту, вернулся — дома никого нет. Слуги рассказали, что налетели Сокол, Орел и Ворон, да унесли царевен к себе в жены. Пошел Иван-царевич их искать, зашел в царство, которым правила Марья Моревна, прекрасная королевна. Увидал ее Иван-царевич — и полюбил. Он ей тоже полюбился. Поженились они. Марья Моревна дала ему ключи от всех палат, а один, самый большой, спрятала и говорит:

— Только от подвала ключ я тебе не дам, иначе беда будет.

Прошло сколько-то времени, Иван-царевич не может ни спать, ни есть, так ему хочется в тот подвал заглянуть. Выждал, когда Марья Моревна гулять в сад вышла, выкрал у нее ключ и отомкнул двери в подвал. Глядит — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича: