Анатоль ле Бра - Легенда о Смерти Страница 23

Поднялся один из мужчин, захлопнул дверь и вернулся на свое место возле очага. Но не успел он усесться на свою лавку, как дверь снова широко распахнулась.

— Экий неловкий! — воскликнул кто-то. — Сразу видно, что никогда не бывал в Париже.

— Но клянусь, я ее закрыл, — возразил мужчина.

И он снова пошел закрывать дверь, стараясь в этот раз толкнуть ее посильнее, чтобы она плотно вошла в проем.

— Все, если и теперь она откроется, вы не сможете сказать, что я виноват, — пробурчал он, возвращаясь в атрий.

— Или ты тупица, или эта дверь заколдована, — заметил другой слуга, — смотри, она еще шире раскрылась, чем раньше.

— Ну так иди и закрой ее сам, а я больше не пойду!

— Ну а я закрою, будь там хоть сам дьявол!

Этот второй слуга был парень кряжистый, с руками, как у борца. Он крепко сжал руками створку двери, заставил ее повернуться на петлях и подпер ее обоими своими плечами.

— Спорим, — сказал он, — что никакие ветры в мире ее больше не откроют.

Он не успел договорить, как дверь ударила его по спине, и все увидели, как он упал на пол, в двух шагах от нее.

Он поднялся, весь в синяках, и разразился бранью:

— Тысяча проклятий, кто осмелился открыть эту дверь?

Все услышали ехидный смешок и голос, проговоривший:

— Ты же хвалился, что закроешь ее, даже если сам дьявол будет за ней?

Слуга был напуган, но не хотел подавать виду.

— Я спрашиваю, кто осмелился открыть эту дверь!? — повторил он.

— Я, — ответил голос тоном таким сухим, таким жестким и таким гневным, что слуга больше не настаивал, да и не мог. Ему показалось, что огненное дыхание лизнуло его лицо. Его ужас был тем более сильным, что он никого не видел. Бледный, он поспешил затеряться среди присутствующих на бдении, которые и сами-то дрожали от холодной лихорадки — лихорадки страха.

Часы в доме медленно пробили полночь.

И когда прозвучал двенадцатый удар, все свечи у ложа умершего разом погасли сами собой.

Никто из присутствующих не осмелился их снова зажечь, и труп оставался в глубокой тьме. Только слышалось временами, как хлопают простыни на ветру из-за открытой двери, словно выстиранные холсты, расстеленные под небом на луговой траве.

С полуночи до зари люди, сидевшие у смертного ложа, не произнесли ни слова. И ни одна молитва больше не была прочитана. Все сидели по углам друг против друга, освещенные лишь углями, тлевшими в очаге, и мерцанием коптящей смоляной лампы. Стараясь руками закрыть глаза и уши, все с нетерпением ждали рассвета.

Во многих районах финистерского Корнуайя еще и сейчас сохраняется обычай произносить хвалу умершему человеку. Такие речи — это специальность главным образом женщин: нищих старух, старых прядильщиц, проходящих странниц.

В начале общего бдения у ложа умершего, когда вокруг него уже собрались все родные, женщина, которой поручено импровизировать похвалу покойнику, берет слово. Она усаживается у подножия кровати, глаза ее прикованы к мертвому. Медленно и протяжно перечисляет она главные события жизни усопшего, особенно подчеркивая, что он «никогда не чинил несправедливостей себе подобным», и заканчивает восхвалениями его скромных добродетелей, напоминая, что он был хороший муж, хороший отец и добрый работник.

Она не упустит ни одной подробности, чтобы показать, как он исполнял свою работу. Так, старая Анриетта Данзе из Одиерна, которая должна была восхвалить юношу по имени Эрве Масон, зарабатывавшего свой хлеб бегая по чужим поручениям, рассказала об этом следующим образом:

«Он был всегда готов, если возникала нужда в его услугах. Сообщить ли кому-нибудь о рождении или кончине или выполнить любое другое поручение — он никогда не отказывал. Он отправлялся в любой час дня и ночи. Постоянно, для того или для другого, он шагал по дорогам Мыса (мыса Сизён). Не было лучшего ходока, чем он, и посланника более надежного и более скромного. С ним можно было быть спокойным: он ничего не забывал и все выполнял очень точно. Его честность была бесподобна. Ему можно было доверить все, что угодно, и даже деньги. Вы не увидели бы его в кабаках, пьяным и оставляющим свои заработанные деньги в канавах вдоль дорог, как это делают другие. Никогда он не брал за свои услуги сверх того, что ему были обязаны. Короче, он был честен во всем, что касалось его ремесла. Поэтому попросим Господа, чтобы он дал ему местечко в раю».

Часто «восхвалительница», или, как ее обыкновенно называют, «проповедница», берет в свидетели истинности своих слов присутствующих на бдении. Или они сами вдруг перебивают ее, чтобы подтвердить ее слова:

— Это так... Чистая правда...

Конечно, эти деревенские надгробные речи в чем- то похожи на все панегирики такого рода: было бы излишне думать, что они всегда сияют искренностью.

— Надо немножко навести на них красоту, — говаривала Анриетта Данзе.

ГЛАВА VIII

ПОХОРОНЫ

В Плестен-ле-Грев во времена моего детства покойников везли на кладбище на повозке, правил ею приходский священник. Эта была повозка типа обычной телеги, вроде тех, в которых возят зерно на рынок или навоз на поля. Но для этого случая ее особым образом обустраивали. Например, укрепляли с двух сторон согнутые дугой ивовые ветви, чтобы получился навес над гробом. На эти дуги натягивали белую ткань, и лошадей или быков, впряженных в повозку, тоже покрывали тканью, как попоной.

* * *

В наше время мертвых на кладбище уже не возят на повозках, за исключением нескольких кантонов Нижнего Корнуайя. В коммунах, где нет похоронных дрог, их несут на руках заранее назначенные люди — иногда самим умирающим. Эти люди должны быть того же положения и звания, что и покойник: женатых должны нести женатые, молодых — молодые, крестьян — крестьяне, моряков — моряки.

* * *

Нельзя погонять кнутом лошадей, впряженных в похоронные дроги. Если они остановятся, надо ждать, пока они сами снова не двинутся в путь, во всяком случае, подгонять их можно только словами и очень ласково.

И нельзя дважды нести гроб по мосту — мост может обвалиться.

* * *

Нельзя ни за что усаживаться у окна или на пороге дома и смотреть на проходящую мимо похоронную процессию: может показаться, что вы поддразниваете умершего, мол, мы-то остаемся здесь, а ты уходишь. Мертвый за это обязательно отомстит.

Единственный способ оказать ему уважение и не вызвать обиды — это выйти на дорогу, преклонить колена и опустить голову, пропуская кортеж.

Никогда нельзя оставлять дом пустым во время похорон, в противном случае умерший, которого, как все полагают, провожают на кладбище, останется его сторожить.

Мясник из Куэнака должен был деньги за теленка фермерам из Клоара. Субботним утром, проезжая неподалеку от фермы, он решил: «Ну-ка, сделаю крюк и улажу свои дела со старой Ларидон». Наик Ларидон — это было имя старой хозяйки фермы, которую она держала вместе со своими двумя сыновьями.

Сказав это, он отправился по дороге на ферму. Войдя во двор, он с удивлением увидел, что никого нет. «В поле они, что ли?» — подумал он. Даже дверь дома была, против обыкновения, закрыта. Он все- таки решился поднять задвижку, дверь отворилась, и мясник вошел в кухню. Здесь было так же тихо и пусто, как и во дворе.

— Эй, — крикнул он, — здесь что, все умерли, что ли?

— И правда, вроде того, — ответил ему надтреснутый голос, в котором он узнал голос старой Ларидон.

В помещении было темно, и мясник спросил:

— Вы где, Наик?

— Да здесь, у очага, мясник.

Он подошел ближе и действительно увидел старуху, выгребавшую золу из очага маленькими железными вилами, которыми в деревнях пользуются, чтобы подбрасывать в огонь хворост.

— О, вот хорошо! — снова заговорил мясник. — У меня дельце до вас. Я принес вам деньги за вашего теленка, пересчитаете? Четыре экю, если мне не изменяет память.

— Да, да, положите там, на стол.

— Как скажете... Здоровья вам, Наик, и до встречи, — я спешу.

— Вот мы с Божьей помощью и повидались, мясник!

Никогда ему не приходилось видеть старуху такой покладистой. Она даже не двинулась с места, чтобы убедиться, что деньги лежат на месте, и это она, которая всегда требовала, чтобы ей дали еще сверх того, что были должны. С этим мыслями мясник вышел на дорогу. И в этот момент он увидел людей в трауре, которые двигались из села по направлению к Клоару. Среди них были оба брата Ларидоны. Мясник остановился, пропуская их, и поздоровался.

— Никак чьи-то похороны сегодня? — спросил он.

— Да, — отвечал печально старший Ларидон.

— Кто-то из ваших близких? Так вот почему ваша матушка с таким озабоченным видом сгребала золу. Ей даже не захотелось пересчитать деньги, которые я принес за теленка.