Татьяна Редько-Добровольская - Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия Страница 30

Однажды, как обычно втроем, братья отправились со скотом на пастбище. Когда, расположившись в виду своего стада, они беседовали, Цзуру произнес:

— Пасем мы такое множество скота, а ходим совершенно голодные: давайте зарежем и съедим хоть одного теленка!

— Зарежем и съедим? — говорит Рунса. — Да ведь отец с матерью заругают нас! Никак этого нельзя!

Цзаса–Шикир сидит, не говоря ни слова, а Цзуру продолжает:

— Я беру ответственность на себя. Цзаса, поймай–ка теленка!

Цзаса поймал, а Цзуру зарезал теленка и содрал с него шкуру в виде мешка. Когда они ели мясо, кости кидали в этот кожаный мешок. Но вот Цзуру дернул этот мешок за хвост, трижды взмахнул рукой, и вдруг теленок ожил и побежал в стадо.

Когда братья вернулись со своим скотом домой и все трое вошли в юрту, то Цзуру уселся на свое место и принялся за еду, а Цзаса с Рунсой стоят.

— Цзуру ест, а вы почему не едите? — спрашивает мать.

— Мы сыты, не хотим! — отвечает Рунса. — Наш младший брат Цзуру зарезал телка и накормил нас телятиной.

Старик Санлун так и ахнул:

— Цзуру, это правда?

— Не стану говорить, что это ложь, — отвечает Цзуру.

Тогда старик схватил кнут и бросился с намерением отстегать Цзуру. Он хочет стегать, а Цзуру хватается за кнут и перебранивается со стариком.

— В чем дело, старина? — спрашивает выбежавшая на шум Гекше–Амурчила.

— Этот негодяй, — говорит Санлун, — зарезал, чертов сын, теленка. Этакая подлость! — И старик никак не может унять своего гнева.

— Ах ты, негодная заблудшая кляча, — забранилась Гекше–Амурчила. — Что же твоим телкам и счета нет, что ли? Ты сначала сосчитай телят: будто у тебя, негодного, уж так много их. А если бив самом деле съел? Эка беда! Как же ты смеешь бить моего мальчика из–за одного–единственного теленка! Похоже, что ты и всерьез думаешь, будто скот и сам по себе будет хорошо разводиться.

Старик выбегает и пересчитывает телят — все оказываются налицо. Вбегая в юрту, набрасывается он тогда на Рунсу:

— Ну, что ты за лгун? Попробуй–ка ты у меня еще раз наврать: не я буду, если я тебя не запорю до смерти.

На следующее утро все трое опять ушли со скотом, и Цзуру опять зарезал теленка. Тогда Рунса потихоньку спрятал хвост к себе за пазуху. Как и прошлый раз, они ели мясо, бросая кости в мешок; так же потом Цзуру трижды взмахнул рукой, и оживший теленок резво помчался в свое стадо.

Когда пришли со скотом домой, Рунса говорит:

— Покушаем–ка хвоста от теленка, которого зарезал наш младший братец Цзуру! — и он вытаскивает из–за пазухи хвост, на котором еще не запеклась кровь, и, присев к огню, закапывает его в золу.

— Что это значит, Рунса? — спрашивает старик.

— Младший наш братец, Цзуру, зарезал для нас телка, вот я и хочу теперь испечь телячий хвост и покушать! — говорит Рунса.

— Ну, голубчик Цзуру, — произносит Санлун, — как же это ты решился на подобную подлость?

И опять старик берет кнут и хочет отстегать Цзуру, но тот сопротивляется, хватаясь за кнутовище.

— Э, да он совсем из ума выжил! — кричит Цзуру. — Что это он на меня замахивается и лезет в драку?

В это время вбегает мать Цзуру.

— Что это ты, что это ты, старый греховодник? — кричит она.

— Вон, — говорит старик, — вон Рунса жарит телячий хвост, на котором еще не запеклась кровь. Говорит, что Цзуру зарезал теленка. Теперь сама суди: правда ли это?

— Что же ты лезешь драться–то из–за небылиц, которые плетет этот вот твой сынок? Ты лучше бы посмотрел, все ли телята?

Старик пошел и пересчитал телят — все оказались налицо, только у одного из хвоста идет кровь.

— Хвост–то у него обрублен! — кричит старик, вбегая в юрту, и принимается стегать Рунсу, приговаривая:

— Не клевещи понапрасну на бедного мальчика! Это тебе и будет: «Пришел бодочей[36], хотонцам[37] же его и угощать».

— Такое уж мое счастье! — говорит Цзуру. — Однако чем быть оговариваемому понапрасну, пусть лучше оговаривают меня поделом: и не я это буду, если завтра я у тебя не отравлю изрядное количество скота.

Отправились три брата со скотом. Цзуру зарезал на этот раз девять валухов из своего овечьего стада, чудом набрал откуда–то огромных котлов и, приведя Рунсу в трепет своим величественным видом, принялся стряпать еду. Потом он вынул готовое мясо, устроил жертвенник и с молитвою обратился ко всем своим гениям–хранителям:

— Ты, мой родимый, верховный Хормуста–тэнгрий и покорные тебе семнадцать тэнгриев сонма Эсроа, и тридцать три тэнгрия свиты твоей. И ты, родимая моя бабушка, Абса–Хурце. И ты, переводчик мой, белая небесная дева Арья–Аламкари, покровительница моя, владеющая тремястами языками. И вы, мои жребьеметатели, Моа–Гуши и славный Дангбо. И ты, земной мой отец, горный царь Оа–Гунчид. И вы, три победоносные сестрицы мои, и вышние мои хранители, Будды десяти стран света и четыре драконовых царя преисподней. Все вы повелели мне отправиться в мир, и вот я родился в мире, и хочу я, ничтожный, явиться пред вашими очами и молитвенно воззвать к вам, принося предлежащую чистую жертву.

И сказали все его гении–хранители:

— До наших ноздрей доносится сладостный запах: то родился, значит, на Златонедрой Земле наш соплячок, и вот дает нам знать, что родился.

Помолившись всем этим покровителям своим, он поставил пред Цзасой и Рунсой большой стол и предложил им угощение. Цзаса ел вволю, а Рунса, подавленный величием Гесера, сидел и ничего не ел. Созванные же Цзурой его гении–хранители пришли под видом множества людей и съели все дочиста. Встав из–за стола, Рунса поспешил домой, а Цзаса с Цзурой отправились со скотом вслед за ним.

Дома Рунса рассказывает:

— Ваш сынок Цзуру стравил до десяти валухов. Набрав откуда–то котлов, стал он всех баранов варить, а после того, как вынул готовое мясо, давай он всуе причитать: «Верховные тэнгрии, преисподние драконовы цари!» Всуе поминал даже Будд, причитывая «Цзу–Цзу», и много болтал он такого, что я и не упомню. Потом он стал угощать нас обоих мясом, и меня и Цзасу. Но я, с горя о бедных наших баранах, не стал есть… Не знаю, в какие стороны поразбрелся и весь–то наш скот… А в то время, как они ели, стало подходить множество всяких проходимцев. Цзуру же выбегает им навстречу и приглашает: принимает их коней под уздцы и просит пожаловать. Само собой разумеется, что этот сброд дочиста сожрал все угощение.

— Экое нечистое дело вышло! — говорит старик, выслушав рассказ Рунсы; хватает кнут и бежит посмотреть, не видно ли скота. Он поднимается на пригорок и пристально смотрит из–под руки вдаль. Цзуру со всем стадом находится совсем близко от него, но старик не видит ни Цзуру, ни своего скота: затмил ему очи Цзуру своей волшебной силой.

Старик возвращается домой и садится на свое место.

— Просто беда: ничего вдруг не могу видеть! — говорит он. — Погоди, Цзуру: вот я ж тебе!

Но не успел старик и пригрозить, как Цзуру с песнями пригоняет ревущий скот.

— Эге, я тебя узнаю: ведь сынок–то у меня настоящий певец!

Старик хватает кнут и выбегает ему навстречу. Только было он замахнулся, чтобы ударить Цзуру, как тот вырвал у него кнут и забросил. Тогда старик вступает с ним в борьбу.

— Ой–ой, помогите! — кричит Цзуру и, притворяясь, будто падает, перекидывает старика через свою голову.

— Ой–ой! — вопит старик, а Цзуру, в свою очередь, кричит: «Помогите!»

В это время подбегает Гекше–Амурчила.

— В чем дело, старик, в чем дело? — спрашивает она.

— Я думал, — говорит тот, — я думал, что ты родила мне сына, а, оказывается, ты правду говорила, что это настоящее чертово отродье! Зарезал и стравил девять валухов, а когда я попробовал было его наказать, так он вот как перекинул меня через свою башку! Не изуродовал ли он меня, так сильно все болит.

— Жалко, если не изуродовал! — говорит Гекше–Амурчила. — Ведь Рунса и прошлый раз все науськивал тебя, уверяя, что Цзуру режет телят: и что же, правда это оказалось? А теперь он же уверяет, будто Цзуру зарезал девять валухов… Перекинуть–то он, кажется, тебя действительно перекинул, а все же тебе следовало бы и теперь сосчитать своих валухов.

Старик пошел, пересчитал своих валухов и вернулся, убедившись, что они в целости.

— Аи, ай–ай, Рунса! Что же ты делаешь? — сокрушается старик.

Тогда вступается Гекше–Амурчила:

— А ты, голубчик Цзуру, ты чего же смотришь? Выходит по пословице: «Кто дом строил — позади сидит, а кто веточки резал — вперед идет»? Теперь уже ясно, что Рунса задался целью тебя извести. Стоит только теперь ему явиться и наговорить на тебя, а старику по наговору Рунсы приняться бить тебя — и умереть тебе неминуемо под ножом. До коих же пор я буду смотреть на твои злоключения ?